В доме коммерции советника (дореволюц. издание) - Евгения Марлитт

Пожилая дама съ нѣмымъ восторгомъ всплеснула руками и посмотрѣла на золото, разсыпанное на ея простенькой скатерти.

– Все это золото составляетъ плату за одно леченіе, – сказалъ онъ съ самодовольною улыбкою, – тяжелое время миновало, – добавилъ онъ, переступая порогъ угловой комнаты.

По всему видно было, что тетушкѣ обо многомъ хотѣлось поразспросить его, но она молчала, напрасно стараясь догадаться какому леченію и какому паціенту племянникъ обязанъ такой значительной суммой.

Кети хотѣла воспользоваться удобною минутою, что-бъ сойти съ лѣстницы. Какъ сильно билось ея сердце и какъ краснѣли ея щеки при одной только мысли, что она была невольною свидѣтельницею ихъ сердечныхъ изліяній. Дверь изъ комнаты вела прямо въ сѣни и Кети хотѣла незамѣтно пробраться во дворъ, что-бы даже сама тетушка Діаконусъ не знала, что она слышала весь ихъ разговоръ. Она робко заглянула въ угловую комнату, гдѣ оба стояли у письменнаго стола. Въ этотъ моментъ Кети ясно услыхала слова доктора: – посмотри откуда эти весенніе цвѣты? Развѣ ты знала мою симпатію къ этимъ голубенькимъ цвѣточкамъ?

– Это не я, Лео, – воскликнула тетушка, – твоя молодая родственница Кети поставила ихъ въ твой стаканъ. – Нетъ, я ужасно разсѣяна сегодня! – сказала она и поспѣшно вышла изъ комнаты, но Кети успѣла уже захлопнуть за собою дверь и выбѣжала въ садъ. Теперь она спокойно шла мимо оконъ, изъ первыхъ двухъ виднѣлись пестрые букеты зановѣски, затѣмъ слѣдовали еще два окна съ прозрачными филейными гардинами, изъ которыхъ сильно доносился запахъ гіацинтовъ и нарцисовъ; въ ту минуту, какъ Кети проходила, она увидѣла, какъ мужская рука сунула между горшками бѣлый стаканъ съ голубыми цвѣточками – это былъ ея маленькій букетикъ, который докторъ не пожелалъ оставить въ своемъ кабинетѣ.

Кети вздрогнула; теперь она сознала, что поставила себя въ очень неловкое положеніе, докторъ по всей вѣроятности счелъ ея поступокъ за безтактность легкомысленной дѣвушки. Она остановилась и со слезами на глазахъ протянула руку къ открытому окошку, это движеніе заставило доктора обернуться.

– Будьте такъ добры и передайте мнѣ мои цвѣты, – я на минуту положила ихъ на столъ и забыла взять обратно, – сказала она, стараясь придать своему голосу, какъ можно больше спокойствія.

Въ первую минуту казалось, будто голосъ ее слегка испугалъ его, онъ былъ видимо недоволенъ, что Кети застала его врасплохъ, но скрывъ это непріятное ощущеніе онъ отвѣтилъ ласковымъ голосомъ:

– Я сейчасъ ихъ вамъ вынесу. – Минуту спустя онъ опускался съ лѣсенки, потомъ мѣрными шагами подошелъ къ молодой дѣвушкѣ и почтительно подалъ ей стаканъ съ букетомъ.

– Эти первенцы весны мои любимые цвѣточки, – сказала она улыбаясь, – я всегда съ радостью наклоняюсь, что-бъ срывать ихъ и дорожу ими больше, чѣмъ всѣми цвѣтами богатой оранжереи.

Теперь только она успокоилась и вынула букетикъ изъ поданнаго ей стакана.

Въ эту минуту у окна показалась тетушка, она извинилась передъ своею гостьею и убѣдительно просила навѣщать ее какъ можно чаще.

– Мадемуазель Кети не долго пробудетъ здѣсь и скоро опять уѣдетъ въ Дрезденъ, – поторопился отвѣтить докторъ вмѣсто нея.

Эти слова очень удивили молодую дѣвушку; неужели онъ боялся, что она будетъ слишкомъ часто навѣщать его тетушку и говорить о его предполагаемой свадьбѣ? Эта мысль испугала ее, но она внутренно жалѣла доктора, зная какія страданія онъ скрывалъ въ своей груди.

– Вы ошибаетесь, я останусь гораздо долѣе, можетъ быть даже нѣсколько мѣсяцевъ; вы, какъ врачъ Генріэтты, можете скорѣе всѣхъ опредѣлить мнѣ приблизительно время, когда мнѣ безъ опасенія можно будетъ оставить больную сестру и возвратиться на родину?

– Вы хотите ухаживать за Генріэттою?

– Конечно, – возразила она, – довольно стыдно, что и до сихъ поръ уходъ за нею былъ всегда предоставленъ наемнымъ людямъ. Бѣдняжка иногда всю ночь не спитъ и не зоветъ никого, что-бы не видѣть кислыхъ выраженій заспанныхъ физіономій, которыя оскорбляютъ ее. Она слишкомъ горда и раздражительна, что-бы дать почувствовать своей прислугѣ, на сколько она отъ нихъ зависитъ. Теперь это не должно болѣе повторяться – я останусь съ нею.

– Вы думаете, что принятая вами задача легка? Генріэтта очень больна, вамъ не разъ придется переносить тяжелыя, страшныя минуты, – сказалъ онъ твердымъ голосомъ.

– Знаю, – возразила Кети блѣднѣя, – но я чувствую въ себѣ достаточно мужества и твердости.

– Вь этомъ я не сомнѣваюсь, – прервалъ онъ ее снова, – я увѣренъ въ вашемъ терпѣніи и состраданіи, но теперь положительно невозможно опредѣлить, когда наша больная не будетъ болѣе нуждаться въ уходѣ. Потому я и хочу предупредить васъ и если можно не допустить, что-бы вы слишкомъ энергично взялись за дѣло, у васъ, какъ и у всѣхъ, можетъ не достать физическихъ силъ.

– У меня? – спросила она гордо смотря на свои руки; – неужели вы можете говорить подобныя вещи, имѣя передъ собой мое крѣпкое сложеніе? Во мнѣ течетъ кровь моей бабушки Зоммеръ; она была дочерью дровосѣка, всегда бѣгала босикомъ и лучше владѣла топоромъ, чѣмъ ея братья, – это мнѣ разсказывала Сусанна.

Брукъ посмотрѣлъ въ открытое окно, гдѣ между гіацинтами и нарцисами стояла тетушка Діаконусъ и лицо его быстро омрачилось, замѣтивъ съ какимъ искреннимъ сочувствіемъ она смотрѣла на молодую дѣвушку.

– Я говорю не о силѣ мускуловъ, – сказалъ онъ болѣе мягкимъ голосомъ, – но надо замѣтить, что обязанности сидѣлки, постоянныя безпокойства и волненія пагубно дѣйствуютъ на нервную систему. Конечно, я не имѣю права дѣлать вамъ замѣчанія, это дѣло вашего опекуна. Какъ я полагаю, Морицъ настоитъ на томъ, что-бъ вы вернулись въ Дрезденъ въ опредѣленный срокъ.

Послѣднія слова докторъ произнесъ довольно рѣзко.

– Не понимаю вашу строгость! – сказала удивленная Кети, – почему вы такъ желаете моего отъѣзда изъ виллы? Развѣ у меня дурное намѣреніе? Я думаю, что Морицъ не вправѣ удержать меня, если я хочу ухаживать за сестрою? Впрочемъ есть иной исходъ: уговорите Генріэтту ѣхать со мной въ Дрезденъ. Тамъ я буду смотрѣть за нею вмѣстѣ съ моею докторшею; надѣюсь, что это не повредитъ моимъ нервамъ?

– Хорошо, я попробую, но не ручаюсь за успѣхъ, – сказалъ Брукъ рѣшительно.

– Тогда я даю вамъ слово уѣхать отъ сюда при первой возможности, – продолжала Кети твердымъ голосомъ, а докторъ въ видимомъ замѣшательствѣ опустилъ глаза и не сказалъ больше ни слова.

Общее молчаніе, длившіеся нѣсколько минутъ, было наконецъ нарушено тетушкою, которая высунувшись изъ окна, спросила молодую дѣвушку.

– Развѣ вамъ такъ хочется уѣхать отъ сюда?

Кети спустила вуаль и зашпилила ее на затылкѣ, такъ что ея раскраснѣвшееся личико походило на спѣлый персикъ, покрытый густою тканью.

– Изъ вѣжливости я, конечно, должна была-бы сказать „нѣтъ“, – сказала она съ улыбкою. – Меня старались хорошо воспитывать, но я не могу подчиняться капризамъ каждой личности и питать ко всѣмъ равную симпатію. Я нисколько не менѣе чуждаюсь теперь бабушки моихъ сестеръ, какъ и въ былое время, когда меня заставляли цаловать ея руку: это возмущало меня, когда я была еще ребенкомъ. Да, осиротѣлъ для меня отцовскій домъ; онъ холоденъ, какъ мраморъ, которымъ онъ украшенъ. Кромѣ того, Морицъ тоже сталъ какимъ-то важнымъ бариномъ, такъ что невольно чувствуешь страхъ и стыдъ, когда вспомнишь о своемъ происхожденіи… Теперь вы поймете, дорогая г-жа Діаконусъ, почему я радуюсь моему возвращенію въ Дрезденъ, въ томъ случаѣ, если Генріэтта согласится ѣхать со мною. Иначе я употреблю всѣ мои усилія, что-бъ остаться съ больною сестрою, даже въ томъ случаѣ, если Морицъ пожелаетъ силою отправить меня въ Дрезденъ.

Затѣмъ она дружески поклонилась пожилой дамѣ, слегка кивнула головою доктору и, выйдя изъ сада, отправилась на мельницу, не смотря на то, что уже темнѣло.

VIII.

Скоро и совсѣмъ стемнѣло, на фабричныхъ часахъ пробило семь, а Кети все еще сидѣла на окнѣ угловой комнаты мельницы. Она только что, по просьбе Сусанны, пересмотрѣла шкафъ съ бѣльемъ, и тѣмъ доставила больной большое удовольствіе, такъ какъ она плохо довѣряла мельничихѣ. Окончивъ съ бѣльемъ, Кети сварила супъ своей паціенткѣ и уложила ее въ постель; Сусанна видимо поправлялась, но была еще ужасно слаба; она съ любовію смотрѣла на свою молоденькую барышню, такъ задумчиво сидѣвшую и окруженную густымъ мракомъ, чуть чуть смягченнымъ слабымъ свѣтомъ лампады, едва проникавшемъ сквозь частыя щели перегородки.

Кети никогда не приходилось еще сидѣть такъ спокойно въ домѣ совѣтника, тамъ не существовали пріятные часы вечернихъ сумерекъ, какъ въ Дрезденѣ. Не успѣвалъ еще потухнуть послѣдній солнечный лучъ, какъ являлись лакеи, спускали сторы, зажигали газъ, и сильный потокъ свѣта прогонялъ тѣнь даже изъ самыхъ уединенныхъ уголковъ.