Мистический роман, или Заложница кармы - Римма Ульчина

Ольга, выждав, когда Люся повернется к ней спиной, наклонилась и, чмокнув Риту в щечку, поставила возле девочки небольшой мешок.

– Рита! Этот мешок ваш. Передай его своей мамке. Там есть какая-никакая теплая одежонка, старое, но чистое одеялко и еда. А в самом низу я положила немного денег. Они завернуты в тряпочку. Скажи маме, чтобы она не зевала. Смотрите в оба. Здесь любителей на чужое хоть пруд пруди!

– Поняла? – и она выскочила из вагона.

– Люся! Береги себя и Риту! Крепись! Может, доведется нам еще и свидеться!

Оля стояла молча и смотрела на Люсю полными слез глазами, а поезд увозил их все дальше и дальше. Так они и скиталась от станции к станции, от одного поселка к другому, и никто ни разу не рискнул взять их к себе и дать приют беременной женщине с маленьким ребенком.

Наконец, они вышли на каком-то разъезде, и мама тяжело опустилась на огромный валун.

– Все, Рита. Здесь мы и остановимся. Дальше нам идти некуда.

Девочка огляделась, но кроме покосившегося и выкрашенного когда-то в красный цвет шлагбаума, служившего «вокзалом», и огромного валуна, на котором, сгорбившись, сидела мама, так ничего и не увидела. А впереди была видна грунтовая дорога, которая, петляя и извиваясь, вползала в жуткое и темное чрево тайги.

Это видение было настолько реальным, что, спустя тридцать лет, Маргарита вдыхала в себя все тот же запах пыли, смешанный с терпким и прелым запахом еловых иголок и шишек, покрывающих землю по обе стороны грунтовой дороги, которая пролегала среди деревьев.

Видение исчезло так же внезапно, как и появилось. А Маргарита чувствовала себя так, как будто ее погрузили в их прошлое, и она сумела из него выскочить благодаря тому, что успела уцепиться за мамин тихий, до самых краев наполненный болью, голос. Прикрыв ладонью глаза, маленькая Рита напряженно следила за повозкой, которая направлялась в сторону леса.

– Мамочка! Скорее! Посмотри туда! Я вижу повозку! – заорала Рита.

Люся вскочила, забыв про свой огромный живот.

– Где, дочка, где?

– Вон там! Мама, смотри туда, туда… Ну, видишь?

Сорвав с головы косынку, Люся крутила ею над головой, призывая возницу обратить на них внимание. Он заметил и помахал кнутом. А подъехав, сдернул с головы потрепанную временем шляпу и, не мигая, уставился на стоящую перед ним женщину.

– Не могу взять в толк, как тебя угораздило отстать от группы эвакуированных, которые приехали к нам по разнарядке месяц назад. Мы их встречали с музыкой, для них специально пригнали повозки. А ты тут стоишь одна-одинешенька с малым дитем, да еще на сносях. Твое счастье, что я здесь обретался. Даже страшно подумать, что могло с вами произойти! По этой дороге давно никто не ездит. Ну, да ладно. Залезай в повозку. Подгреби под себя побольше соломы и ложись, а то на тебе лица нет. А дорога-то не близкая… Как бы ты в дороге рожать-то не начала. Вот беда-то какая. А ты, малявка, иди сюда. Давай я тебе подсоблю. Ложись рядом с мамкой. А ты, девка, возьми мой малахай, укройся сама и девчонку свою прикрой, не то с непривычки можете и промерзнуть. В лесу у нас в самую большую жару холодно. Одно слово – Сибирь!

Наш возница оказался человеком словоохотливым.

– До войны, – начал рассказывать он, – наш колхоз был очень богатым, люди жили хорошо, потому что председатель был человек умный и с сильным характером. У каждого колхозника есть свой дом, хозяйство, пасека. Когда началась война, все молодые мужчины вместе с председателем ушли на фронт. А вся работа легла на плечи женщин… Лето в Сибири пролетает быстро, а потом наступает долгая и лютая зима, – он продолжал говорить, а мы все ехали и ехали.

Почему именно здесь Люся решила сойти с поезда? Как, зачем, почему, а главное, откуда в ее голове появилась такая бредовая мысль – выйти на безлюдном разъезде, затерявшемся в необозримой глуши этого сурового края? Какой злой рок или неотвратимый перст судьбы занес их в такую даль и в такую глушь?

…Овал отслеживал события тогда, а сейчас их только показывал. А выводы Маргарита должна была делать сама.

Приехали они туда в конце августа. В каждом доме жили эвакуированные. Посмотреть на новоприбывших высыпало все село. Но когда колхозники увидели изможденно-худую женщину с огромным животом, маленьким ребенком и с тощим узелком в руках, они…

И вновь перед Маргаритиными глазами начали проплывать события, о которых она давно забыла. Молодая женщина снова видит перед собой толпу людей, которая буквально тает на глазах, так как женщины поспешно расходятся по своим домам. У ее мамы подкосились ноги. И она опустилась прямо на землю, теряя последние силы вместе с остатками мужества.

Вдруг маленькая Рита увидела женщину, которая пристально вглядывалась в их лица.

– Идти-то ты можешь? – спросила она… И Маргариту вновь повел за собой голос мамы.

«У меня не было сил говорить. С самого начала войны я ни разу не плакала. А тут вдруг меня развезло. Слезы сами, помимо моей воли, заливали лицо. Увидев, что я плачу, Рита начала громко рыдать и в страхе цепляться за мою юбку».

– Цыц! – сказала незнакомая женщина. Девочка от неожиданности вздрогнула и отпустила мамину юбку. Рев прекратился, но тут же перешел в громко-неудержимое икание.

Маргарита тут же вспомнила, как она изо всех сил старалась не икать. Но икота становилась все громче и громче. Она чувствовала, что задыхается и ей нечем дышать. Мама бросилась к ней. Но от резкого движения и остро-режущей боли внизу живота согнулась пополам.

Женщина растерялась. Быстро присев на корточки, она схватила Риту за плечи и начала сильно трясти. Увидев, что ребенок продолжает задыхаться, она совсем растерялась. Нужно было что-то делать. Еще минута – и девочка задохнется.

И Овал высветил сидящую на земле Люсю. В широко открытых глазах застыли ужас и боль. Она пытается встать на ноги, но не может.

– Отдайте ее мне! – кричит Люся и протягивает к Рите дрожащие руки. А женщина хватает Риту на руки и, размахнувшись, со всей силы шлепает задыхающуюся девочку по попке. Икота прекратилась. Но на девочку было страшно смотреть, потому что та вся тряслась и дергалась, как в лихорадке. Люся снова сделала попытку дотянуться до дочки, но ее согнуло от сильной боли.

Прижав ребенка к груди, женщина ласково приговаривала:

– Успокойся, успокойся, голуба моя. Успокойся. Теперь нам с тобой нужно помочь твоей мамке. Ей совсем невмоготу. А ты, голуба, должна мне не мешать. Понимаешь? Ты у нас уже большая, давай сюда свой нос, высморкайся, – и она краем своего передника стала вытирать Ритины слезы, смешанные с соплями. – И постарайся больше не плакать. А я даю честное слово, что с твоей мамкой ничего плохого не случится. Она женщина сильная. А ты, наверно, хочешь быть на нее похожей, да?

Присев, спасительница опустила Риту на землю и бросилась к корчившейся от боли Люсе. Она видела, что та делает над собой титанические усилия, чтобы не закричать.

– Потерпи! Потерпи! Главное мы уже сделали! Твоя дочка в полном порядке! А теперь возьмемся за тебя. Потерпи… – и, вскочив на ноги, женщина закричала: – Где наш председатель, черт бы его побрал! Что, испугался ответственности?! Залез под юбку своей «наседки» и греешь там свои никчемные яйца? Так вот, я тебя предупреждаю, если что случится с беженкой, я тебя своими руками засуну туда, где ты сейчас сидишь, а мое слово и руку ты хорошо знаешь! А вы, бабы, чего попрятались? Боитесь, что ее к вам подселят? Можете успокоиться. Я их беру к себе. А теперь вылезайте из своих хат и бегите сюда. Да Фроську покличьте! Пусть прихватит все необходимое и мигом сюда. До районного центра мы ее все равно не довезем.

Услыхав, что Зоя берет новеньких к себе, женщины повыскакивали из своих хат. Дружно, без лишней суеты и лишних слов они принялись помогать Зое. Две из них помогли Люсе встать на ноги и, поддерживая с двух сторон, почти на руках внесли роженицу в предбанник. Третья побежала растапливать печь, чтобы как можно быстрее вскипятить воду. А Зоя лаконично и толково распоряжалась.

– Ты, Стеша, смотри за печкой. Да не забудь вскипятить побольше воды. Горячая вода всегда нужна. Может, мы еще успеем ее обмыть-то с дороги. Марья! А ты расстели тюфяк! Да не забудь подстелить на него старое одеяло, а поверх чистое рядно и простыню. А потом сбегай в хату, открой сундук, что стоит у окна, вынь оттуда старые простыни, чистые полотенца и мою ночную рубашку. Да мигом – одна нога там, другая здесь! А где все остальные? Попрятались, стервы! Можно подумать, что вы все вдруг разом забыли, как сами мучились родами! Вы же привыкли совать свои длинные носы куда ни попадя, а потом сплетничать, перемывая друг другу задницы! А сейчас, когда роженице нужна помощь, так вас и дома нет. – Зоя ругалась, а у самой пот струился по лицу от напряжения, так как она понимала, что роженица теряет последние силы от мучительных и с каждой минутой усиливающихся схваток.