Когда бабочке обрывают крылья… - Светлана Мерцалова

– Да не смеши меня! – махнул он рукой. – Какая свадьба? Никакой свадьбы и не будет.

– Это еще не известно, – сказала я неуверенно.

– Известно. Затащила мужика в постель… Молодец! Аплодирую! – и в сторону добавил. – И как у бедняги встал-то на такого мамонта?

– Это касается только меня, – сказала я резко.

Поняв по выражению моего лица, что хватанул через край, и, чтобы смягчить ситуацию, шеф добавил:

– Поздравляю с будущим наследником! Будет папа или нет – это не важно. Главное, что ты будешь матерью.

– Папа будет! – в бешенстве крикнула я. – Мне нужно идти! Завтра я ложусь в больницу на сохранение. Уволить вы меня не смеете. Только попробуйте! Существует закон против дискриминации. Надеюсь, вы слышали?

– Не слышал, милая, – ответил шеф. – И тебе не советую слышать.

– Не слышали, так услышите! – развернувшись, я двинулась на выход.

– Не думаю! Попробуй только заварить кашу. По миру пущу! – захлебываясь слюной, кричал шеф, догоняя меня.

– Не разговаривай со мной так, старый осел! – прошипела я.

– Ты мне порядком надоела! Убирайся отсюда! Со своим ублюдком! И держись от меня подальше! – он выскочил за мной в коридор.

Единственное слово может в корне изменить жизнь одного человека, а другого человека – погубить…

Не назови он моего ребенка ублюдком, я, может, через неделю забыла бы эту историю и, вернувшись из больницы, продолжала работать здесь. До этого момента ни одно слово сильно не затронуло меня. Ну психанули мы с шефом, обменялись любезностями – с кем не бывает?

Но назвать моего ребенка ублюдком! От этого у меня помутнело в глазах, и сбилось дыхание…

«Мой ребенок не ублюдок! У него есть отец!..» – хотелось крикнуть мне, но вместо этого я развернулась и плюнула шефу в лицо.

– Вот мой ответ!

– Еще бы, – ответил ошарашенный шеф. – Тебе ведь сказать нечего. Он достал платок и, вытирая лицо, продолжал:

– Прижила с кем-то ублюдка… подстилка…

Тут словно бес вселился в меня! Мы стояли наверху лестницы. Я замахнулась сумкой и, изо всей силы, ударила ею шефа по спине. Он, не удержавшись, кубарем слетел вниз с лестницы, подпрыгивая как мячик.

– Получил свое? – крикнула я вслед.

Выглядело это забавно, и меня разобрал смех. Дверь отворилась, все выбежали в коридор. Я стояла и смеялась до слез, а шеф лежал внизу, как тряпичная кукла. Только тут я заметила, что он не шевелится.

Поднялся такой переполох! Кто-то пытался поднять его, кто-то звонил в «скорую» и милицию. Кто-то задавал мне вопросы.

– Отстаньте все от меня! – в истерике закричала я.

От меня отстали. В ушах появился шум, который постепенно нарастал. Сдавило виски, не хватало воздуха. Вокруг все было как в тумане. Не верилось, что происходящее реально…

Хотелось проснуться. Я ущипнула себя и… не проснулась…

Меня всю затрясло… Хочу остановить эту дрожь, но не могу. Мне уже кажется, что трясется все здание и трясет всех вокруг. Еще немного, и я закричу или кинусь на кого-нибудь. Я стиснула кулаки так, что ногти впились в ладони…

Никто не обращал на меня внимания. Вначале приехала скорая помощь. Врач присел на корточки рядом с лежащим без движения шефом, потрогал пульс, ощупал кости черепа, рук и ног, наложил шину. Пока он накладывал шину, шеф пришел в себя. Я обрадовалась, что не убила его, хоть он и заслуживал смерти.

Санитар задавал вопросы, а Наташа отвечала, кивая головой в мою сторону. Тот смотрел на меня сурово и с осуждением, но меня это не трогало. Я стояла немая и неподвижная – все чувства во мне окаменели…

Приехала милиция. Сотрудники выслушали врача, задали вопросы всем присутствующим, осмотрели пришедшего в себя шефа.

Потом двое сотрудников подошли ко мне и попросили следовать за ними. Я поплелась следом покорно, как овца, обреченная на заклание. Ожидала, что на меня наденут наручники, но обошлось без них.

В машине ехала молча, на меня словно напал столбняк. Не в состоянии выйти из ступора, полностью безучастная, я сидела, уставившись в пол.

И это в тот момент, когда мне так нужны хитрость и притворство. Как я ни старалась, ничего не могла с собой поделать.

Из разговор сотрудников я узнала, что шеф получил множественные переломы и сотрясение мозга. Статья сто восемнадцатая: причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности. Это если адвокат докажет, а то могут расценить и как умышленное.

В отделении, как заводная игрушка, я выполняла все, что от меня требовали. Меня сфотографировали, откатали пальчики, сняли показания, завели дело…

Дали подписать какие-то бумаги и я, не читая, подписала…

После всех процедур попросили посидеть в коридоре, предупредив, что вызовут на допрос.

Я уселась рядом с толстой бабой, та с любопытством разглядывала меня. Сильно болела поясница, знобило, ломало, я обхватила себя руками, чтобы хоть как-то согреться.

– Это ты мужика с лестницы скинула? – спросила баба.

Тут новости распространяются со скоростью звука. Я кивнула в знак согласия, и что-то, похожее на уважение, промелькнуло в ее глазах.

– Жив? – спросила она.

– Жив.

– Тогда «коси под дурку», – посоветовала баба.

– Что? – не поняла я.

– Скажи, что клинит временами, пусть проверят, – пояснила она. – Если что, полежишь в психушке…

От этих слов я поморщилась. Мне всегда казалось, что если попадешь туда, то обратно уже не выберешься. В представлении этой бабы психушка была чем-то вроде пятизвездочного отеля…

Целый час, пока не вызвали на допрос, она втирала мне, как себя вести. На всякий случай я прислушивалась, превозмогая страшную головную боль и ломоту в спине…

На допросе попыталась изобразить себя жертвой: травма головы в грудном возрасте, тяжелое детство, отец-алкоголик (это мои фантазии, но пусть проверят, если не лень), раздвоение личности… Заостряю внимание на приступах раздвоения личности.

– Объясните, в чем проявляется раздвоение личности? – попросил следователь.

– Вспышки агрессии, а после них я почти ничего не помню, – ответила я. – Постоянный внутренний диалог, резкая смена настроения.

Неожиданно меня пронзила такая острая боль, что в глазах потемнело. Я попыталась схватиться за стол, но силы покинули меня. От страха хотелось крикнуть, но вместо крика получился лишь слабый хрип. Ослепленная болью, я провалилась в черную пустоту беспамятства…

* * *

Вой сирен, гул голосов, хлопающие двери… Шум каталки по коридору…

Вдруг яркий свет полоснул по глазам. Склоненные силуэты в зеленых халатах. Запах эфира. И опять тьма…

Потом я услышала женский голос:

– Смотрите-ка, пошевелилась. Похоже, она приходит в себя. Нужно позвать Игоря Владимировича.

Чьи-то руки подоткнули одеяло и поправили мне подушку.

Послышались шум приближающихся шагов и мужской голос:

– Пришла в сознание? Доктор осторожно приподнял мне веко:

– На свет реагирует. Хорошо. Проверим пульс. Я почувствовала, как его рука прикоснулась к запястью.

– Пульс уже лучше.

Приоткрыв глаза, попыталась вспомнить, как я тут оказалась? В памяти прокручивались обрывки того дня: следователь, допрос, шеф, распластанный на полу…

Что-то еще? Было что-то еще очень важное…

– Игорь Владимирович, она глаза открыла!

Это было последнее, что я услышала, прежде чем опять впасть в беспамятство…

Первое, что я увидела, придя в себя, – комнату с белыми стенами, залитую солнцем из открытого окна, и капельницу. Глядя, как из пакета в капсулу капельницы падают капли раствора, я поняла, что жива.

Попробовала встать, но не смогла.

– Не двигайтесь, вам нельзя. Сейчас позову доктора, – услышала знакомый женский голос.

Поясница болела, голова раскалывалась. Я застонала и увидела склоненное надо мной лицо доктора. Он внимательно посмотрел и спросил:

– Как вы себя чувствуете?

– Все болит… Что со мной?

– Вы не помните, что с вами произошло? – спросил он, усевшись на край постели.

– С трудом…

– Тогда не нужно. Не напрягайтесь пока, не то заболит голова. Потом вспомните.

– Нет… сейчас…

Доктор ушел, я же старалась изо всех сил не впасть в беспамятство, а вспомнить то, что мне казалось очень важным.

Тут сестра легким движением руки мазнула чем-то мою руку и всадила иглу в вену. Запахло спиртом. Тепло разлилось по телу, веки стали тяжелыми. Это последнее, что я запомнила…

Постепенно память вернулась ко мне. Когда же всплыли события последних дней, то я засомневалась, не плод ли это моего больного воображения.

Я нахожусь под следствием, а шеф… Интересно, что с шефом? Я убила его?.. Но это не все… Еще что-то было… Ребенок! Что с моим ребенком?

Я коснулась руками живота, но ничего не поняла. Интересно, можно отсюда свалить?

Аккуратно вытащив иглу из вены, я попробовала встать, но безуспешно. У меня потемнело в глазах, и закружилась голова. Упав навзничь на подушку, я ударилась головой о спинку кровати. Вдобавок ко всему, что-то металлическое свалилось на пол. На этот шум прибежала медсестра.