В сердце Антарктики - Эрнест Генри Шеклтон

В полдень наше положение было 59°8’ ю. ш. и 179°30’ в. д. Позднее шквалы со снегом сменились ясной погодой, на небе появились перистые облака, заинтересовавшие метеорологов, как указание на направление течений в верхних слоях атмосферы.

После полудня число пассажиров на судне увеличилось: одна из наших собак, Поссума, родила шесть превосходных щенят. Счастливой матери и ее потомству было устроено теплое помещение на крыше машинного отделения, где стояла часть наших ящиков. Мы передали сообщение об этом радостном событии на «Куниа» с помощью сигналов, и в ответ получили поздравление от капитана Ивенса. Правда, сигнализирование флагами оказалось в данном случае довольно медленной операцией: коммерческий код сигналов мало приспособлен к таким особым событиям. Мы видели уже из той тщательности, с которой на «Куниа» проверяли каждый наш сигнал, что они с трудом могли понять суть нашего сообщения. Им, конечно, не приходило в голову, что в такое время могут сигнализировать о появлении на свет щенят. Всякий раз, как погода хоть чуть смягчалась, оба судна переговаривались при помощи флажков, и капитан «Куниа» всякий раз специально справлялся о самочувствии научного персонала.

13 января поднялся небольшой восточный ветер, тучи рассеялись, появилось голубое небо с легкими перистыми облаками. Погода стала такой теплой и приятной, какой мы не видали с того времени, как оставили Литтелтон, хотя температура воздуха была всего +1,1 °C, а воды +2,8° C. Лучи солнца выманили на кормовую палубу даже тех, кто до того времени мало показывался наверху. Все судно стало скоро похоже на настоящий чердак. Одеяла, пиджаки, сапоги, чемоданы, некогда казавшиеся сделанными из кожи, а теперь превратившиеся в какие-то лохмотья коричневой бумаги; пижамы, которые их владельцы наивно собирались носить, когда только попали на борт корабля, книги, расставшиеся со своими переплетами, и со страницами, обнаружившими полнейшее нежелание расклеиваться после пребывания в промокшем «устричном закоулке»; подушки со слипшейся массой внутри, которая тоже некогда была перьями, ковровые туфли, превратившиеся просто в лоскутки ковра, – словом, разнообразнейшие личные принадлежности каждого из членов экспедиции, включая самые драгоценные напоминания о доме, разноцветной массой были свалены на корме палубы для просушки. Кое-кто отважился вымыться, но это было малоприятным делом, так как температура была на 2° выше нуля.

У некоторых из нас – бывалых моряков, было меньше трудностей с просушкой: дорого доставшийся опыт первых дней научил их, что чем меньше используется предметов, которые могут промокнуть, тем меньше предстоит потом сушить. В особенности придерживался этого правила Адамс, так как все это время на нем были фланелевые брюки, в которых он сел на корабль в Литтелтоне и которые на нем же высыхали после каждого основательного обливания. Он проявлял нежную привязанность к этому одеянию в течение всего периода плавания во льдах и работая на корабле у места зимовки. Без сомнения, Адамс продолжал бы носить их и при восхождении на Эребус, если бы они буквально не разлезлись на куски.

Теперь мы уже тщательно наблюдали за горизонтом и высматривали, не увидим ли дрейфующих льдов и айсбергов. Мы взяли несколько восточнее. Я предвидел, что в результате задержки, вызванной непогодой, у нас окажется недостаточно времени для плавания, если придется идти через широкую полосу дрейфующего льда, тогда как на несколько градусов восточнее мы, возможно, встретим чистую воду. Встреча с дрейфующими льдами означала конец буксирной помощи «Куниа», а также расставание с Бакли, которого все на судне, начиная от простых матросов и выше, успели полюбить и который так хорошо помогал нам управляться с лошадьми. Именно он быстротой своих действий спас однажды жизнь Зулу. Мы решили устроить нашему другу в этот вечер большой прощальный ужин, и Марстон даже нарисовал для этого специальные карточки с меню.

В полдень этого же дня мы были уже под 61°29’ ю. ш. и 179°53’ в. д. После полудня погода оставалась превосходной, и мы поставили даже кое-какие паруса. Правда, и во время дурной погоды мы несколько раз пробовали ставить паруса, чтобы сделать корабль более остойчивым, но во всех этих случаях ветер просто срывал и уносил их в море. «Куниа» делал то же самое с одинаковым успехом. Наш ужин в тот вечер прошел очень удачно, мы разошлись только под утро.

На следующее утро, 14 января, мы заметили первый айсберг и прошли от него на расстоянии около 4 километроов. Он имел обычную для антарктических айсбергов плоскую форму, бока его были мертвенно белого цвета. При виде этого первого вестника скованного льдами юга у Бакли вновь разгорелось желание остаться с нами. Ему явно тяжело было покидать нашу маленькую компанию. Утром этого дня на небе наблюдался приметный пояс облаков. Их направление указывало на течение в верхних слоях воздуха. Профессор Дэвид вместе с Коттоном занялись определением высоты этого пояса, чтобы попытаться выяснить нижнюю границу верхних воздушных течений. По краям облачного пояса был сделан ряд измерений частично секстантом, частично уровнем Эбнея, В результате нескольких определений высота пояса была установлена приблизительно в 4000 метров. Этот пояс облаков передвигался в восточно-северо-восточном направлении со скоростью примерно 22 километра в час, тогда как на поверхности моря в то же самое время дул слабый западный ветер. В полдень наше положение было 63°59’ ю. ш. и 179°47’ з. д., так что мы пересекли уже 180° меридиан.

Во второй половине дня мы миновали еще два айсберга с их обычными хвостами из мелкого льда с подветренной стороны. Море изменило свой цвет, из свинцово-синего стало зеленовато-серым. Альбатросы встречались в значительно меньшем количестве, и те, которые летели за судном, были большей частью темной окраски. Кроме них, встречались иногда капские голуби[44], вильсоновы качурки[45], а также маленькая серая птичка, которая обычно водится вблизи плавучих льдов, но научного названия которой я не знаю, мы их называли просто «ледовыми птицами».

Другим признаком близости льдов была температура воздуха и воды – она упала до нуля. Все указывало на близость плавучих льдов, о чем мы сигналом сообщили на «Куниа». Я просил также капитана Ивенса заколоть и освежевать наших овец, находившихся на его судне, так как туши легче будет перевезти, когда настанет время расставаться. Погода оставалась хорошей всю ночь, дул легкий ветер.

На следующее утро видимость была довольно плохая от налетавших временами небольших снежных шквалов, а около 9 часов мы увидели с южной стороны лед, просвечивающий сквозь туман. Он как будто бы простирался с юго-запада на юго-восток и был, по-видимому, предшественником плавучего льда. Теперь настало время для «Куниа» покинуть нас после буксировки на расстояние 2430 километров. Это настоящий рекорд буксировки для судна, которое вовсе для этой цели не приспособлено. Прежде чем окончательно расстаться с нами, «Куниа» поставил еще один рекорд: он был первым стальным судном, пересекшим Южный полярный круг.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});