Крушение небес - Рей Дель

Наконец, убедившись, что солнце упадет довольно далеко на юге, он скатился с горячей каменной глыбы и спрятался на северной стороне. В падении он, должно быть, сломал кости, но мгновение спустя был полностью здоров. Даже за глыбой пекло сильно, но терпимо, во всяком случае для него.

От падающего солнца отрывались куски и ударялись о землю. Один рухнул совсем близко, и Дейва объял жар, от которого, казалось, нет спасения. Наконец солнце врезалось в твердь, и землю так тряхнуло, что Дейв не устоял на ногах. Он с трудом встал и выглянул из-за глыбы.

Солнце упало недалеко от горизонта, подняв огромные огненные облака. Его удар отозвался в ушах Хансона страшным грохотом, вокруг посыпались раскаленные пепел и камни.

Насколько он мог видеть, в лагере живых не осталось.

Погибло три миллиона рабов! Спрятавшиеся за камнями продержались дольше других, но зато и страдания их длились дольше. Даже тело Дейва похоже, неуязвимое - едва выдерживало эту пытку.

Опасность все еще угрожала ему. Если его не смогла погубить саламандра, то обломки солнца, по-прежнему сыплющиеся с небес, могли угодить прямо на него. Единственное спасение - как можно дальше уйти от этого злополучного места.

Он собрался с силами, чтобы покинуть свое ненадежное убежище. Возле глыбы, рядом с обугленными останками раба, валялась груда мехов. Вода выкипела, но что-то еще оставалось. Он слил воду из нескольких мехов и с отвращением выпил, чтобы не умереть от обезвоживания по пути к безопасному месту.

Он побежал. Земля под босыми ногами казалась ему расплавленным железом, а обжигающие лучи язвили спину не хуже, чем кнут надсмотрщика. Дейв чувствовал, что каждый шаг грозит ему потерей сознания, но все же заставлял себя двигаться вперед. По мере того как увеличивалось расстояние от лагеря, погребальный костер все шире расползался по горизонту. Жара была такой, что в течение пятнадцати минут могла убить любое нормальное существо, но Дейв еще был в силах терпеть ее. Он бежал, спотыкаясь, сверяя путь по звездам, сияющим на расколотом небе, к той части мира, где раньше была жизнь и цивилизация. Через несколько часов языки пламени скрылись за горизонтом, остался только блеск.

Хансон обнаружил, что его сильное, почти неуязвимое тело все-таки подвержено усталости. Он не мог вечно идти без отдыха. Каждый новый шаг причинял ему невыразимые муки.

Ему удалось вырыть ямку в песке, прежде чем он упал и заснул. Это был сон полностью изможденного человека, потерявшего даже чувство времени. Проснувшись, он никак не мог понять, как долго проспал, несколько минут или несколько часов. Теперь, когда солнце исчезло, а звезды приняли новое, совершенно непривычное положение, не стало ни ночи, ни дня, и не было никакого способа определить, сколько прошло времени.

Дейва разбудил шквалистый ветер, обдавший его горячим песком. Он, шатаясь, поднялся и заставил себя идти против ветра, как можно дальше от упавшего солнца. Даже сквозь сильнейшую песчаную бурю он видел сияние вблизи горизонта. Вдруг к небу поднялось что-то похожее на пар, образовав грибовидное облако, как при взрыве атомной бомбы. Облако расплывалось, вероятно, под слоем флогистона и излучало сильное сияние. И тут же поднялся сильнейший ветер.

Дейв, пошатываясь, шел вперед, и наконец среди песков стали появляться участки зелени. Теперь, когда солнце исчезло, а небо опадало громадными кусками, этот мир, безусловно, был обречен! Дейв раньше считал, что солнце этого мира висело выше небесной оболочки, но ошибся; как и остальные небесные тела, оно располагалось на ее внешней поверхности. Эта оболочка имела свойство прогибаться под ударами, гася энергию падающих небесных тел, но звезды и солнце могли прорвать ее. Более того, даже Дейву удалось проткнуть рукой кусок неба!

По-видимому, солнце провалилось через небосвод.

Тогда почему оболочка не расплавилась? Ответа он не находил. Должно быть, или солнце двигалось с такой огромной скоростью, что не успело нагреть ее, или слой флогистона снизил температуру в месте разрыва.

Сверкающие облака от поднимающегося столбами воздуха расползались, заливая землю светом и теплом. По крайней мере, пока было достаточно светло, чтобы Дейв мог без риска двигаться дальше.

К тому времени как он совершенно выбился из сил, впереди показалось обработанное поле. Дейв подошел к деревне, но она была разграблена, и он обогнул ее, не желая смотреть на отвратительные следы мародерства. Мир погибал, но цивилизация, казалось, опередила его. За деревней Дейв наткнулся на безлюдный бревенчатый дом. Нетвердой походкой он с радостью вошел в него.

Впервые за последние дни ему немного повезло. С первой же попытки он наколдовал еду. После щелчка пальцами и хриплого "абракадабра" появился грязный горшок с медом и деревянное блюдо с жирным тушеным мясом. Ножа не было, и пришлось орудовать руками, что Дейв и проделал довольно ловко. Поев, он почувствовал себя лучше, вытер руки о штаны и с благодарностью подумал об одежде - не важно, из чего она сделана, главное, что выдержала жару не хуже, чем его тело.

Дейв замер, когда нашел под тканью какой-то твердый предмет. Он вынул книгу ученика волшебника. Бедняга так и не прожил своих двадцати жизней, а эта книжка - вероятно, все, что от него осталось. Хансон посмотрел на нее и не без удивления прочел название: "Прикладная семантика".

Он сел и принялся листать томик, недоумевая, при чем тут волшебство? Семантику он изучал еще в колледже, и в содержимом книжки не находил ничего нового.

Но вскоре обнаружил, что разница все-таки есть.

Книга начиналась аксиоматичным утверждением, что символ есть вещь. Отсюда следовало, что любая часть целого, подобная целому, тоже является целым; что всякая семерка есть совокупность всех семерок; и все прочие элементы науки волшебного подобия вполне логично вытекают из единственной аксиомы. Хансон с удивлением обнаружил здесь высокоразвитую логику. Приняв аксиому - а он больше не видел смысла в ней сомневаться, - он сможет почерпнуть из этой книги гораздо больше, чем из университетского курса семантики.

По-видимому, здесь эта тема считалась крайне сложной, так как автор постоянно сбивался на пространные объяснения. Но для Хансона, постигшего высший курс физики, эта наука была элементарной.

Вторая половина книги была посвящена использованию истинного имени. Оно, само собой, является совершенным символом и, следовательно, истинным целым. Существует несложный ритуал присвоения тайного имени. По-видимому, любой, кто открыл какой-нибудь принцип или метод, может дать ему имя, как родители дают имя ребенку.

И есть законы использования этого имени. К сожалению, едва Хансон начал что-то понимать, книга кончилась. Вероятно, это был учебник одной из начальных ступеней.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});