Бездушный (СИ) - Тимофеев Владимир

Принцип «ротации» у нас с Рейной сложился словно бы сам собой. По чётным я прихожу к ней в спальню, по нечётным она ко мне.

Дверь, соответственно, я сегодня не запер. Хотя свет на всякий пожарный выключил. Ну, в смысле, свечи в подсвечнике погасил. А то ведь уроним случайно... в порыве-то страсти...

Свою «музу-богиню» я дожидался, развалившись в кровати и размышляя, как бы нам разнообразить процесс, чтобы, так сказать, не наскучить друг другу чересчур быстро...

Рей долго себя ждать не заставила. Открыла тихонько дверь и скользнула в комнату. Босая, в одной сорочке, с уже расплетённой косой. Ничего не говоря, она нырнула под одеяло и прильнула ко мне.

В ту же секунду меня будто током ударило.

Я наконец-то понял, чего нам до сих пор не хватало.

Всё ещё висящее перед глазами облако маг-энергии, полученное от Рейны вчера, полетело обратно, в свою же создательницу. Словно бы наяву я видел, как сжатый в комок сгусток магической силы проникает женщине в грудь, доходит до сердца, затем растекается по всему телу волшебной субстанцией, а после взрывается подобно объёмно-детонирующему боеприпасу, сброшенному на вражеские позиции с тяжёлого бомбера.

Ослепительно-яркая вспышка в глазах подруги подтвердила мои военно-эротические фантазии лучше всякой реальности.

Это было словно наркотик. Это было сильнее любого наркотика.

Когда на богиню любовной страсти воздействуют её же заклятьями, да ещё и раз в десять усиленными, эффект от их применения достигает эпического размаха. Цунами безудержного наслаждения сметает любые преграды. Торнадо плотской любви затягивает в себя даже тех, кто и не думал на это подписываться. Ураган бесстыдных желаний сокрушает монашескую мораль, как стальная кувалда изделия неумелого гончара.

Противиться буйству стихии бессмысленно. Единственный выход — отдаться ему добровольно. Только тогда появляется шанс спасти своё тело и душу. Хотя про последнюю спорно. Вероятней всего, она сразу же растворяется в накрывшем её любовном экстазе...

Из поглотившей нас бездны мы вынырнули часа через полтора, не раньше.

— Что это... было? — судорожно прохрипела Рейна, вцепившись в меня, как кошка в пакетик с «вискасом».

Я объяснил.

— А повторить... можно? — спросила она.

— Можно... И даже нужно...

И мы повторили. А после ещё. И ещё...

— Даже не знала, что это так... восхитительно... Меня ещё никогда не били... моим же оружием... — обессиленно пробормотала «богиня», когда за окнами уже забрезжил рассвет...

Глава 8

Следующие три ночи мы провели точно так же. Трахались до рассвета, словно безумные. Сказать, что я был в отпаде, значит, ничего не сказать. С Рейной, если судить по тому, как она смотрела на меня в эти дни, творилось практически то же самое. Но, как ни печально, это была не любовь, а... чёрт, я даже объяснить по нормальному не могу, как правильно обозвать это сумасшествие...

На всеобщее обозрение мы, к слову, наши отношения не выставляли. Точнее, старались не выставлять.

Чтобы «убрать» круги под глазами и прочую «измождённость» от бессонных ночей, Рей применяла иллюзию. У меня с этим делом было попроще — хотя бы по той причине, что с кровати вставал на пару часов позже подруги. Точь-в-точь как в известных мантрах записных феминисток, что мужикам всегда проще, а женская доля завсегда тяжелее мужской.

Я лично с этим никогда и не спорил. Наводить макияж действительно дольше, чем бриться, а если ещё и причёску добавить, и вечные терзания разума «что сегодня надеть», разница между сильным и слабым полом в размере преодолеваемых трудностей становится вообще несопоставимой...

Полностью сохранить всё в тайне нам, ясное дело, не удалось. Но если раньше на наши «невинные шалости» другие смотрели, в общем-то, снисходительно (ну, нравятся эти двое друг другу, что теперь с ними сделаешь), то сегодня, по мнению некоторых, это становилось проблемой.

На исходе первой недели нашего пребывания в Пустограде меня «отловил» Аршаф и без обиняков заявил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Слушай, старшой. Это конечно не моё дело, но я бы на твоём месте поостерёгся.

— Чего?

— Ну... — «вор» внезапно смутился, — того, что вы с Рей... соревнуетесь.

— В чём?

— Кто кого изведёт. Тебе-то, может, и невдомёк, но другие-то не слепые, видят. На вас на обоих уже лица нет, только тени остались. Раньше-то ладно, а что сейчас? В могилу друг друга сведёте, что тогда делать будем? Ну, в смысле, с Империей. Как её без тебя побеждать-то?

— А если без Рейны?

— Без неё тоже, — мотнул головой Аршаф. — Просто она... — он ненадолго задумался, — если что-то решила, то пока своего не добьётся, не остановится. Уж я-то знаю.

Честно сказать, его последняя фраза мне совсем не понравилась.

Даже какая-то ревность вдруг появилась...

Впрочем, как появилась, так сразу же и ушла. Мы с Рей никаких претензий друг другу не предъявляли, тем более, по поводу прошлого. Да и потом, было там что-нибудь или нет, а если и было, то с кем, и при чём тут Аршаф — какая, в сущности, разница?

Главное, что происходит здесь и сейчас. В этом мой собеседник прав на двести процентов.

И если убрать за скобки наши с Рей отношения, то здесь и сейчас ситуация складывалась, действительно, любопытная.

Как и предполагалось, беженцы из тех мест, куда добрались имперцы, появились у нас день назад. Оборванные, ограбленные, избитые, с трясущимися руками, с серыми от пережитого лицами. То, что они рассказывали, приводило горожан в ужас.

Все земли около Пустограда в радиусе до сорока лиг Конклав объявил мятежными. Имперские войска шли по имперской провинции, как по вражеской территории, оставляя после себя пепелище. Они никого не щадили. Под нож шли мужчины, женщины, дети, домашняя живность. Дома, сады, огороды, хозяйственные постройки — всё сперва грабилось, а после уничтожалось.

Больше других, как сообщали успевшие убежать, свирепствовали имперские маги. Прежде чем кого-то убить, они подвергали своих жертв изощрённейшим пыткам. Тех, кто попадал в руки обычным солдатам, считали счастливчиками — их убивали быстро, без лишних мучений.

«Сеять панику, давить волю к сопротивлению, лишать ресурсов», — объяснил эти действия Тур.

Я с ним не спорил. Рациональное зерно в этом и вправду имелось. Именно так, если верить истории, велись религиозные войны. Ересь вычищалась под корень не только вместе с её носителями, но и с теми, кто просто жил по соседству. Слуги Конклава следовали этой тактике строго и неуклонно, методично выжигая дотла все попадающиеся на пути хутора, деревни, маленькие городки. Они шли широким фронтом, не упуская из виду ни одно поселение. Те местные, что успевали скрыться до их прихода, бежали либо в леса, либо же прямиком в Пустоград, будто по взмаху волшебной палочки превратившийся в умах его обитателей и соседей в центр антиимперского сопротивления.

С одной стороны, нам это было на руку — проблема лояльности граждан решилась «сама собой». С другой, несло огромные риски. Во-первых, увеличение количества жителей не увеличивало количества продовольствия. Во-вторых, рассказы несчастных на многих пустоградцев наводили уныние. В-третьих, нас явно или неявно отсекали от прочих провинций Империи, превращая в изгоев и лишая возможной поддержки.

Словом, нас вынуждали только обороняться, причём, без особой надежды выстоять. Игру в долгую при этих раскладах мы безнадёжно проигрывали. Чтобы переломить ситуацию в свою пользу, требовалось наступать. А чтобы наступать, нам были нужны союзники...

— Не беспокойся. В могилу друг друга мы не сведём, — продолжил я после недолгой паузы. — Что бы Рей ни задумала, она не настолько дурная, чтобы извести ради этого меня и себя. Но это уже неважно. Завтра все игры закончатся. Завтра, — я ткнул в «вора» пальцем, — мы уходим из города. Ты и я. Рей, Лика и Тур остаются.

— Уходим?! — опешил Аршаф. — Куда?