Театр Клары Гасуль - Проспер Мериме

Антоньо (открывает глаза). Ах!

Рафаэль. Сеньор! Сжальтесь! Но... что с вами?

Антоньо (дрожащим голосом). Я узнаю тебя... Так ты меня в ад повлечешь?.. Ты срываешь с себя брачную одежду, и я вижу опаленную кожу дьявола... Так я уже в аду? Никакие мессы, даже сам святой Антоний не вызволят меня отсюда. (Падает без чувств.)

Рафаэль. Он сошел с ума!

Доминго (слугам). Отнесите его в келью. (Мариките, тихо.) Успокойтесь, дитя мое! Вас пытать не будут.

Рафаэль (Мариките, тихо). Не беспокойтесь. Не для таких, как вы, держим мы дыбу. (Слугам.) Уведите ее. Отведите ей хорошую камеру, но не позволяйте ни с кем общаться.

Доминго (Мариките, тихо). Опасайтесь брата Рафаэля. Я сделаю для вас все, что смогу.

Рафаэль (Мариките, тихо). Опасайтесь брата Доминго — он старый лицемер. Но я принимаю в вас участие. До свиданья, дитя мое! (Похлопав ее по щеке.) Я ваш друг. Прощайте! (Направляясь к выходу, про себя.) Не дам я тебе видеться с нею!

Доминго (направляясь к выходу, про себя). Не видать тебе ее, старый сатир, или пусть с меня снимут сутану!

Марикиту уводят.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Келья Антоньо. На стене образ мадонны.

Антоньо (один, мечется по комнате). Кончено!.. Все пропало... Я погиб... Проклят!.. Более страшное проклятие не постигло бы меня, даже если бы я согрешил с нею... Я уже не могу молиться. Да и к чему... теперь?.. Нет, я молиться не стану! Я уже проклят... Тем лучше! Но пока я жив... Мария! Марикита! Я хочу думать только о тебе! Я хочу, чтобы наши две души слились воедино!

Молчание.

Как? Вечным своим спасеньем пожертвовать ради женщины, а она, быть может, падший ангел, искуситель?.. Тридцать лет молитв и самобичеваний пойдут прахом?.. Живи я в миру, я тоже был бы проклят... А я влачил тягостную жизнь для того, чтобы меня все-таки проклял бог...

Молчание.

Все время вижу ее перед собой. (Закрывает лицо руками.)

Молчание.

(Становится на колени перед образом мадонны.) Пресвятая богородица! Спаси меня!.. Я... я... Да, это она, те же черты... Ее черные глаза!.. О Марикита! (Протягивает руки к образу и в ужасе отшатывается.) Господи! Глаза ее мечут молнии. Ты осуждаешь меня за кощунство!.. Решусь ли... Нет, ты не увидишь моего греха. Уйди! (Поворачивает образ ликом к стене.)

Молчание.

Если бы вернуться расстригой в мир... Но что за мысли? Да, я сниму с себя сан, я его оскверняю, но я запрусь у траппистов[11]... Там, говорят, умирают быстро, а мне этого только и надо... Я умру с ее именем на устах. Но почему смерть?.. Почему такое тяжелое искупление? В конце концов какой же это грех? Мы и без того в сей юдоли несчастны, помимо власяницы и плети... Разве я не могу... Были святые, имевшие жен, детей... Я хочу жениться, быть отцом, быть добродетельным главой семьи. Ты лжешь, сатана, не за это я достанусь тебе! Я воспитаю благочестивое потомство, и это будет богу столь же угодно, как и дым наших костров... Безумец! Не я ли торжественно отрекся от мира? Не сам ли господь принял мой обет? И не адский ли огонь ждет клятвопреступника?

Молчание.

Я великий грешник!.. Для меня нет спасения. Одним своим взглядом эта женщина с корнем вырвала благочестие из моей души. Не удержаться мне на краю пропасти... Так брошусь же я в нее очертя голову!.. Разверзнись, преисподняя! (Убегает.)

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Камера во дворце инквизиции.

Марикита (одна, сидит на кровати). Бедная Мария! Где ты очутилась? Что с тобой станется? Марикита Сорванец в инквизиции! Да я бы расхохоталась... А тут бедного Сорванца сожгут! Ох, мороз по коже... О свечу ожечься — и то страх как больно, а тут все тело в огне! (Плачет.) Подумать только! Они хотят меня сжечь, меня, добрую католичку! Ведь я не пошла за капрала Харди только потому, что он еретик. Уж он ли был не красавец! Пять футов десять дюймов росту! И кроме того, если бы я уехала с ним в Англию, капитан О'Тригер сделал бы его сержантом (так он обещал), а я стала бы маркитанткой... Ах, и дура же я! Damn their eves, как они говорили! Будь прокляты святоши! Все они распутники! Может быть, те двое, толстомордые, которые меня улещали, не дадут этому долговязому бросить меня в огонь. Брр!.. Не буду больше об этом думать. Все равно горю не поможешь! Да здравствует веселье! Споем для развлечения ту песню, которая показалась им тарабарщиной. (Поет.)

Его цепями стали бить,Кидали вверх и вниз —И, чтоб вернее погубить,Подошвами прошлись...

И плоть его сожгли сперва,И дымом стала плоть...[12]

Ах, бедный Джон Ячменное Зерно! Как ему было больно! Вот так же больно будет и мне. Неужели я буду гореть?

Входит Антоньо.

Антоньо. И на этом свете и на том.

Марикита (в ужасе отстраняясь от него). Ай! Уже! Что же это? Уже!

Антоньо. Мария!

Марикита (отстраняясь от него). Еще хоть четверть часика!

Антоньо. Мария... Я твой... весь твой. Я больше не инквизитор... Я просто Антоньо... Я хочу быть...

Марикита (отстраняясь от него). Моим палачом? А, вы мой палач!

Антоньо. Нет, нет... Не палач... Я твой друг... Мы станем единой плотью и единой душой... Будем, как Адам и Ева!

Марикита (приближаясь к нему). Как, отец мой? Вы хотите быть моим любовником?

Антоньо. Да, да, я твой любовник! Мы будем вечно любить друг друга.

Марикита. И вы меня уведете отсюда?

Антоньо. Хорошо, но сначала полюби меня!

Марикита. Это успеется. Главное — бежать.

Антоньо (в исступлении). Марикита, смотри, я отрекаюсь от обета, я больше не священник, я хочу быть твоим любовником... твоим мужем, твоим любовником... Мы убежим в пустыню. Мы будем питаться дикими плодами, как отшельники...

Марикита. Ну вот еще! Постараемся лучше улепетнуть в Кадис. Оттуда постоянно уходят суда в Англию. Это хорошая страна. Говорят, там все попы женаты. Никакой инквизиции нет... Капитан О'Тригер...

Антоньо. Умолкни, супруга моя, не говори мне об английских капитанах... Я не хочу, чтобы ты о них говорила.

Марикита. Уже ревновать?.. Бежим скорее!

Антоньо. Сейчас. Но сперва докажи мне свою любовь.

Марикита. Ну так скорее! Уж очень вы невинный...

Антоньо. Я — невинный! Невинный? Я величайший грешник! Проклятый! Окаянный! Окаянный! Но я люблю тебя и отрекаюсь от рая, лишь бы смотреть в твои глаза.

Марикита. Бежим, бежим, а уж потом будем миловаться, как голубки. Ну! (Целует его.)

Антоньо (кричит). Что мне ад, когда я так счастлив!

Входит Рафаэль.

Рафаэль (крестится). Свят, свят, свят! Что я вижу!

Антоньо. Рафаэль!

Рафаэль. Злодей! Ты оскверняешь крест, который на тебе!

Антоньо. Сеньор Рафаэль! Я уже не священник, я супруг Марикиты!.. Благословите наш брак... повенчайте нас! (Падает на колени.)

Рафаэль. Проклятье божье да падет на твою голову!

Антоньо (хватает его за ворот). Венчай, а то — убью!

Некоторое время между ними идет борьба. Потом Антоньо опрокидывает Рафаэля, тот выхватывает кинжал.

Марикита. Берегись! Ты! Невинный!

Антоньо (вырывает у него кинжал). Вот тебе, злодей! (Вонзает в него клинок.)

Рафаэль. Ах!.. Я убит! Дьявол ждет меня!.. Антоньо! Ты меня перехитрил... Кто бы мог подумать!.. Но я прощаю тебя за твою ловкость... а еще потому, что не могу... отомстить. Прощай... Я для тебя приготовлю там котел... А покамест... остаток дней своих... наслаждайся. Доминго... я его запер... Удалил надзирателей. Но ты меня опередил... Ты не так глуп... как я думал...

Антоньо (потрясен). Ты не творишь молитвы?

Рафаэль. Молитвы?.. Ха-ха-ха! Вот я и готов. (Умирает.)

Марикита. Я надену его сутану, и мы выйдем. Нас никто не узнает.

Антоньо. За один час я успел стать развратником, клятвопреступником, убийцей.

Марикита. При виде такого трагического конца вы, я полагаю, скажете вместе с нами, что женщина — дьявол.

Антоньо. Так кончается первая часть Искушения святого Антония. Не судите строго автора.

Африканская любовь

Комедия

Amor loco

A dos hidalgos disparó la flecha.

Lope de Vega. «El guante de doña Blanca».[1]ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Хаджи[2] Нуман.