Времена года - Наталья Литтера

и никому, даже ему, она не сознается в том, о чем думала в те минуты. Что ей казалось.

А он казался ей огромной скрипкой. И сейчас она изучала все ее… детали. Выпуклости. Выемки. Верхняя дека – нет, не гладкая, ладонь приятно щекочет. Нижняя… твердых пород дерева, как положено.

Но больше всего ее интересовала колковая коробка. Что и как нужно тронуть – пока неуверенно и осторожно – чтобы настроить. Чтобы его дыхание зазвучало иначе. Тем волшебным и тяжелым ритмом. Переливами золотого света в полуденной лазури.

– Май… – восхитительно низкой, сводящей с ума контроктавой. – Все, хватит. Я не железный.

И теперь она на спине. Не железный, нет. Твердая живая теплая сталь.

Когда нечто удивительное с тобой случается в первый раз, ты назовешь это чудом. А когда это чудо спустя пару часов повторяется – то слов ты уже подобрать не можешь. И просто наслаждаешься.

После, совсем после, уже даже после душа она, подкатившись под бок, обхватила его руками и ногами, как ребенок – мягкую игрушку. И, поскольку теперь уже горло не перехватывало, как недавно, прошептала:

– Июль. Жаркое солнце в зените. И не спорь со мной.

Он не стал спорить. Твердые губы легко скользнули: щека, висок, по волосам.

И ворочаться тоже не стал, давая себя обнимать. И про господина без сердца не сказал.

Поэтому заснула Майя счастливой.

Сказка длилась ровно день. А потом Майю вернули в отчий дом со словами: «У тебя сессия, ты должна готовиться». Вопиющая несправедливость! Но Июль был, конечно, прав. Сессия. И надо готовиться.

К тому же хорошая девочка Майя была прилежной ученицей. Старательной и почти отличницей. Но в эту сессию все было иначе. Зубрежка давалась с огромным трудом, потому что мысли норовили уползти совсем в другом направлении. Зато инструмент в руках задышал вдруг иначе. Что-то открылось – в Майе, в скрипке, в них обеих. И они вдвоем звучали по-другому. Это слышала сама Майя. Это услышала ее педагог по специальности. А Севка, который, разумеется, явился и на ее экзамен тоже – будто мало ему своего контрабаса, – Севка сидел в конце даже с открытым ртом.

Потом, уже после экзамена, за дверью, выдохнул только:

– Ну ты выдала, Майка…

А затем вдруг неуклюже обнял прямо посередине холла. И если кто-то думает, что музыканты тонкие и субтильные ребята, попробуйте пообниматься с контрабасистом. Контрабас – для справки – пятнадцать килограммов. И это без футляра.

Проходящий мимо Влад с кафедры Штольца остановился и иронично зааплодировал.

– Поздравляю! Когда свадьба? Позовете?

Сева неловко отпустил девушку и отступил. А Майя вздохнула и наморщила лоб. Влад был сыном какого-то колбасного магната, считал себя первой скрипкой курса и отчаянным сердцеедом. И до недавнего времени Майя полагала, что он здорово целуется. Впрочем, пробовала она тогда из спортивного интереса – как это, все девочки в курсе, как целуется Влад, а она нет? Да ничего особенного, теперь знала точно. А он тогда за ней неделю ходил, добиваясь второго свидания, – потом сообразил, что ему по статусу не положено за кем-то ходить.

Конфликты Майя ужасно не любила и поэтому примирительно улыбнулась:

– Ты здорово играл, Влад. Впрочем, как обычно.

– Разумеется, Маечка. У тебя в этот раз тоже все неплохо, да?

– Она тебя переиграла, – упрямо взглянув исподлобья, буркнул Сева. – В этот раз Майя тебя переиграла. И ты это знаешь. Это все поняли.

Влад рассмеялся – громко, напоказ.

– Не лез бы ты в дела скрипачей, контрабас.

Севка только фыркнул, а Влад поморщился. К огорчению скрипача, Всеволод Шпельский был уникумом и разбирался не только в контрабасе. И на скрипке мог сыграть получше некоторых специалистов по данному инструменту. И на альте, и на виолончели.

– Сева, пошли в буфет, вдарим по пирожному в честь экзамена! – Майя схватила друга за руку и уже на ходу кивнула Владу: – Пока!

По дороге к ним присоединилась Аня. Севка насупился и принялся ругать с удвоенной силой «колбасного» сынка. Со свиданием у Всеволода с Аней что-то не заладилось – ответа Майя не добилась ни от одного, ни от другой. Поэтому Аня тоже упорно делала вид, что Севы здесь нет, и принялась в очередной раз допрашивать подругу про «тот мерседес». А Майя привычно принялась сочинять, что играла по приглашению на открытии офиса, и все, с тех пор с владельцем машины не виделась. Ведь и в самом деле черный «мерседес» за ней к консерватории больше не приезжал. Забирал ее Июль либо от родителей, либо они пересекались где-то в центре.

Севка почувствовал, что Анька принялась за допрос всерьез, и пришел на помощь: принес себя в жертву и великодушно поинтересовался у Ани впечатлениями от экзамена. Несмотря на то, что Севка дал Илье прозвище «Горгоныч» и исчезал при первом упоминании о его возможном появлении, он, как настоящий друг, помогал Майе хранить тайну.

А Июль был ее тайной. Не постыдной, а потому что ни с кем не хотела делить.

Уже в буфете, под бурный спор Севы и Ани, вприкуску с медовым пирожным, Майя набрала сообщение:

Май: Пятерка!

Через три минуты пришел ответ:

Июль: Заберу тебя в шесть.

Это был их ритуал. Они встречались только в дни экзаменов. Встреча длилась ровно столько часов, сколько получено баллов на экзамене. Ни разу встреча не длилась менее пяти часов. Но и этого ей было катастрофически мало. Мало на ужины. На атласные неизменно темно-шоколадные простыни. На разговоры – ее рассказы про музыку и его – про города. На ее Вивальди – его Венеция, на ее Моцарта – его Зальцбург, на Баха – старинная церковь с органом, на Штрауса – венское кафе с изумительными десертами. А еще были разговоры о кино и книгах. Июль – и Хичкок, кто бы мог подумать. И мемуары Черчилля. Слушала затаив дыхание, не перебивая, боясь, что замолчит, снова закроется. И отчаянно надеялась, что интересно и мало не только ей.

Мотивация к учебе «по Июлю» принесла свои плоды в виде полной зачетки пятерок. И вот уже сдан последний экзамен, и Майе по этому поводу родители подарили новое пальто взамен испорченного. И завтра они встречаются с Июлем – очень долгожданно встречаются. А впереди каникулы, и это значит…

– Майя, я бы хотела с тобой поговорить.

– Да, мама, конечно.

А потом Майе оставалось только удивляться. Что, оказывается, родители поняли, что у их дочери появился постоянный молодой человек. Ее рассеянность, мечтательность, поздние возвращения домой не остались незамеченными. И