Здесь умирает надежда (ЛП) - Малком Энн

Я кивнула один раз.

— Да, я уловила общую суть.

Его взгляд стал тяжелее.

— И тебя это не беспокоит?

Вопрос был неожиданным. Я думала, что он из тех парней, которые говорят: «прими меня таким, какой я есть, или отвали». В этом вопросе было настоящее любопытство. Почти… беспокойство.

— Нет, — быстро заверила я его. — Меня это не беспокоит.

Он слегка наклонил голову, как будто оценивал мои слова.

Я вздохнула.

— Я серьезно, — добавила я. — Хоть и не знаю всей реальности твоей жизни, я тоже не такая уж невинная. Я многое повидала. Я прекрасно понимаю, что мир — это не красивое, беззаботное и безопасное место. Что добро и зло существуют внутри каждого. Если бы у меня были проблемы с тем, чем ты занимаешься, я бы, конечно, не позволила тебе трахнуть себя.

Глаза Карсона слегка потемнели, и я вспомнила, что произошло на полу позади нас, мои нервные окончания покалывало от напоминания об этом удовольствии.

И надеюсь, — несмотря на мой желудок, набитый макаронами с сыром, — он увидит это желание в моих глазах, преодолеет расстояние между нами и напомнит, каково трахаться с ним, но вместо этого он заговорил.

Я не была полностью разочарована.

— Я вырос на Среднем Западе, — начал он.

Мои глаза расширились от этого, у него не было ни намека на акцент. Его низкий баритон был ровным. Потом я вспомнила легкую нотку, когда он называл меня «дорогая».

— В бедности, — продолжил он. — С отцом, которому нравилось бить мою мать. В конце концов он убил ее.

Я вздрогнула. Не на информацию, а на то, как он ее передал. Холодно. Но не без чувств. Я видела что-то в его глазах. Ему пришлось закалиться, чтобы жить с этой правдой.

Мое сердце разорвалось на части, и я вонзила зубы в внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться от слез.

— Потом я его убил, — заявил он, как ни в чем не бывало. — Когда у меня появились навыки.

Хотя никто никогда раньше не признавался мне в убийстве, я не испытала ни шока, ни отвращения. Во мне расцвел восторг от того, что Карсон добился своего рода справедливости, смог отомстить за свою мать. Это меня удивило. Я была против смертной казни — я верила, что людей можно перевоспитать, что нам нужно сосредоточиться на устранении проблем, а не стирать их и хоронить.

Такой резкий поворот в моих убеждениях меня потряс.

— Я научился необходимым навыкам у ветви власти, которой, как предполагается, не существует, — объяснил Карсон. — Эта власть работает внутри страны, шпионит за гражданами, лишает их прав, если высшее звено решит, что они совершили преступления.

Я моргнула. И поверила ему. Меня ничуть не удивило, что существовала секретная правительственная организация, которая работала в тени, делала вещи, которые могли выдумать только люди в шляпах из фольги.

Я достаточно общалась с политическими силами, чтобы знать: за занавесом скрывается целый мир.

Однако я была удивлена, что Карсон рассказывал мне все это. По сути, я была чужаком. Та, что не умела хранить секреты. И все же он не мог знать этого обо мне. Потому что он меня не знал.

И все же он был здесь и рассказывал мне, что раньше работал на сверхсекретную правительственную организацию, которая, вероятно, пытала и убивала американцев.

Карсон не произвел на меня впечатления человека, который ходил и рассказывал всем об этой маленькой жемчужине, спрятанной в его истории.

— Я хорошо учился в школе, несмотря на все это дерьмо, — продолжил он, его низкий баритон завораживал.

Его глаза не отрывались от моих. Большинство людей не поддерживали зрительный контакт в течение длительного периода времени. Их взгляды метались по комнате, взад и вперед. Длительный зрительный контакт с кем-то даже во время самого банального разговора был слишком интимным для большинства людей.

Это не банальный разговор.

Я была поймана в ловушку пристального взгляда Карсона.

— Получил стипендию в каком-то гребаном модном колледже.

Он остановился, чтобы сделать глоток вина. Я не сделала того же самого. Я просто смотрела, затаив дыхание, ожидая, что он продолжит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я не учился, — сказал он, сглотнув. — Знал, что не впишусь туда. Уже тогда знал, что не создан для того, чтобы меня ставили на конвейер и вырезали по форме остальных людей. Так что я завербовался. Были еще дети из моего родного города, которые это сделали. Это был единственный выход для большинства людей, родившихся в бедности, обреченных продолжать тот поганый образ жизни. Большинство из нас пошли туда, потому что хотели причинять боль. Убивать. Куда-нибудь, где это было бы работой, а не преступлением. Конечно, мы говорили это только друг другу. Это не то, чем можно гордиться.

Теперь в его голосе не было стыда. Просто честность. Жестокая, неприкрытая честность. Я должна напугаться, когда он признался, что хотел кого-то убить.

Этого не произошло.

Время страха улетучилось. Я была голодна, жаждала большего от него.

— Оказалось, что у меня это хорошо получается, — сказал он мне, пристально глядя на меня, ожидая какой-то реакции. — Убийство. Мне это понравилось. Начальство обратило на это внимание. Проверяли меня. Хотя в то время я не знал, что они именно этим и занимались. Я прошел тест. С честью. Испытание, которое большинство мужчин проваливают. Испытание, которое большинство мужчин должны провалить. Но только не я. Поэтому они предложили мне работу. А это означало, что я должен разорвать все связи с тем человеком, которым был раньше. Сказали, что я не могу связаться ни с кем, кого люблю, — он усмехнулся. — Это была не такая уж большая жертва. На самом деле это было похоже на гребаный дар от Бога — избавиться от всего, в чем я родился, и иметь возможность создать свою собственную версию самого себя.

Дрожащей рукой я сделала глоток своего вина, не чувствуя его вкуса. Все, что я могла почувствовать, — это слова Карсона.

— Меня это не беспокоило, — он почти лениво провел пальцем по моей руке. — В течение многих лет меня это не беспокоило. На самом деле, мне все чертовски нравилось. Потом я решил, что нет. Ничего кардинального не произошло. Они не просили меня делать ничего, что выходило бы за рамки моей морали. Я делал все и вся. Но однажды решил, что не хочу подчиняться приказам какого-то ублюдка в костюме, сидящего в тени, у которого никогда в жизни не было крови на руках. Понял, что я марионетка, и что в конце концов они убьют меня. Когда я перерасту свою полезность. Мне не хотелось быть марионеткой. Так что я ушел.

Я оценила его расслабленное поведение.

— Я не эксперт по секретным правительственным операциям, но у меня есть подозрение, что ты не получил торт и золотые часы, когда объявил о своей отставке, — мой голос был хриплым, грубым.

Карсон улыбнулся мне. Это согрело меня до глубины души. Я осветилась изнутри, как будто он только что не сказал мне, что годами пытал и убивал людей.

— Нет, — ответил он. — Это не та работа, которую можно бросить. От этого можно лишь исчезнуть. Так или иначе. Я был хорош в исчезновении людей, так что сделал с собой тоже самое. Несколько лет бродил по округе, нашел Джея. А остальное, как говорится, уже история.

Мне потребовалась секунда, чтобы переварить всю информацию, которую он только что так свободно мне предложил. Всю его историю. Он не приукрашивал, не пытался сделать это более мягким для меня.

— Эта история происхождения злодея удовлетворила тебя? — он ухмыльнулся.

Я кивнула один раз, осушив свой напиток и со звоном поставив его на кофейный столик.

— Да. Более чем. Теперь мы пойдем в мою спальню, и ты удовлетворишь меня совершенно другим способом.

Взгляд Карсона стал пристальнее, и я молча помолилась, чтобы не испачкать диван своим возбуждением. Я наблюдала, как двигается его горло, когда он допил оставшееся вино, ставя свой бокал рядом с моим.

— Как пожелаешь, — пробормотал он.

Затем он поднял меня и перекинул через плечо, шлепнув рукой по моей заднице.