В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты - Максим Ларсонс

Так как от Митавы уже не существовало никакого железнодорожного сообщения и Фукс со спутниками должны были до какой-либо литовской или германской железнодорожной станции продолжать путешествие в санях, а из Риги нельзя было ни в коем случае установить, в каком направлении можно было безопасно достигнуть ближайшего железнодорожного сообщения, то возник вопрос о взятом из Москвы багаже, в особенности о большом сундуке. По этому поводу между Фуксом и его спутниками возникали несогласия уже во время пути. Фукс считал, что в случае нужды придется оставить сундук в Риге, так как если путешествие от Риги будет не вполне безопасным, то этот сундук может только весьма затруднить Фукса и его спутников и даже подвергнуть их смертельной опасности. Маленькие чемоданы можно легко переносить в руках, большой же сундук будет только опасным балластом. Оба австрийца протестовали против намерения Фукса, так как в большом сундуке находились — как я мог уловить из разговора — брошюры, воззвания и прочий агитационный материал на немецком языке, без которых, по мнению одного из австрийцев, вообще не стоило возвращаться на родину. В маленьких чемоданах также был уложен агитационный материал, главным же образом, в них находились большие денежные суммы в царских рублях.

После разговора со Стучкой Фукс все-таки счел правильным оставить большой сундук в Риге. Я тоже был убежден в том, что большой сундук мог подвергнуть трех путешественников самой серьезной опасности. Поэтому Фукс и я на следующий день, несмотря на протесты обоих австрийцев, перевезли сундук в автомобиле, предоставленном в наше распоряжение латвийскими советскими властями, в отделение государственного банка в Риге. Я сдал сундук, под соответствующую квитанцию, латвийскому комиссару финансов Карклину, которого я увидел снова через пять лет в качестве заместителя начальника валютного управления в Москве.

Фукс становился в пути все нервнее, в особенности, когда обнаружилось, что нужно будет предпринять опасное путешествие из Митавы в Германию на санях. Несмотря на то, что я объяснял ему все свои распоряжения, которые приходилось делать в пути, и старался все проводить в полном согласии с ним, все же то обстоятельство, что он не понимал по-русски и поэтому не мог непосредственно воспринимать всех моих разговоров и переговоров, привело его в весьма раздраженное состояние. Так как я к тому же вел себя весьма сдержанно и не присоединялся к неумолчному хвалебному гимну, который Фукс и его спутники распевали по поводу всего совершающегося в России, а большею частью молчал, разве только возражал на слишком уже бессмысленные замечания моих спутников, то Фукс считал меня врагом советского строя. Однажды, в сильном раздражении, он заявил, что считает всех меньшевиков без различия оттенков, в том числе и меня, активными борцами скрывающейся под поверхностью контрреволюции.

Было бы совершенно бесцельным и при существующем положении вещей крайне легкомысленным, находясь на советской территории, вступать с Фуксом в спор об идейных целях революции, о грубой насильственной политике советского правительства и о ее правомерности. Я после его беседы с Горьким уже знал, что Фукс в то время избегал политических разговоров и от такого спора безусловно уклонился бы. Поэтому я очень спокойно принимал все его критические замечания, так как по собственному опыту очень хорошо знал разницу между теорией и практикой, между громкими демагогическими фразами и голой действительностью.

Одно маленькое происшествие дало мне вскоре возможность испытать теоретическую ориентацию Фукса на практике.

Фукс пробыл в Риге только полтора дня и должен был ехать в Митаву в автомобиле, который был предоставлен в его распоряжение латвийскими советскими властями. Он приготовился в путь. Вдруг он заметил пропажу своих калош и поднял в гостинице страшный скандал. Несмотря на все старания, калош найти было нельзя. Фукс не мог успокоиться и все время с возмущением возвращался к этой пропаже. Наконец, мне это надоело и я ему решительно заявил:

«Не забывайте, что мы в Риге переживаем революцию. Только три дня тому назад здесь было провозглашено новое правительство. Поэтому Вы не вправе приходить в такое возмущение от потери какой-то несчастной пары калош. У нас всех октябрьская революция отняла возможность самого существования, положение, хлеб и свободу, многие потеряли все свое состояние, тем не менее мы должны были все это спокойно переносить. Я думаю, что Вы тоже сможете пережить потерю Ваших калош».

Подготовляясь к отъезду, мы разъезжали с Фуксом по всей Риге на автомобиле, причем Фукс настоятельно потребовал, чтобы на автомобиле был поднят красный флаг. На переднем сидении рядом с шофером сидел солдат с ружьем. Шофер прикрепил красный флаг и таким образом мы стали предметом внимания глазевшей толпы. Мне доставляло мало удовольствия возбуждать всеобщее любопытство, Фукса же это, очевидно, очень радовало.

На следующее утро все было готово к отъезду. Латвийские советские власти предоставили для Фукса автомобиль с надежным шофером, который должен был доставить Фукса, его спутников и багаж до Митавы, находящейся приблизительно в 40 кил. от Риги. Я со своей стороны предоставил ему для сопровождения до Митавы вооруженного солдата. Из Митавы надежные латвийские коммунисты должны были проводить Фукса в санях по возможности до германской железнодорожной станции на германской границе.

Отъезд должен был состояться в 12 ч. пополудни. Фукс имел официальный мандат, врученный ему советским правительством в Москве, в котором значилось, что все советские учреждения обязаны оказывать Фуксу и его спутникам на всем пути следования всякую помощь и содействие. Этот мандат был подписан Лениным, Троцким, Чичериным и — если я не ошибаюсь — и Каменевым. Фукс передал мне этот мандат на хранение, а я в свою очередь отдал мандат старшему солдатского конвоя с указанием, что эта бумага должна быть наготове в день отъезда.

Утром в день отъезда я напрасно искал старшего. Он пошел на рынок с целью закупки для себя и своих товарищей продуктов, которые он хотел везти в Москву. Я послал на поиски другого солдата, но старшего нигде нельзя было найти. Я сообщил Фуксу, что отъезд из Риги должен состояться не позже 12 часов, так как ему необходимо засветло выехать из Митавы. Я высказал свое сожаление по поводу того, что не могу отдать ему мандата, так как старшего, у которого он находится, нельзя разыскать.

Это привело Фукса в невероятное бешенство. Он заявил, что не может ехать дальше без мандата, что он пожалуется на меня в Москве, что это возмутительная вещь удержать его мандат здесь. Я пытался его успокоить и указал ему на то, что нужды в московском мандате у него нет, так как через границу его будут перевозить латвийские агенты. Было бы, пожалуй, даже разумнее вовсе не брать с собой московского мандата, так как, если его в пути захватят с этим мандатом, то его песенка, наверное, будет спета.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});