Мистический роман, или Заложница кармы - Римма Ульчина

А Люся продолжала:

– Винить будут только меня, меня и меня! – Эти слова она произнесла внятно и уверенно, без тени сомнения. – Скажи, что я не права? Скажи! Молчишь? Потому что знаешь, что я на сто процентов права. Так оно и будет!

Как же мама была права. Но действительность оказалась в сто раз хуже.

– Лисенок, – услышала Рита приглушенно-извиняющийся голос отца. Он не умел говорить приторно-нежных слов, но в его интонации слышалась такая теплота, нежность и еще что-то особенное, чего его дочка не могла понять в силу своего возраста. Но интонация, тембр и вибрация его голоса врезались в Ритину память на всю жизнь.

– Лисенок! Ты только не волнуйся. Все будет хорошо. В глубине двора есть старая постройка, в которой раньше была конюшня. Стены в ней каменные, прочные. Починим крышу, настелем полы, побелим, вот тебе отдельная квартира, причем, по нынешним временам не самая и плохая. А если грамотно все сделать, там выйдут хорошие две комнаты и приличная кухня. Я говорил с комендантом. Он выдаст мне на нее ордер, поможет со строительным материалом, а за рабочей силой дело не станет. А пока суть да дело, все будет готово.

– А где они до этого будут жить? – раздраженно спросила его Люся.

– В нашей столовой. Ведь она у нас большая.

– Саня, да о чем ты говоришь? Ведь ты не хуже меня знаешь, что это не столовая, а просто большая кухня, из которой я умудрилась сделать что-то приличное. Комната, в которой выложена плита, предназначенная для варки, называется кухней.

– Да. Но тут уже ничего сделать нельзя. И, как говорится, в тесноте, да не в обиде, – но большого энтузиазма в его голосе не было слышно.

– Саша! Так ты уже все решил? Решил сам, не посоветовавшись со мной? Я так должна это понимать? Подумай, прошу тебя еще раз, хорошенько подумай. Ведь ошибку совершить легко, да нелегко исправить!

– Родная моя, ты же меня всегда понимала. Прошу тебя, пойми, что это мой долг.

Послышался плач и тяжелые шаги отца. «Оказывается, мама умела плакать точно, как я, взахлеб!» А потом плач перешел в стон, от которого у ее дочери по спине забегали мурашки. Рите стало жалко маму, и поэтому девочка тоже начала тихонько всхлипывать. Плача, мама заговорила громко, с надрывом.

– А-а-а-а… А кто мне помогал, когда началась война? Кто? Скажи, кто? Я к тебе обращаюсь! Я не хотела тебе об этом рассказывать, потому что боялась, что у меня не хватит сил вновь пережить все те страдания, которые выпали на мою долю.

…И вновь появился Овал. Диаметр и глубина его экрана были на несколько порядков больше, чем у предыдущего.

Сейчас Маргарита видела все происходящее вблизи, так как гравитационное поле грозного Овала втянуло ее в свое бездонное чрево, сделав заложницей. Она находилась в небольшой выемке, и только маленький бортик отделял ее от той жутко-бездонной темноты, которая окружала Овал – эту светящуюся точку во Вселенской бесконечности. Крошечное оконце в мир детства Маргариты и прошлого ее родителей.

Она в паническом страхе прижалась к бортику спиной, стараясь подобрать под себя ноги. Теперь она сидела в позе йоговского «лотоса» и дрожала от раздирающего ее страха и ледяного дыхания вечности. Втиснувшись в эту выемку, молодая женщина прижалась к бортику спиной и ощутила приятное тепло и живое дыхание Овала, которое овеяло ее замерзшее тело волшебной теплотой и заботливым участием. В этом маленьком убежище ей было тепло и почти уютно. Осмелев, она посмотрела вниз. Там совершалась титаническая работа. Смещались и перемещались пласты целых эпох с такой немыслимой быстротой, от которой у нее потемнело в глазах. Почувствовав сильный толчок в спину, она оглянулась назад и тут же втянула голову в плечи. Возмущенный чужеродным вторжением Ужас стремился во что бы то ни стало поглотить этот оазис живительного тепла и человеческого присутствия. Но Овал выдержал этот натиск, однако ему пришлось переместиться как во времени, так и в пространстве.

– Три с половиной года! Три ужасных, тяжелых и голодных года я с дочерьми на руках пыталась выжить и спасти детей. Падала и вновь поднималась. Голодала, но не сдавалась. Жила в подворотнях. Но у меня была цель – выжить и спасти моих дочерей. Спасти, чего бы мне это ни стоило. Иначе не стоило жить! А теперь, когда мы только-только начинаем жить и обустраиваться, я должна мириться с твоей родней?

Маленькая Рита отчетливо слышала, как, рыдая, глотая слезы, а вместе с ними и некоторые слова, Люся говорила через силу, с болью. Эта боль постоянно жила в ее сердце. Преодолевая внутреннее сопротивление, она все-таки решилась выплеснуть ее и освободить свою душу от непосильного бремени, которое отравляло ей жизнь. Начав говорить, она уже не могла остановиться.

Саня слушал ее молча.

– Ты и представить себе не можешь горе и отчаяние, которое я пережила после потери нашей малышки. Я ее выносила и родила наперекор всему… – Тяжелый стон. Стон-всхлип. – И я тебе никогда не рассказывала о том, что произошло со мной на вокзале в той страшной давке, когда мы с Катей потеряли друг друга.

Всхлип. Она говорила, а Маргарита видела. Видела, как мама схватила ее в охапку, прижимая к своему огромному животу, чтобы беснующаяся толпа не вырвала дочку из рук. Всхлип.

– Вдруг я почувствовала, как у меня под сердцем начал биться, не шевелиться, а биться наш ребенок. Перед собой я держала сумочку с документами и маленький чемоданчик. Остальные вещи остались на перроне. Когда эта орущая и беснующаяся толпа вынесла меня к вагону, я еле дышала. Люди превратились в настоящих скотов. Я была уверена, что еще секунда – и меня собьют с ног и раздавят вместе с детьми. Вдруг проводница и стоящий на верхней ступеньке мужчина выхватили из моих рук орущую от страха Риту. Боже, я навсегда потеряла своего ребенка! Ее крик… А ее сморщенно-испуганное личико! Я задыхалась. А эта разъяренная толпа спасающих свою жизнь людей пыталась выдавить и оттеснить меня от дверей вагона. Каким-то чудом я успела ухватиться за поручень, а проводница и все тот же мужчина одним сильным рывком втащили меня в вагон, вырвав из железных объятий толпы, которая, как болотная трясина, засасывала в свое ненасытное чрево людей, безжалостно разлучая целые семьи…

Люся долго молчала, а немного отдышавшись, продолжала.

– Все места были уже заняты. В самом конце вагона я остановилась. Сил не было. А Рита тянет меня вниз, судорожно ухватившись за мою ногу. Я споткнулась и еле устояла на ногах. Возмущенный младенец начал биться у меня под сердцем. Я схватилась руками за живот, стараясь хоть как-то его успокоить. Люди, наконец, поняли, что я вот-вот грохнусь на пол. Потеснились. Присев, я поставила чемоданчик между ног и посадила на него Риту. И тут заметила, что у меня нет сумочки, в которой находились документы и деньги. Вскочив, хотела бежать в начало вагона. Но весь проход был забит баулами и сидящими на них людьми.

У меня пропала сумочка с документами! Что же мне делать? «Без документов я теперь никто и ничто! Что будет со мной и моими детьми?» – не своим голосом закричала я… А притихший было ребенок начал биться и ворочаться, давая о себе знать.

Маргарита видела, как Люся вскочила на ноги и тут же без сил опустилась на краешек кровати. А Саня, присев на корточки, целовал ей руки и приговаривал:

– Родная моя, девочка моя. Успокойся. Не рви себе сердце.

Люся снова заплакала. Саня понимал, что это плакало ее изболевшееся от горя сердце.

– Младенец колотился и дергался внутри меня, напоминая о себе, и именно в этот момент я подумала: «Ну что тебе от меня нужно? Лучше бы тебе вообще не родиться или же родиться мертвым!». Ребенок затих. Но мне было не до него. В ту минуту все мысли были сконцентрированы на осмысливании всего происшедшего. Я понимала, что потеря документов в военных условиях равносильна смерти. Нужно собрать всю свою волю и, стиснув зубы, бороться. Но то, через что мне пришлось пройти, не могло привидеться даже в самом страшном сне. Все эти годы меня мучает чувство вины перед невинным младенцем, которого я прокляла задолго до его рождения. Дура! Проклятая дура! Что я наделала?! Как я могла? Почему?! Зачем? Что это могло изменить? Я прокляла своего ребенка! Я жива, а она мертва. И нет мне прощения! – сказала она, захлебываясь от рыданий.

Та Рита, что сидела в постели, не могла понять весь смысл услышанного. А взрослая Маргарита, уткнувшись головой в согнутые колени, громко рыдала, мысленно выпрашивая у своей матери прощения за то, что никогда ее не понимала. Девочка понятия не имела о том, что сердце ее матери истекало кровью под тяжестью взятой на себя вины.

Это сердце разделилось на две неравные половинки, и та, что больше, осталась там, рядом с ее малышкой, а меньшая досталась Рите.