Пятнадцать ножевых (СИ) - Вязовский Алексей

***

Хотелось бы продолжить чем-то вроде «и приснился мне сон», а потом изложить как баба Ванга явилась в мою дрему и сообщила нечто важное. Но ничего похожего. Спал без сновидений, а ворвался в отдых старорежимный будильник, который явно надо запретить за то, что он приносит простому человеку невыносимые страдания. Как же не хватает будильника на телефоне, который тихо и ненавязчиво робко будил меня «Осенними листьями» в исполнении Майлза Дэвиса. А тут — шандарахнуло по голове, и никакой радости.

Пора собираться, однако. Хорошо, что Шишкина перед уходом решила проявить хозяйственность и нагладила мне штаны и рубаху. С этим хоть возиться не надо. Достал неисследованную сумку с вещами, начал смотреть. Трусы, майки, свитера, ботинки зимние. Шкатулочка лаковая, простенькая, средних размеров. На крышке три богатыря высматривают, кто тут неместный. Ширпотреб обыкновенный, такие идут на подарки 8 марта мелкому начальству. Внутри, однако, мечта модника этого времени. Особенно в части наручных часов. Аккуратно завернуты в носовые платки, три штуки. «Сейко» с оригинальным кожаным ремешком, как по мне, довольно скромные, корпус из нержавейки, на циферблате вместо тройки день недели с числом, вместо шестерки и девятки — безвкусные камешки, а вместо двенадцати — аж два. «Ориент», тут камешки на стрелках .Как это можно носить? Ужас же! Ого, а это прямо жемчужина. «Тиссо систар» с автоподзаводом, скромно, но это только на первый взгляд. Вот эти надену. А ширпотреб с блестяшками лучше продам. Мне такая красота и задаром не нужна. И заначка в шкутулочке плюсом, не иначе. Двести семьдесят пять рублей, тоже в носовом платочке. Если не шиковать бестолково, хватит надолго.

А часики все стоят! Давно не заводили. Зато у меня есть городской телефон, который, как известно, может почти всё, даже, по слухам, строчить доносы на своих хозяев. Про это толком не знаю, я советскую власть ругать не собираюсь ни по телефону, ни без него. А вот точное время узнать можно. Набрал «сотку» и безвестная дамочка доложила мне, что сейчас пятнадцать часов и тридцать две минуты. Ну и всё, вроде как и пора. Мне к пяти, но за это время надо доехать до Партизанской улицы в Кунцево, купить хороший тортик и цветы. Почему же я так спокоен? Потому что в отсутствие интернета и службы доставки мне в этом поможет московское такси. И отвезут куда надо, и подскажут. За деньги эти люди готовы на всё. И, заметьте, они даже не будут травить вам психику таджикским шансоном. Потому что почти все они — местные. Только радио «Маяк», только передача «В рабочий полдень».

Таксера я выловил возле метро. То, что надо: лет сорок, солидный. Такие точно всё знают. Он выслушал мои хотелки и озвучил коммерческое предложение:

— Червонец сверху счетчика, и сделаем всё по высшему разряду.

Это он загнул, конечно, я не гость с Кавказа. Поторговались, и сошлись на пятерке. Судя по плохо скрываемой под усами улыбке, примерно на это он и рассчитывал.

И что же мы заимели в конце пути? Тортик «Прага» из одноименного ресторана, шикарнейшие хризантемы в количестве девяти штук и я, стоящий перед серым номенклатурным домом с консьержем и волгами у входа.

Выдержав фейс-контроль у привратника, записавшего меня в гроссбух, поднялся на четвертый этаж. На лифте, конечно же. Если мерить высотой потолков, то это примерно шестой хрущевки. И зачем мне являться на столь ответственную встречу запыхавшимся?

Здесь, конечно, поражало все, начиная с двери. Дуб, не иначе. Скромная латунная табличка с надписью «проф. Шишкин Н.Е.». Прямо как предупреждение — ты уверен, что пришел куда надо?

Позвонил. Хорошая звукоизоляция, не слышно ничего. Я на секунду даже засомневался, может, не работает? Но пока я стоял с поднятой рукой, думая, нажать ли кнопку повторно, щелкнул замок, дверь совершенно беззвучно открылась и меня встретила дочь профессора, Елизавета Николаевна, одетая в приталенное синее платье, излучавшее флюиды капиталистического происхождения.

— Давай, подержу, — она забрала у меня принесенные дары, пока я снимал пиджак и разувался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Что сказать, годная прихожая. Не очень крупная, десяток внезапно понаехавших родственников не разместить, но просторная. Ответвление слева ведет на кухню, справа две двери в комнаты, слева еще одна, а на горизонте обнаруживаются двери сортира с ванной и еще один поворот налево.

Умеет наше государство ценить свои научные кадры, особенно те, которые обслуживают руководящие организмы высшего ранга — не дай бог хирург не выспался в коммуналке и рука дрогнет. Паркет, двери, лепнина на потолке. Чтоб я так жил! Удивительно, что меня не только пригласили к этим ребятам, которые чуток равнее других, но и на порог пустили. Кому я тут пыль в глаза пытаюсь пустить швейцарскими часами и тортиком из «Праги»?

Успокоился я быстро. Роскоши я насмотрелся вдоволь. Да меня убили в частном доме с лифтом, в котором будка охранника круче этой квартиры! Улыбнулся Шишкиной, которая какая-то нервная была. Видимо, родители ей мозг на мой счет повыносили здорово:

— Я понял, Елизавета, зачем вы меня позвали, — и добавил, когда она вопрошающе широко открыла глаза: — Хотите в рабство захватить, чтобы я вам паркет натирал.

Эта шутка не сильно развеселила девушку. Пришлось вспомнить анекдот из будущего:

— Два друга — хирург и анестезиолог проработали в одной операционной двадцать лет вместе. И вдруг хирург умирает. Прямо на пересменке в больнице. Анестезиолог его оплакивает, хоронит. После чего во сне к нему является друг и говорит: «Привет! У меня две новости. Хорошая и плохая. Начну с хорошей. Я попал в рай! Тут тоже операции проводят — черти грешников лечиться присылают. Начальников нет, историй болезни нет, планов по койкодням тоже нет.

Лиза начала неуверенно улыбаться. Ага, сдвинулся лед!

— Ну а плохая какая? — спрашивает анестезиолог.

— Я тут график на неделю смотрел. 15-го мы с тобой опять дежурим.

Подруга сначала улыбнулась. Потом до нее дошло, она звонко засмеялась.

***

А вот и мама. Интересно, она наблюдала в щелочку, когда я буду готов, или это уже инстинкт такой выработался? Что сказать? Видная женщина, со сложной прической. Я пригляделся — дочки вся в нее. Только если младшая сестренка Лизы еще не сформировалась, а старшая блистает молодостью, то здесь у нас вариант укоренившийся и достигший величия. Глядя на таких дам, иногда даже возникают сомнения, работает ли у них пищеварительный тракт тем же образом, что и у остального человечества.

— Андрей, познакомься, это моя мама, Анна Игнатьевна, — сказала у меня за спиной Лиза. Мне показалось, или у моей подруги в голосе писк прорезался?

—Здравствуйте, — молвила хозяйка и протянула мне руку. Смутить меня решила? Ну-ну. Я согнул позвоночник на нужный угол и изобразил чмоканье воздуха над рукой. Обучены, знаем.

— Рад знакомству, — я только ножкой не шаркнул. Шишкина тут же, как по сигналу, сунула мне в руку букет. — Это вам.

Анна Игнатьевна явила милость и цветы приняла. Впрочем, выражение лица у нее при этом было, будто я потырил в анатомичке кусок мертвеца и принес ей. Не впечатлилась, короче. Фигня, не страшно. В мою руку легла бечевка, которой была перевязана коробка с тортом. Я начал движение, чтобы вручить кулинарное изделие, но меня опередили:

— Спасибо, Андрей. Лиза, отнеси на кухню, пожалуйста. И цветы в вазу поставь.

Я хренею, дорогая редакция. Да тут снобизма на десяток нуворишей из моего времени хватит. Интересно, ей раньше чем с пятого раза зачет хоть кто-нибудь сдать может? Посмотрим на папу. Если и он из этой же породы, то девочку мне просто жалко. Или спектакль для меня, наглого провинциала? Надеется, что я испугаюсь и убегу? А если поймут, что это не прокатит, подкупить попробуют? Или угрожать будут? Но пообедать ведь дадут? Не сразу выгонят?

Я секунду постоял, наблюдая, как Анна Игнатьевна двигается по главному фарватеру прихожей и двинулся за ней. Отдельного приглашения, наверное, для меня не припасли. Путь наш завершился в столовой. Скорее всего, так можно назвать эту комнату. Посередине круглый стол, накрахмаленная скатерть, приборы... рупь за сто — серебро. Ну, и фарфор с хрусталем, наше всё в это время. Почему-то подумал: завались сейчас это великолепие, вот грохоту будет.