Запретная драгоценность - Луиза Аллен

— Старыми девами называют женщин, которые не вышли замуж и уже не выйдут в силу возраста. А пчелка на шляпе олицетворяет глупую идею, с которой безостановочно носятся.

— Ха! Ну, меня еще возраст не поджимает, и это единственная причина, почему я не хочу сдаваться какому-нибудь мужчине. И пчел в волосах у меня не водится. Но когда у меня будут свои деньги…

— Какие деньги? — поинтересовался Ник.

Снова глянув на него, она заметила, что на этот раз он улыбается. Причем этакой загадочной улыбкой, которая всегда вызывала у нее желание его стукнуть.

— Мой отец ведь богат, разве нет? Значит, я тоже богата. И его единственный ребенок.

— Он, конечно, выпишет тебе пособие. И когда ты выйдешь замуж за того, кого он одобрит, он завещает тебе деньги для своих внуков.

Она знала, что это правда. Научилась распознавать тот спокойный тон, которым Ник разъяснял ей разные вещи. Значит, у нее действительно будут деньги, и станет еще больше, когда она выйдет замуж. Еще у нее есть свои драгоценности. Не так много, но зато высокого качества. Кроме того, отец будет чувствовать себя виноватым за то, что выгнал их с матерью. Возможно, ей удастся заполучить от него дополнительно денег и драгоценностей столько, чтобы получить возможность сбежать.

Нику нельзя даже намекать о своих планах. Даже если он не воспримет ее всерьез и поднимет на смех.

— А для леди допустимо оставаться наедине с мужчиной, как мы сейчас? — через пару минут поинтересовалась она, продолжая обдумывать возможный побег. Конечно нет. Не с возможностью подобного поцелуя. Он едва к ней прикоснулся, но даже при одной мысли об этом у нее учащался пульс.

— Нет, — ответил Ник. — Это могло бы вызвать скандал, но нет никакой необходимости кому-то рассказывать, каким образом ты добралась до Калькутты.

Он говорил каким-то странным тоном и напрягся всем телом, словно предупреждая, что она ступает на опасную почву. Ануша не могла понять почему.

— А если бы узнали, — настаивала она, — подумали бы, что я больше не невинна, и отказались меня принимать?

— Ты хочешь сказать, сочли бы, что я тебя обесчестил? — переспросил Ник. В его голосе на какое-то мгновение зазвучат настоящий гнев.

Возможно, такое развитие событий помогло бы ей избежать превращения в английскую леди.

— Ну, ведь могут возникнуть просто подозрения, — беспечно прощебетала она, однако Ник все понял по ее тону.

— И ты очернила бы мое имя и честь ради того, чтобы избежать планов, которые имеет на тебя твой отец?

Ошибка исключена, Ник пришел в такую ярость, что готов был запустить ей в голову первой попавшейся медной кастрюлей.

— Мне о-очень жаль, — запинаясь, выговорила она. — О тебе бы тогда подумали очень плохо?

— Это пошатнуло бы мое положение в армии, меня перестали бы принимать в обществе, не говоря уже о глубочайшем личном позоре, — натянуто произнес он, глядя прямо перед собой между ушами Павана, но на скулах, словно сигнальные флажки, запылали яркие пятна. По его лицу и голосу стало заметно, что он очень зол, словно она попала в больное место. Но ведь это абсурд, он ведет себя как подобает джентльмену.

— От меня о нашем путешествии никто ничего не услышит, — поспешила заверить его Ануша.

Честь angrezi, похоже, совершенно особенная категория. Индийцы без колебаний воспользовались бы подвернувшейся возможностью и выторговали за нее всяческие уступки и богатства в обмен на брак после того, как она будет скомпрометирована и опозорена. А Ника скорее всего сочли бы идиотом. Сам же он наверняка бы посчитал их жестокими и беспринципными.

— Просто… кто-нибудь наверняка окажется в курсе, что мы ехали вместе.

— О том, что тебя не сопровождали слуги твоего дяди, знает всего несколько человек. Их убедят, что со мной был слуга, а тебя сопровождали служанка и дворцовый евнух.

Ник, казалось, немного расслабился.

— Тогда, наверное, будет лучше, если я притворюсь твоим братом, — предложила Ануша. — Я все равно одета как юноша. Мы можем попрактиковаться и тогда прибудем в Калькутту совсем незаметно.

А кроме того, это сделало бы ее жизнь намного комфортабельнее. Ник издал сдавленный смешок:

— Но ты же не думаешь, что сможешь относиться ко мне как к брату?

Да, верно, она совсем не могла представить себе его в этом качестве.

— Тогда, может, я буду сестрой?

— У меня никогда не было сестры, и я понятия не имею, как мне себя с ней вести. Уверяю тебя, мне очень трудно представить тебя в этом качестве.

На сей раз это был все-таки смех, только какой-то натянутый.

— У тебя нет сестер? И братьев?

— Я единственный ребенок своих родителей. Правда, отец мог жениться во второй раз, но я сильно сомневаюсь, что найдется женщина, которая бы на это согласилась.

— Значит, твоя мать умерла?

— Да.

Судя по его мрачному виду, он не желал сочувствия. Ануша могла его понять, когда люди выражали ей соболезнования по поводу кончины матери, она с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать. Даже сейчас.

— Почему твой отец выгнал своего единственного ребенка? Разве он не хотел, чтобы его наследник был рядом?

Ник упоминал, что отец избивал его и всячески измывался, принуждая уехать в Индию, а потом отправил на корабль силой.

— Да какой там наследник, — ответил тот. — Мой отец — второй сын в семье, а значит, должен сам как-то пробиваться в жизни. Он мог пойти в армию или на флот, стать священником или расширить небольшие владения, унаследованные от дяди. Но он выбрал иной путь, женился на женщине ради денег и потом спустил все на карты и выпивку. Она совершила большую ошибку, влюбившись в него, и всю оставшуюся жизнь оплакивала свое разбитое сердце.

— Твой дед, очевидно, был очень зол на твоего отца, — осторожно предположила Ануша. Как ужасно, должно быть, расти в таком доме. У mata тоже все было плохо, но, по крайней мере, ее разрыв с отцом был окончательным, и ей не пришлось жить с оскорбившим ее человеком.

— Дед от него отрекся. — Ник произнес эти слова довольно беззаботно, словно это не имело большого значения, но Ануша чувствовала, что его душу будто заволокло черной тучей.

— Тем более непонятно, почему твой отец не хотел, чтобы ты остался при нем? Я бы скорее подумала…

— Я был для него бесполезен. И я его критиковал, — ответил Ник. — Когда умерла моя мать, я… — Он осекся, словно осознав, что и так рассказал больше, чем следовало. — Мы ужасно ссорились. Он видел во мне упрек всякий раз, когда смотрел на меня. Я немного походил на мать внешне и достаточно самодовольный тип.

Она чувствовала за этими словами скрытую боль, отец отверг его и тем самым нанес глубокую рану. Каково знать, что отец с презрением тебя выгнал, дед отрекся от него, а значит, и от тебя?