Первая вокруг света - Кристина Хойновская-Лискевич

Как-то раз такой особенно зловредный «морской ансамбль» столкнувшихся волн собрался возле кормы с наветренной стороны, вытянулся в изящный стожок и пнул «Мазурку». Бедняга повалилась на бок. Мокрая пакость залила палубу, заполнила кокпит, заглянула в каюту и только после этого ретировалась через леера, попутно унося с собой спасательный плот. Я выскочила, окунувшись по уши в воду, наверх, схватила плот, перенесла его через кормовой релинг обратно и уложила в нишу на корме. До сих пор удивляюсь, что могла это сделать — поднятие тяжестей никогда не было моим увлечением, а плот весил 90 кг! Как я смогла поднять его на метровую высоту, повернуться с таким грузом на 180° и положить на место? Однако, если нужно, то, оказывается, все можно.

До Кристобаля оставалось около 320 миль — «скачок лягушки» по океанским меркам. Я шла осторожно, тем не менее суточные пробеги были неплохими — до 90 миль. Уже с надеждой смотрела в будущее и даже вызубрила все возможные — дневные и ночные — навигационные знаки в районе входа в бухту Лимон. Во время сеанса связи с польским судном «Болеслав Храбрый», находящимся в Кристобале, поступила дополнительная информация: половину ширины входа в бухту занимает затонувшее судно. Оно хотя и обозначено соответствующими знаками, тем не менее представляет серьезное препятствие. Радист судна утешил меня, добавив, что для «Мазурки» места, пожалуй, хватит. Забота большого судна с судьбе «маленького коллеги» очень тронула меня. Подобные предупреждения поступили также с «Центауруса» и «Колумба». Я уже стала договариваться о встрече с польскими судами в Кристобале.

Как раз в это время скорость яхты стала падать — установившийся северный ветер совсем ослаб. Но и море успокоилось, исчезла изнуряющая волна. «Мазурка» шла медленно. Температура днем достигала 40 °C. Еще несколько дней такого безмятежного плавания — и я в отличной форме достигну Кристобаля, где мне предстоит многое сделать перед выходом в Тихий океан.

Но 25 мая мой «отпуск» кончился. К вечеру небо потемнело, хлынул дождь. Штормовые порывы ветра вынудили срочно сбросить грот. Гроза бушевала примерно час и сменилась полным штилем. На западе засверкали молнии, при виде которых меня едва не хватил инфаркт: казалось, что горит полмира и все небо полыхает огнем. На Барбадосе рассказывали, что летом здесь наблюдаются световые эффекты, но чтобы они выглядели подобным образом, я никак не ожидала. Я всегда панически боялась молний и бурь, но сейчас страх пришлось отложить на потом. Видимость ухудшилась настолько, что покинуть палубу было опасно. Впрочем, сидеть под палубой «Мазурки» тоже было бесполезно, а спрятаться вместе с яхтой мне было негде. В течение ночи ситуация повторялась несколько раз — налетали кратковременные штормы, сменявшиеся штилями. Я начала подозревать, что это один и тот же шторм обрушивается с моря на сушу, отражается от высокой горной цепи и снова возвращается в море, чтобы пугать меня. День принес солнце и слабый ветерок, который задувал с разных сторон.

В полдень 29 мая я увидела высокий берег и два маяка. Определила, что это Фарралон-Сусио-Рок и Айл-Гранд — маяки в 20 милях от Кристобаля. Ночью, в полнейший штиль, я с радостью разглядывала зарево огней над Колоном и Кристобалем. Казалось, что цель плавания находится на расстоянии вытянутой руки. Близость к берегу не позволяла мне уйти с палубы и лечь на койку. С наступлением темноты очередным кошмаром (после стука руля) стали для меня суда, которые со всех сторон неслись на полном ходу в Кристобаль. У «Мазурки» не было никакой маневренности, поскольку слабый ветер не давал ей развить приемлемую скорость. Двигатель был неисправен, но на Барбадосе я спесиво решила, что мне хватит одного основного движителя — парусов. И вот теперь они печально висели, а течение деловито сносило нас назад в море. Утром оказалось, что я нахожусь от цели дальше, чем вчера.

Так я и плавала следующие шесть дней. Днем мне удавалось немного продвигаться вперед, пробиваясь через мощную подводную реку. Ночью не было даже признаков ветра, зато действие течения заметно оживлялось. Вместе с ним плыли кусты, деревья и всякий мусор, вымываемый дождями из рек. Солнечные штили чередовались с тропическими ливнями, сводившими видимость к нулю. Поэтому днем еще как-то можно было обходить этот хлам, ночью же оставалось рассчитывать только на везение. Молнии, украшающие огнем все небо, перестали мне мешать. Я слишком устала, чтобы реагировать на них. Впрочем, теперь меня больше пугала другая вполне реальная опасность: все суда мира словно договорились встретиться в Кристобале. Я лавировала между ними и со злостью думала, почему именно ночью им понадобилось заходить в канал. Я освещала «Мазурку» всеми доступными средствами и «пугала» суда фонарем, направляя его луч на паруса и надстройки. Взять их на испуг не всегда удавалось. Бывало, что они или не замечали меня или не желали замечать. И тогда мне приходилось отчаянно маневрировать, чтобы не оказаться раздавленной.

День кончался, и каждый раз я думала, что наступающая ночь будет последней, которую я смогу выдержать без сна, ибо сколько можно не спать? Но днем я снова ловила дохлый ветерок, пытаясь преодолеть течение. А очередная ночь опять заполнялась встречными судами, и только скверно работающий двигатель помогал избегать столкновений и не позволял терять слишком много из пройденных миль.

Мне казалось, что я уже изучила «привычки» судов. Все говорило за то, что они избегают дневного света. Уверившись в своих выводах, в солнечный и безветренный полдень я улеглась на койку часок поспать. Но уже через четверть часа меня поднял на ноги шум ливня и какой-то ужасный грохот. Сквозь пелену воды я увидела надвигающуюся слева по носу серую громадину — встречным курсом шло большое судно. Несколько человек на борту что-то кричали, угрожающе размахивая руками. Крики были явно недружелюбными. Впрочем, и я не особенно дружелюбно думала о них. Вот так, ясным днем, в десяти милях от порта и трех от берега «Мазурка» могла превратиться в лепешку! Интересно, что экипаж этого судна понимал под обсервацией, ведь с таким же успехом они могли встретить и большой танкер. С этого момента из моего суточного расписания сон был решительно вычеркнут до самого Кристобаля.

И в следующие четыре дня каждое утро я обнаруживала по левому борту Фарралон-Сусио-Рок, хотя все время старалась с помощью парусов и двигателя идти к Кристобалю. Течение явно не желало пускать меня в порт, а штиль активно ему помогал. Соседство судов ночью и, как оказалось, днем было опасным. Тогда я решила изменить тактику. Поставив все возможные паруса максимальной площади, ушла в открытое море. Мне хотелось по большой дуге выйти из течения и подойти ко входу в порт так, чтобы пересечь главный поток под прямым углом к курсу. Я сделала полукруг радиусом около 50 миль. Ветер с берега был по-прежнему слабым, зато течение перестало ощущаться. Двое суток я шла по кругу, центром которого был Кристобаль. И 3 июня в полночь оказалась у маяка Торро-Пойнт. Вход в порт был уже виден.