Зверь в океане - Андрей Дашков

Но ТА ли это Древняя Земля, о которой рассказывала мать? Может быть, их на самом деле несколько, и каждый счастливчик, увидевший сушу, привнес в легенду что-то свое, оттенок личной мечты о покое, изобилии, счастье?

Даже если я ошибался, какая разница? Я достиг пристанища. Сомневаюсь, что у кого-либо еще был такой выбор – выползти на берег предков или до конца своих дней скитаться в океане.

Земля была не такой уж большой – моя стая замкнула круг меньше чем за сутки. Оно и понятно. В противном случае найти этот клочок суши было бы гораздо легче.

Вначале мы держались в отдалении от берега. История с Плавучим Островом научила меня осторожности. Я стал благоразумным, вероятно, даже излишне благоразумным.

Основание горной гряды находилось на недостижимой глубине. За миллионы лет сгладился рельеф пологих склонов. На отмелях было полно моллюсков. Рыба также водилась в изобилии. Во всяком случае, мои косатки не испытывали недостатка в пище. Я чувствовал, что им нравится это место. Осмелев, они заплывали в залив и терлись животами о дно мелководья.

Раны Лимбо затянулись почти полностью. На вид это был прежний могучий и матерый самец. Он несколько раз спасал мою жалкую жизнь. Я в вечном, неоплатном долгу перед ним. Хорошо, что он не знает об этом… Не так давно мы обменялись душами, и я почувствовал: что-то необратимо изменилось в нем. Страшный опыт не проходит бесследно, и шрамы остаются не только на коже.

Порой мне кажется, что ему тоже снятся жуткие сны – о прошлом, о войнах, о демонах, о смерти, о Белом Кашалоте, – и я (грязное создание!) мог бы даже «подсмотреть» их, однако всякий раз отказывался от этой затеи, потому что начинал ощущать приближение НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОГО. Его легчайшее прикосновение ужасало. Оно стремилось поглотить меня целиком, лишить разума, превратить во что-то непредставимое. Я не знал, благословение это или проклятие, но готовился к худшему. Да, я трусливо «прятался», втягивая обратно в свой мозг невидимые всепроникающие «щупальца», как только возникали эмоции, для которых еще не придуманы названия в моем языке.

И все равно мы стали еще ближе друг другу, если такое вообще возможно, и достигли полного взаимопонимания. Лимбо был сверхосторожен и подозрителен, как… двуногий. Он подолгу «изучал» подводные окрестности гряды, прежде чем приблизиться к ней. Опасности не было. Но я не торопился.

Я испытывал какую-то робкую надежду. На что? Я не мог осознать этого до конца. После всех потерь, безумной бойни в Новом Вавилоне, крушения иллюзий я нуждался в опоре, в чем-то, во что можно верить. Оказалось, мое сердце не истлело. Я еще мог испытывать радость. И что может поддержать лучше, чем незыблемая твердь? «Скоро, скоро ступлю я на Древнюю Землю!» – думал я и… оттягивал этот момент. Потом наконец решился и направил Лимбо к восточному берегу.

И радость моя была омрачена.

* * *

Первое, что открылось моему взгляду, когда Лимбо вынырнул, это песчаный пляж, а на нем – мертвые дельфины. Они выбросились на берег совсем недавно, и туши еще не начали разлагаться. Было время отлива; вода отступила, обнажив их почти полностью. Издали они казались серо-белыми холмами, испещренными пятнами и морщинами, а вблизи – чужеродными массами плоти, вопиющим уродством на фоне золотистого песка и зелени того непередаваемого оттенка, который я не видел никогда и нигде под водой. Эта струящаяся легкая зелень торжествующе парила в голубом небе, купалась в лучах солнца, соперничала в легкости с облаками. Глядя на нее, я забывал о смерти.

Но смерть была тут, внизу, передо мной – нелепая, необъяснимая, противоестественная смерть целой стаи дельфинов…

Я поймал себя на том, что ищу взглядом фигуру двуногого. В моем сознании демоны были неотделимы от самой идеи уничтожения. У меня не было сомнений, что это работа пастуха. Он заставил дельфинов совершить самоубийство, но зачем? Если он сошел с ума, то покончил ли он и с собой тоже?

Зловещий знак. Смерть дельфинов подействовала на меня угнетающе. И хотя я догадывался, что чайки быстро сделают свое дело, а после очередного шторма на берегу не останется даже костей, тот первый день в раю так и запечатлелся в моей памяти как День Мертвой Стаи.

(Да-да, чаек здесь было множество; оказалось, что птицы не вымерли. Раньше я видел их в своих снах – злобные, белые, хищные, острокрылые тени, – а теперь, наяву, они стали для меня живыми символами свободы и надежды, пронизывающими голубой простор. И значит, прошлое иногда возвращается, принося с собой не только боль утраты, но и силы жить. И еще осознание: есть то, что недолго пребудет со мной, а потом, в вечности, – ВМЕСТО меня. Я хотел бы разбить тайное зеркало внутри себя, отражающее свет в обоих направлениях, – чтобы не видеть ни рая, ни ада, и просто довольствоваться каждым прожитым мгновением, пусть даже среди ужасающей пустоты.)

Однако и пустота заполнялась новыми сигналами. Я закрыл глаза и сосредоточился на поиске. Лимбо медленно нес меня у самой поверхности по длинной дуге вдоль рифа, прикрывавшего вход в залив. В рифе были подводные ворота – настолько широкие, что в них могли пройти несколько полосатиков. Риф был искусственным. Я успел достаточно увидеть в Вавилоне, чтобы не ошибиться. Но меня интересовал не риф.

«Сигнал-ощущение-знание». Вдоль этой цепочки блуждали тени еще неизвестных мне существ, живущих на суше. Как всегда, я «видел» лишь пятна – на этот раз чрезвычайно слабые и размытые. Каналов связи с ними, по-видимому, не существовало. Птицы, четвероногие и еще какие-то твари, похожие на двуногих, но хвостатые. Мне было ясно, что они не обладают ни человеческим разумом, ни человеческой изощренностью. Наземные животные были не опаснее моих косаток. А в воде они вообще оказались бы беспомощными.

Однако любой обитатель суши имел преимущество передо мной. Как только мои слабенькие ножки, не привыкшие носить тяжесть тела, ступят на берег, я превращусь из властелина китов-убийц в потенциальную жертву.

Это был еще один повод, чтобы задуматься о выборе. Но Древняя Земля настойчиво звала меня – шумом ручьев, бегущих с гор, радугами над водопадами, прохладной тенью сумеречных лесов, голосами птиц, запахами влажных листьев… И даже луна, взошедшая под вечер, звала меня. Сверкающий круг всплывал среди нарождающихся звезд, вызывая сладкий ужас перед мимолетностью, эфемерностью существования и в то же время странную уверенность в том, что смерти не существует. Замирало сердце, будто я был ребенком, впервые услышавшим волнующую и таинственную сказку. Древней Земле не требовалось ничего, чтобы изменить меня; она сама по себе была преображающим волшебством. В моих генах был закодирован отклик на эту утраченную красоту, и теперь зов звучал неотступно; земля влекла меня неудержимо…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});