Девушка с корабля - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

это было семь лет тому назад! За это время ты мог отдать его в стирку. He станем, однако, останавливаться на прошлом. Подумаем лучше, как выпутаться тебе теперь из этой грязной истории.

– Но я вовсе не хочу выпутываться. Я уверен, что мой номер будет гвоздем программы.

– Гвоздь программы? Ты с твоим голосом.

– Да я и не собираюсь петь. Я исполню пародию на Франка Тинни, в которой я с успехом выступал в университете. Ты разве не помнишь? Ты сидел за роялем и изображал капельмейстера. А что, Юстес, если бы ты пошел со мною наверх и про аккомпанировал мне. Ведь тебе не нужно репетировать для этого. Ты хорошо помнишь, как идет сцена… «Хэлло, Эрнест! Хэлло Фрэнк!». Так пойдешь?

– Я могу сидеть только за таким роялем, который крепко привинчен к полу, а не качается подо мною.

– Чепуха. Судно устойчиво, как скала, a море спокойно, как мельничный пруд.

– И все-таки я вынужден отказаться.

– Ну, что ж, придется как-нибудь приспособить Мортимера. Мы с ним репетировали целый день, и, кажется, он начинает понимать. Но он не совсем подходит для этой роли, у него, как бы это сказать, ни слуху ни вдохновения. Но раз ты не хочешь… Пойду, загляну к нему в каюту. Я обещал прорепетировать с ним еще раз перед концертом.

Дверь затворилась за Марлоу, и Юстес, лежа на спине, предался меланхолическим размышлениям. Он был до глубины души потрясен печальной историей, случившейся с его кузеном. Он знал, что значит быть обрученным с Вильгельминой Беннетт. Это все равно, что подняться на воздушном шаре на огромную высоту и свалиться оттуда на каменную скалу.

Размышления его были прерваны внезапным появлением Сэма. Юстес испуганно выглянул со своей койки. Лицо его кузена было слишком сильно вымазано сажей, чтобы на нем можно было прочесть волновавшие его чувства, однако, судя по его жестикуляции, не все обстояло благополучно.

– В чем дело?

Сэм опустился на диванчик.

– Этот дурак испортил все дело.

– Дурак? Какой дурак?

– На свете есть только один дурак: Брим Мортимер, чтобы его черти побрали! Конечно, найдутся и другие, но никто не заслуживает этого звания в такой мере, как он. Он отказывается принимать участие в концерте. Он буквально посадил меня на мель. Я заглянул к нему в каюту, как мы условились, и вдруг вижу, – парень лежит на койке и стонет.

– Но ты же, кажется, сказал, что море спокойно, как пруд?

– Не в том дело. Он совершенно здоров! Просто этот идиот вбил себе в голову сделать перед обедом предложение Билли. Он любит ее уже несколько лет, но до сих пор молчал. Ну, она, конечно, ответила Бриму, что уже дала мне слово, и это так подействовало на него, что, по его словам, при одной мысли сесть за рояль и аккомпанировать мне у него переворачиваются все внутренности. Он собирается провести весь вечер в постели и читать Шопенгауэра.

– Но это же великолепно! Таким образом твой выход не состоится.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты же не можешь появиться один. Уверяю тебя, когда-нибудь ты поблагодаришь его за это.

– Ты думаешь, что я откажусь от участия в концерте? Ты думаешь что я решусь разочаровать любимую девушку? Да я скорей умру!

– Но не можешь же ты выступить без аккомпаниатора

– У меня есть аккомпаниатор.

– Ах, есть?

– Да. Маленький, плюгавенький, с зеленым лицом и большими ушами.

– Кто это такой? Я его не знаю?

– Нет, знаешь. Это ты!..

– Я?..

– Да, ты! Сегодня вечером ты будешь мне аккомпанировать.

– Мне очень жаль огорчать тебя, но это невозможно. Я уже высказал тебе по этому поводу мое мнение.

– Но ты изменил его.

– Нет, не изменил.

– Ну, так скоро изменишь, и я тебе скажу, почему. Если ты не встанешь с этой проклятой койки, на которой валяешься целыми днями, то я сейчас позвоню Джону Мингли и попрошу его принести мне сюда обед и буду есть его на твоих глазах.

– Но ты уже обедал…

– Я пообедаю еще раз. Я с удовольствием съем кусок жирной жареной свинины.

– Замолчи, умоляю тебя!

– Кусок жирной жареной свинины с картофелем и капустой, – твердо повторил Сэм: – и стану есть его вот здесь, на этом самом диванчике. Что ты на это скажешь?

– Ты не сделаешь этого, взмолился Юстес.

– Нет, сделаю.

– Но я не могу тебе аккомпанировать, ведь я совершенно забыл эту вещь.

– Пустяки! Я вхожу и говорю: «Хэлло, Эрнест» и ты отвечаешь: «Хэлло, Фрэнк», и затем ты помогаешь мне рассказать случай в пульмановском вагоне. Каждый ребенок может сделать это.

– Может-быть, на пароходе есть какой-нибудь ребенок?..

– Нет, я хочу тебя. С тобой я буду чувствовать себя увереннее. Мы это разыгрывали с тобою прежде…

– Но, право… Я не знаю…

Сэм поднялся и протянул палец к звонку.

– Стой, стой, – воскликнул Юстес. – Я согласен.

Сэм опустил руку.

– Отлично, – сказал он. – Мы сейчас прорепетируем, пока ты будешь одеваться. «Хэлло Эрнест!..»

– «Хэлло, Франк! – ответил Юстес упавшим голосом, отыскивая брюки, давно лежавшие без всякого употребления.

Глава VI

Инцидент в концерте

Концерты на пароходах даются обычно в пользу вдов и сирот моряков, и, побыв на некоторых из них, можно быть уверенным, что каждая честная вдова или сирота скорее согласится умереть голодной смертью, чем быть причиной подобной пытки. Обычно они начинаются длинной речью главного устроителя концерта, настолько длинной, что зрителей удерживает на местах одна лишь мысль о том, что будет после. А после начинается самое страшное.

Марлоу и Хайнетт были поставлены на программе последним номером. До них в зале происходили разные мрачные вещи. Лектор, который должен был читать о ловле рыб в морских глубинах, осуществил свою угрозу и добросовестно использовал свою тему, при чем первые пятнадцать минут были посвящены исключительно описанию трески. Затем был исполнен романс «Розовый куст», при чем публику волновало сомнение, не придется ли ей услышать его еще раз после перерыва, ибо носились упорные слухи, что другая дама не поддается никаким мольбам и настаивает на своем желании спеть этот же романс.

Какой-то юноша прочитал «Гунга Динг» и, неправильно истолковав рукоплескания публики, выражавшей свой восторг по поводу окончания декламации, прочел второе стихотворение. Его сестра, – такие недостатки обычно носят фамильный характер, – пропела: «Мой серенький домик на западе», исполнив эту вещь довольно мрачно, ибо она хотела исполнить «Розовый куст» и с тем же упорством, какое проявил ее брат, вышла и спела еще раз на бис. Слушатели начали просматривать программу, чтобы убедиться, сколько времени еще