Консолидация - Джефф Вандермеер

Но мать приехала из Центра, и они встретились в конференц-зале — вероятно, нашпигованном жучками, как он понимал. Не путешествовал ли вместе с ней и Голос, устроившись в резервуаре с соленой водой в смежной комнате?

ца улице стоял холод, и она была одета в пальто с шарФ0М поверх делового костюма и черные туфли на высоких каблуках. Сняв пальто, она держала его на коленях. Но шарфа не сняла. Вид у нее был такой, будто она готова сорваться с места в любой момент и упорхнуть за дверь, прежде чем он успеет щелкнуть пальцами. Он уже пять лет с ней не виделся — мать оказалась предсказуемо недостижима, когда он пытался передать ей сообщение о похоронах бывшего мужа, — но она почти не состарилась, каштановые волосы по-прежнему окружали лицо огромной копной, как у фотомодели, а голубые глаза расчетливо глядели с лица, на котором морщины притаились лишь в уголках глаз и, скрытые волосами, поперек лба.

Она сказала:

— Это будет вроде возвращения на родину, Джон, а? — подталкивая сына, желая, чтобы он это произнес, словно он морской желудь, прильнувший к скале, а она — чайка, пытающаяся убедить его ослабить хватку. — Тебе будет уютно в той обстановке. Тебе будет уютно с тамошним народом.

Ему пришлось подавить гнев с неуверенностью пополам. Откуда ей знать, права она или заблуждается? Она редко там бывала, хоть и не лишена была права посещения. Только они с отцом. Папа к тому времени уже начал опускаться: ел слишком много, пил лишнее. Вереница мимолетных увлечений, как только развод состоялся, а может, и еще до того (быть может, он был наивен), а после — нечто вроде строжайшего целибата, насколько Контроль мог судить, когда он вновь отдался искусству… вот только никому оно не было нужно. Наведя в его доме порядок и уехав в колледж,

Контроль испытал виноватое облегчение, оттого что можно больше не жить в этой атмосфере.

— И, уютно устроившись в этом мирке, столь мне знакомом, чем же я займусь?

Она ему улыбнулась. Искренне. Контроль знал разницу, страдая несчетное число раз под тусклым желтым сиянием фальшивок, пытавшихся разогреть его любовь к ней. Когда она улыбается по-настоящему, когда это идет от души, лицо матери преисполняется красотой, изумляющей всякого, кто ее видит, словно она прячет свою истинную натуру под маской. В то время как люди, не кривящие душой, редко удостаиваются признания за то же самое.

— Это шанс исправиться, — сказала она. — Шанс стереть прошлое.

Прошлое. Какую часть прошлого? Работа на севере была его десятым постом лет за пятнадцать, что делает Южный предел одиннадцатым. Имелся ряд причин, причины есть всегда. Или — в его случае причина.

— И что я должен делать? — раз приходится все вытягивать из нее клещами, значит, это вряд ли придется ему по душе. Но он уже устал от однообразия на нынешнем посту, связанного не столько с наладкой, сколько с подмалевкой фасадов. Да и конторские интриги ему поднадоели. Может, по сути, именно это всегда и было его проблемой.

— Ты слыхал о Южном пределе?

Слыхал, по большей части от коллег, работавших там одно время. Смутные аллюзии, придерживающиеся легенды об экологической катастрофе. В лучшем случае слухи о веренице чудачеств руководства. Крайне разнящиеся слухи о том, что это далеко не все. Но, с другой стороны, оно всегда так. И услышав, как мать говорит эти слова, он не знал, взволнован или нет.

— А почему я?

В улыбке, предшествовавшей ее ответу, сквозила легкая печаль, сожаление или нечто вроде, заставившее Контроля отвести глаза. Когда она отправлялась на задание, прежде чем скрыться надолго, у нее выпадал короткий период, когда ока писала ему от руки длинные письма — а он с почти равным успехом не находил времени или желания их читать. Однако хранил их, понимая, что профессия у нее опасная, и может сложиться, что когда-нибудь письма могут стать единственным, что от нее осталось. Но теперь он чуть ли не жалел, что она не написала ему о Южном пределе в письме, вместо того чтобы сказать это лично.

— Потому что этот департамент сокращают, хоть тебе это может быть и неизвестно, и тебя кладут на плаху. И как, тебе это подходит?

От этого под ложечкой пронзительно засосало. Очередная перемена. Очередной город. Правда в том, что после того, как Контроль вступил в контору, у него редко возникали озарения. Зачастую он чувствовал тяжесть и понимал, что мать, наверное, тоже ее чувствует, что она только разыгрывает равнодушие и легкость, скрывая от него бремя информации, истории и контекста. Все то, что изводит, даже если уравновешено электризующим ощущением, что пребываешь по ту сторону границы, где знаешь вещи, не ведомые больше никому.

— Это единственный вариант?

Ну конечно, единственный, раз она не упомянула никаких других. Конечно, единственный, раз она проделала весь этот путь лишь затем, чтобы поздороваться. Он знал, что он — паршивая овца, что его топтание на месте скверно отражается на ней. Он даже не догадывался, какие междоусобные сражения ведет она на высших уровнях конспиративных департаментов, настолько отдаленных от уровня его допуска, что с равным успехом могли бы парить в облаках, среди ангелов.

— Это было бы нечестно, Джон, я знаю. Но это может быть для тебя последним шансом, — проговорила она уже без улыбки. Без малейшего намека на улыб-

Ши и и и

_ крайней мере, это последний шанс, который

я смогла выбить для тебя.

Последний шанс получить постоянную должность, покончить с кочевой жизнью, или вообще? Удержаться в агентстве?

Спросить он не осмелился, уж слишком глубоко в него вселила она холодный клубящийся страх. Он и не знал, что нуждается в последнем шансе. Страх угнездился настолько глубоко, что вытолкнул из его головы большинство прочих вопросов. Значит, у него нет и минутки, чтобы поразмыслить, не явилась ли она не только ради того, чтобы сделать сыну любезность. Может, ей нужно, чтобы он сказал «да».

И крючок соблазна, чтобы уравновесить его страх, заброшенный беззаботно и в самый подходящий момент, и он ничегошеньки не мог поделать со своей реакцией:

— Ты разве не хотел бы знать больше, чем я? Прими этот пост — и будешь.

Это правда. Хотел бы.

И когда он согласился на Южный предел, она его обняла, чем сильно удивила.

— Чем ближе, тем безопаснее, — шепнула она ему на ухо. Ближе к чему?

От нее исходил легкий аромат дорогих духов, чуточку напоминающий запах сливовых деревьев на заднем дворе старого дома, в котором они жили все вместе на севере. Крохотный садик, о котором Контроль до этого мгновения и не вспоминал. Качели. Соседский маламут, вечно без особого усердия гонявший его по тротуару.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});