Я был Цицероном - Э. Базна

— Давай немножко пройдемся, — сказал я Эзре.

Я шел рядом с ней, глубоко засунув руки в карманы пальто. Издалека доносился приглушенный угрожаю- щий вой.»

— Это волки. Зимой они подходят к самому городу. Ты замерзла?

Я заметил, что она дрожала.,

— Нет, — тихо проговорила она.

— Что ты думаешь об этой войне? Она удивленно посмотрела на меня:

— Какое отношение имеет она к нам?

— Совершенно верно.

— Я ничего не понимаю…

— Ты хотела бы учиться в университете?

Мой вопрос застал ее врасплох. Современная турецкая девушка ни о чем так не мечтает, как об учебе в университете. В Турции женщин, как правило, ни во что не ставят, но девушка, которая учится в университете, чувствует себя свободной.

Эзра опустила голову. Она постепенно привыкала к моим сюрпризам. <

— Мне всегда хотелось учиться, — прошептала она. Снег скрипел под ногами.

— Ты помнишь, какую пробку нужно вынимать? Она молча посмотрела на меня.

— Если ты еще помнишь, в один прекрасный день сможешь пойти в университет.

— При чем тут пробка?

Пришлось объяснить ей. Тишина и наши гулкие шаги помогали мне.

— В сейфе находятся не деньги, — сказал я, остановившись. — В нем хранятся военные секреты.

Для Эзры я был темным силуэтом на фоне белой, мерцающей вдали горы. Я играл роль, и она, безусловно, удалась мне.

— Имей в виду, что может случиться всякое. Ну пойдем!

Мы медленно пошли к машине. Для Эзры это была ночь холодной романтики и привлекательной опасности.

— Вы передаете все немцам? — спросила она детским, страстным шепотом.

— Это не твое дело.

Мы сели в такси. Эзра сидела в углу прямо и неподвижно. Я курил. Слышал, как она несколько раз тяжело вздохнула.

— Я не знаю точно, какая пробка, — сказала она.

— Я еще подумаю, можно ли тебя использовать.

Это было вечером четвертого дня после приезда Эзры.

Слово «Оверлорд» вновь и вновь появлялось в документах, которые я фотографировал. Фактически не было никакого сомнения в том, что это кодовое наименование второго фронта, на открытии которого настаивали русские, то есть вторжения во Францию.

Стало возможным распознать намерения англичан, американцев и русских.

Черчилль хотел, чтобы Турция вступила в войну. Он планировал вторжение в Грецию. Хотел с помощью туров захватить Салоники и вторгнуться на Балканы, что-ты западные союзники, как и русские, имели там плацдарм.

Но турки колебались. Они заявили, что не вступят в войну до тех пор, пока не состоится успешное вторжение во Францию. Англичане же хотели, чтобы вступление Турции в войну и вторжение в Грецию предшествовали вторжению во Францию. Я понимал обстановку, которая вырисовывалась из документов. Вопрос состоял в следующем: выиграет ли дипломатическую битву английское давление или же турецкая тактика сдерживания?

Эзра быстро разобралась во всем. На другой же день после нашей поездки она пришла ко мне в комнату.

— Сэр Хью уехал на банкет, — сказала она. Я улыбнулся, ибо знал, что так будет.

— Откуда ты это знаешь? — спросил я.

— Я видела его в машине. Маноли сказал мне, что он уехал на банкет. — Она попала в мои сети и потому хотела удивить меня. — Его секретарь тоже ушла.

Я встал.

— Возможно, она вышла немножко пройтись, — решил я.

Эзра покачала головой.

— Вы хотели, чтобы я сходила в парикмахерскую… — Только сейчас я заметил, что у нее новая прическа. — …и когда я выходила, она вошла. А на прическу уходит много времени.

Волнение охватило меня. Я заставил себя улыбнуться: не хотел, чтобы Эзра догадалась о моих переживаниях.

— Тогда вынь пробку…

Эзра удивилась. Лицо ее стало сосредоточенным. Но в ответ она только улыбнулась.

— В этом нет необходимости, — тихо сказала она. — Я ее уже вынула.

7

Только теперь я понял, почему устроил Эзру в посольстве. Мне нужен был зритель.

Мара в свое время также играла такую роль. Мне нравилось сначала заставлять ее волноваться, а затем восхищаться. У новой, критически настроенной аудитории я должен был вырвать первые аплодисменты. Необходимость произвести впечатление была намного сильнее страха.

Я чувствовал себя героем шпионской драмы. Эзра была восхищенным зрителем в ложе, который после окончания пьесы попросит у меня автограф.

— Подожди за дверью.

— Хорошо, — прошептала она.

Ее ожидание за дверью не играло никакой роли, но этого требовала моя шпионская игра. Как Эзра могла помочь мне, стоя в коридоре? Какая польза была бы от того, что она закричала бы: «Осторожно, кто-то идет!»? Моей целью было показать ей, каким хладнокровным я могу быть, совершая такой отчаянный подвиг. Ее восхищенные глаза возбуждали меня и подгоняли, как шпоры скаковую лошадь. Эта игра делала меня хладнокровным и придавала силы.

Поднимаясь по лестнице в комнату, где находился сейф, я чувствовал на себе взгляд Эзры.

Что могло случиться со мной? Сэр Хью на банкете. Люси, его секретарь, в парикмахерской. Леди Нэтчбулл-Хьюгессен с утра не выходила из своей половины: она простудилась и теперь лечила себя фантастическим количеством чая.

Я вошел в кабинет и без колебаний открыл сейф. Затем взял документы из красного ящика, закрыл сейф и пошел к себе в комнату, насвистывая популярную французскую песенку.

Эзра смотрела на меня широко открытыми глазами, когда я проходил мимо, но я даже не взглянул на нее.

Сфотографировал документы.

Документы содержали директиву министерства иностранных дел, информирующую турецкое правительство о военных планах союзников на 1944 год. Как мне стало известно, предполагалось проведение операции против немецких позиций на Балканах, то есть вторжение в Грецию.

«Предполагалось, что английским бомбардировщикам и истребителям будет разрешено перебазироваться 15 февраля на аэродром в Измире для оказания эффективной поддержки войскам союзников, высаживающимся в районе Салоник. Необходимо произвести на турецкое правительство соответствующее впечатление, с тем чтобы они дали согласие на эту операцию и помогли провести ее».

Это означало вовлечение Турции в войну. Но в тот момент для меня были важнее слова восхищения, с которыми семнадцатилетняя девушка обратится ко мне, когда я поделюсь с ней тем, что мне стало известно.

При фотографировании фотоаппарат пришлось держать в руках: свою «треногу» я оставил на «вилле Цицерона». Документы я спрятал под полой фрака. Проходя мимо Эзры, сказал ей:

— Поставь пробку на место через пять минут. Я не задержусь в кабинете.

Я медленно поднимался по лестнице, не спешил, что-бы не умалить тем самым восхищения, и платил за это диким страхом.

— Эльяс! — услышал я. Это был голос леди Нэтчбулл-Хьюгессен.

Я словно прирос к полу и озадаченно смотрел на женщину, чья бдительность пугала меня больше, чем хмурый взгляд ее мужа.

— Что там с этой девушкой, вашей родственницей? Нашли вы ей работу?

— Еще нет, мадам, — выдавил я из себя. — Я думал, что, возможно, она будет работать здесь, потому…

— Я же сказала вам, что она может остановиться здесь только временно.

— Конечно, мадам. Я немедленно все сделаю. — Сколько прошло времени?! — Мадам, я не осмелюсь… Эзра уйдет из посольства сегодня же. Вы можете спокойно отдыхать, мадам…

А что, если Эзра уже поставила пробку на место?

— Скажите Мустафе, чтобы он принес еще одну чашку чая.

— Я сейчас же скажу ему, мадам.

Я повернулся, будто бы собираясь идти на кухню. Ее голос остановил меня.

— Эзра может не уходить сегодня, — сказала она более мягким голосом. — Но она не может жить здесь бесконечно.

Она кивнула мне и надменной, величавой поступью направилась в свою комнату., Я пристально смотрел на нее.

— Я вам многим обязан, мадам, — пробормотал я и вошел в комнату, где стоял сейф. Мне и в голову не пришло, что было бы разумнее сначала узнать, ввернула ли Эзра пробку на место. Но мне хотелось поскорее избавиться от документов.

Я открыл сейф, положил бумаги в ящик и снова закрыл его. Сигнальная система молчала. Я пошел на кухню.

— Чай для леди! — крикнул я. Мустафа вытаращил на меня глаза:

— Ты себя хорошо чувствуешь?

— Ты должен отнести ей чай!

Не имея сил контролировать себя, я ушел, сильно хлопнув дверью.

На лице Эзры появилось беспомощное, виноватое выражение.,

— Пробка разбилась, когда я пыталась поставить ее на место, — прошептала она.

Итак, нашелся человек, на котором я мог сорвать зло. Вероятно, я был всем обязан тому, что пробка разбилась, но это не успокоило меня.

— Возьми новую пробку! — закричал я.

— Я не виновата, — заикаясь, проговорила она.

— Ты мне больше не нужна! — крикнул я ей. — Ты и минуты не можешь оставаться в посольстве.