Бриллиант - Марна Келлог

Моя копия, которой я подменю оригинал в ту секунду, как молоток Бертрама упадет в последний раз, была почти готова. Я планировала закончить одиннадцатую оправу к концу уик-энда. Соединительные бриллиантовые гроздья уже лежали в специальных коробках.

Я решилась было сесть за стол, взять лупу и козырек с подсветкой и приняться за работу, но вспомнила, что пропустила ужин, а все треволнения сегодняшнего дня только сейчас начали сказываться. Мало того, меня просто грыз голод.

* * *

Мой холодильник был произведением искусства: всегда полон свежих продуктов, отборного мяса разных видов, сыров и деликатесов, от белужьей икры до белых итальянских трюфелей. Весьма вместительный винный шкафчик, встроенный под разделочным столом, содержит коллекцию редких красных и белых вин и шампанского. Я люблю вино и трачу, по мнению многих, непростительно чрезмерное количество времени и денег, покупая только определенные марки. Но мнение окружающих меня не интересует. Это занятие доставляет мне огромное удовольствие. Сегодня я выбрала чудесное шабли «Гран Крю Бланшо» Домен Вокоре девяносто восьмого, налила себе хороший стаканчик, включила свет в саду, настроила телевизор на вечерние новости, открыла любимую поваренную книгу Делии Смит на «Филе камбалы "Вероника"»: жареная камбала в сливочном соусе с виноградом — и принялась за работу. Высыпала треть чашки риса в чашку воды, чтобы вымыть излишек крахмала. Хотя многие повара со мной не согласятся, мне кажется, что, если хорошенько промыть рис и сменить воду не менее двух раз, он получается куда более рассыпчатым (и крахмала в нем меньше, но не настолько, чтобы разница так уж чувствовалась).

Пока рис вымачивался, я срезала листочки с пригоршни кочешков брюссельской капусты и отрезала донышки.

— Сегодня скорбный день для всех британцев, — сообщил ведущий. — Особенно для всех романтиков-британцев. Восьмидесятисемилетняя леди Мелоди Карстерз умерла сегодня, в своем доме, Карстерз-Мэнор. Она оставила богатейшее наследие в истории британской литературы: шестьсот шестьдесят восемь романов, переведенных на десятки языков, — почти миллиард экземпляров в печати.

Я поставила рис и овощи на плиту и развернула два небольших филе дуврской камбалы, которые разрезала надвое, посолила, поперчила, свернула рулетами кожей наружу и положила на смазанную маслом сковороду с длинной ручкой.

На экране мелькали фото молодой леди Мелоди, но на всех она выглядела почти одинаково, вне зависимости от возраста. Жаль, что я узнала о ней больше, чем хотела.

Я налила на сковороду полчашки вермута, добавила немного эстрагона и собрала ингредиенты для заправки соуса. К сожалению, я так сосредоточилась на этой заправке: от нее нельзя ни на минуту отвести глаза, иначе мука и масло сгорят и все будет испорчено, — что отвлеклась от новостей, поэтому, случайно взглянув на экран, лишь мельком увидела Тину Ромеро, будущую экс-жену Оуэна, прижимавшую к себе трех крошечных чихуахуа и поливавшую их слезами. Но тут пискнул таймер, напоминая, что рис готов, а когда я снова повернулась к телевизору, она уже исчезла, и диктор перешла к футболу.

Я совершенно забыла о пресс-конференции Тины. Пришлось поискать другие каналы. Но больше я так ее и не увидела, а заправка, конечно, тут же сгорела, и мне пришлось чистить сковороду и все начинать сначала.

Наконец, уже около восьми, я уселась за ужин в компании вечерней газеты. Рыба оказалась сладкой и нежной, а виноград — приятно кисловатым. Рис с маслом, сливочным соусом и деликатной рыбой были до того вкусны, что слюнки текли. Да и брюссельская капуста не подкачала. Я съела все до крошки. Вино было превосходным, терпким и освежающим, и прекрасно шло с камбалой, как, впрочем, я и предполагала.

Я уже собиралась приступить к кроссворду, как мое внимание привлек заголовок:

«БЕСЦЕННАЯ КАРТИНА ОБНАРУЖЕНА В БЭЙСУОТЕРСКОМ ПОЛИЦЕЙСКОМ УЧАСТКЕ».

В заметке рассказывалось, что в бэйсуотерском полицейском участке найден редкий и практически не имеющий цены автопортрет Рембрандта, прислоненный к высокой стойке дежурного офицера. Вполне вероятно, это работа грабителя по прозвищу Самаритянин.

Кем бы ни был Самаритянин (а у меня на этот счет имелись свои подозрения), я искренне и безмерно восхищалась его стилем. Он похищал исключительно ценные шедевры искусства из домов и офисов и при этом непременно оставлял визитную карточку, гласившую: «Если хотите без опаски владеть такими выдающимися работами, вам следует усовершенствовать систему безопасности».

А потом, чаще всего прежде чем владелец успевал спохватиться, картина оказывалась в полицейском участке, причем в идеальном состоянии.

Существовал такой человек, неизменно посещавший почти все разрекламированные аукционы, щеголеватый тип, которого я прозвала Дэвид Нивен из-за таких же тонких усиков и пружинистой походки, как у покойного актера. Он никогда ничего не покупал, но всегда присутствовал при продаже тех работ, которые позднее бывали похищены, и горячо поздравлял покупателей, обращаясь с ними крайне фамильярно, как старый приятель. У меня, однако, создалось впечатление, что эти самые покупатели совершенно его не знали, но считали, что его лицо чем-то им знакомо, и поэтому не протестовали. Возможно, он говорил им: «Не помните, как мы встречались на том чудесном обеде у леди Пилли на прошлой неделе? Так приятно снова видеть вас».

Ну или что-то в этом роде. Любую подобную информацию он легко мог почерпнуть в светской колонке. У меня не было никаких оснований считать, что именно он и есть Самаритянин, но что-то в его внешности и манере не соответствовало образу, который он пытался создать. У него было жилистое, атлетическое, гибкое тело бегуна на длинные дистанции, однако он всячески старался это скрыть клубной одеждой любителя скачек. Очевидно, ему зачем-то нужно было выдавать себя за аристократа. Интересно, зачем?

По моему мнению, Самаритянина вообще не следовало считать грабителем, потому что он с честью выполнял чрезвычайно важные обязанности, служа обществу в самом высоком смысле этого слова. Ничего не скажешь, высочайший класс, стиль и, я бы добавила, лихость. Поверьте, уж я умею разглядеть и оценить истинного мастера, а он именно мастер. Кому и судить, как не профессионалу.

— Хорошая работа, — кивнула я, принимаясь за кроссворд.

Глава 14

К десяти тридцати мой день закончился.

Желтое сияние свечей разливалось по ванной, а сама ванна, старомодная, солидная, на львиных ножках, бурлила душистыми пузырьками. Я опустилась на дно и поднесла к губам бокал с шампанским. Из комнаты доносилась тихая музыка: Маленький струнный квинтет до-мажор Шуберта. Мой великолепный солитер, «Санкт-Петербургский паша», лениво перекатывался по груди, отражая мягкий свет, как крохотное заходящее солнце. На запястье сверкал браслет, еще утром принадлежавший леди Мелоди. Ее обручальное кольцо поблескивало на мизинце и, нужно сказать, сидело туго: должно быть, у нее пальцы были куда тоньше. Дымка тонких японских духов благоухала в воздухе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});