Любовь с первого клика - Дарья Владиславовна Сойфер

же не тестировщик!

– Да, но… – Господи, дай мне немного фантазии! – Там сложная такая штука, которая зеркалит твои интересы…

– А Томский знает?

Черт бы подрал твое долбаное упорство! И мой длинный язык!

– Конечно! Но это секретный проект, его уже закрыли. – Лена двинулась на Пашу, оттесняя его к выходу. – Короче, долгая история. Ты там не болтай особо… Короче, у нас ничего общего.

– Но ты мне снилась! – Паша снова схватил ее за руку. – Плевать на интересы, у меня такого ни с кем не было. Я как будто сошел с ума! Закрываю глаза и слышу шепот: «Лена… Лена… Лена…» У тебя самое красивое имя на свете! – Он принялся покрывать поцелуями Ленины пальцы. – Пожалуйста, не отталкивай меня. Я ведь ради тебя даже с девушкой расстался…

Он притянул ее к себе, и Лена с удивлением обнаружила, что под мягкотелостью скрывается стальная хватка. И как бы Фетисова ни выкручивалась, ни выпутывалась из душных объятий, Паша, как большая кудрявая анаконда, сжимал ее все сильнее.

– Пусти! – выпалила она, чувствуя, как накатывает паника, а кислород вокруг исчезает. – Я закричу… Нет…

Но он таки заткнул ей рот поцелуем. В дамских романах Лене всегда нравилась эта фраза: она звучала так романтично, что по загривку бежали приятные мурашки. Сейчас же Лене казалось, что к ее губам присосался здоровенный влажный вантуз. Еще немного – и он втянул бы в себя все ее лицо, да что там, всю Фетисову целиком, изрыгнув за ненадобностью лишь туфли и очки. И жалобное мычание, все, на что у Лены оставались силы, тонуло в Пашином похотливом сопении.

– Отпусти ее! Сейчас же! – Голос Томского прогремел, как боевой клич, и слюнявый натиск ослаб.

Паша нехотя отстранился, и Лена метнулась в сторону, хватая ртом воздух. Пожалуй, никогда еще она так сильно не восхищалась Томским, как в эту секунду. Ее спаситель, ее принц IT-королевства, стоял в дверях с таким видом, будто вот-вот выхватит невидимый меч из невидимых ножен. Будь это сказка, Ян бы сейчас зарубил кудрявого змия, а потом подхватил Лену на руки и поцелуем истинной любви скорректировал зрение и убрал гематому, избавив избранницу и от очков, и от нелепой повязки. Но вместо меча Томский воспользовался полномочиями гендиректора.

– Даю тебе минуту! Бегом в отдел кадров писать заявление по собственному, – процедил Ян, не сводя с Паши презрительного взгляда. – Иначе я вызываю ментов, и ты пойдешь по статье за покушение на изнасилование.

Чугунов же не сдвинулся с места. Он впал в ступор, явно не ожидая ни появления начальства, ни того, что сам вдруг окажется насильником. И как бы противно Лене ни было ощущать на губах слюни с привкусом «столичного», она понимала: с катушек парень сорвался именно из-за нее. Похоже, с психическим воздействием Никита немного переборщил. Пашу было отчаянно жалко. Бедолага растерянно моргал, покрывшись пунцовыми пятнами, а подбородок подрагивал, будто Чугунов собирался вот-вот разреветься.

– Может, не надо… – проблеяла Лена неуверенно, но Паша тут же посмотрел на нее с таким обожанием, что она чуть не прикусила себе язык.

– Вон! – рявкнул Томский. – И чтобы на сто метров не приближался к этому зданию!

К счастью, этот посыл до Паши таки дошел. Парень бросил на Лену прощальный взгляд и кинулся вон и из кабинета и из ее жизни.

Глава 6

Лене бы радоваться. Паша, этот ходячий кнут совести, уволился. Томский либо и правда забыл о позорном недоразумении, либо, как человек воспитанный, успешно делал вид. Так или иначе, с Леной он вел себя корректно в те редкие моменты, когда они случайно сталкивались в лифте или в фойе, и за месяц гнетущее чувство неловкости между ними сошло на нет. Если кто и сплетничал про нее, Фетисову это никоим образом не затрагивало, поскольку на девятнадцатый этаж она больше не возвращалась, а на двадцатом ни с кем толком не разговаривала. Синяк на лице прошел, отек спал, и нос будто бы даже стал аккуратнее и изящнее.

Единственным открытым гештальтом оставался Кобзев: он все еще дулся из-за того, что Лена не поддержала его идею с улитками. Но Вайц, этот педантичный маньяк, так нагружал Фетисову работой, докапываясь до каждой мелочи, что времени на рефлексию почти не оставалось. Поначалу Лену раздражал нескончаемый поток критики, и она думала, что виной всему шовинизм Вайца. Однако чем больше правок она вносила в исходный код, чем больше прислушивалась к замечаниям, тем сильнее нравился результат ей самой. И Лена поняла: Дмитрий Яковлевич всего лишь радеет за общее дело, а потому спустя какое-то время осознала, что испытывает к нему некое подобие симпатии.

Так что все бы ничего, если бы не одна мелочь. Всякий раз, когда Лена заводила разговор о том, что пора бы сообщить Томскому про «Влюбителя», или предлагала подключить еще кого-нибудь, если уж не дизайнеров, то хотя бы тестировщиков, Вайц неизменно стоял на своем: «Влюбитель» должен оставаться тайной. Иногда Дмитрий Яковлевич менял тему, иногда пускался в пространные рассуждения о том, что у семи нянек дитя без глазу, а порой, когда был особенно не в духе, просто жестко говорил: «Нет». У Лены пропадало желание спорить.

Весь месяц Вайц кормил ее завтраками. На каждое ее «ну когда же» следовал длинный перечень нюансов, которые, по мнению Вайца, могли разочаровать Томского в проекте. И это было странно, ведь Дмитрию Яковлевичу вручили ключи от электрокара не за идеальную игру в улиток, а всего лишь за презентацию, да еще и с не самыми завлекательными картинками.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды утром Дмитрий Яковлевич не заявился в кабинет Лены с коробкой свежего печенья и улыбкой на поллица.

– Сегодня, – сообщил он, крутанувшись в кресле. И Лена, как ни странно, сразу поняла, о чем речь.

Пришло время испытывать «Влюбителя» на живых людях. Фетисова и ждала и боялась этого дня. После неудачи с Пашей ее периодически мучили кошмары, как он лобызает ее, тиская в липких объятиях. Только во сне Томский не появлялся, и все заходило так далеко, что Лена просыпалась в холодном поту. Впрочем, теперь благодаря Вайцу приложение стало куда гуманнее, да и побочных эффектов