Корона пастуха - Терри Пратчетт

Она не сможет быть Матушкой Ветровоск для Ланкра.

И с каждым днем ей было все труднее быть Тиффани Болит для Мела.

Даже дома. Даже там. Вечером она устало отбивалась, мечтая только поесть и выспаться, но мать доставала из закопченной печи большой горшок, ставила его на стол, и наступала очередь семейных свар.

— Я сегодня видел Сида Простака из «Доспехов барона», — сказал Вентворт, долговязый парнишка, слишком юный для кабака, но достаточно взрослый, чтобы слоняться по округе.

— Сида Простака? — заинтересовалась миссис Болит.

— Он младший из братьев Простаков, — пояснил отец.

Младший, подумала Тиффани. В краю фермеров это значило многое. Это означало, что старший брат получит ферму. Хотя, если она правильно помнила, ферма Простаков богатством не блистала и не приносила особой прибыли. Работал ли мистер Простак в «Доспехах барона»? Она попыталась вспомнить миссис Простак и не смогла. Но она помнила Сида. Она, кажется, видела его возле Двурубахи, — маленький мальчик, который, казалось, вырос из собственного имени, когда кто-то дал ему фуражку и повесил на шею свисток.

— Он мне рассказал про работу на железной дороге, — продолжил Вентворт с энтузиазмом. — Он хорошо зарабатывает. Говорит, им нужно больше людей. Вот где будущее, пап. Железная дорога! И не надо возиться с овцами.

— Не забивай себе голову всякой ерундой, парень, — ответил отец. — Железная дорога фермеров не касается. Не касается Болитов. И тебя тоже. Твое место здесь, как у Болитов заведено.

— Но… — Вентворт выглядел совершенно несчастным. Тиффани покосилась на него. Она понимала, что он чувствует. В конце концов, она тоже занята совсем не тем, чего от нее ждали, иначе она давно вышла бы замуж, как ее сестры, и нарожала бы внуков, чтобы матерью было над чем похлопотать.

Матери, похоже, пришло в голову то же самое, и она переключилась на Тиффани.

— Ты все время где-то пропадаешь, Тифф, — сказала она, стараясь, чтобы это не походило на жалобу. — Побыла бы ты дома подольше.

— Не трогай девочку, — сказал отец. — Она же теперь вроде как главная ведьма, ей везде не поспеть.

Тиффани почувствовала себя совсем малышкой.

— Я и сама бы хотела остаться, — сказала она, — но работы так много. Ведьм просто не хватает.

Мать нервно улыбнулась:

— Я знаю, дорогая, работы невпроворот. Меня то и дело останавливают на дороге люди, которые говорят, что ты спасла их ребенка или отца… Все видят, что ты занимаешься делами, которых никто больше делать не хочет. И знаешь, что люди говорят? Они говорят, ты становишься как Бабуля. В конце концов, с ней даже барон советовался, и с тобой то же самое.

— Ну, Бабуля Болит ведьмой не была, — возразила Тиффани.

— Это как посмотреть, — сказал отец, отвернувшись от Вентворта. Тот сердито вышел прочь и захлопнул за собой кухонную дверь. Джо Болит посмотрел ему вслед и подмигнул Тиффани:

— Ведьмы разные бывают. Помнишь, Бабуля хотела, чтобы ее пастуший фургончик сожгли, когда она умрет? «Сожгите все», — так она мне сказала. — Он улыбнулся. — Я сделал почти так, как она велела. Правда, кое-что не сгорело, так что вот тебе, девочка, небольшой подарочек от Бабули.

К удивлению Тиффани, по улыбающемуся лицу отца текли слезы, когда он вручил ей сверток гофрированной бумаги, перевязанный куском старой шерсти.

Развернув его, Тиффани обнаружила маленький жесткий предмет.

— Корона пастуха, — пояснил отец. — Я видел такие и раньше, их не слишком трудно найти. — Он засмеялся. — Но эта особенная. Бабуля говорила, что это корона корон. И если она окажется в руках пастуха пастухов, то превратится в золото.

Смотри, она поблескивает.

Тиффани жевала рагу, приготовленное так, как может приготовить только мама, и все смотрела на маленький предмет, вспоминая о временах, когда Бабуля приходила на ферму за едой.

Некоторым казалось, что старуха живет только за счет табака «Бравый мореход», но никто не сомневался: в том, что касалось овец, Бабуля знала все. Но постепенно мысли уплывали куда-то, и Тиффани начала думать о том, что Бабуля делала и о том, что она говорила. Воспоминания обрушились на нее, как снежная лавина.

Тиффани вспомнила, как они бродили с Бабулей по холмам — иногда вдвоем, иногда в компании ее овчарок, Грома и Молнии. Старуха так многому ее научила….

Она так много рассказала мне, подумала Тиффани. Она воспитывала меня, пока мы пасли овец, и учила меня всему, что нужно было знать, и в первую очередь — как присматривать за людьми. Конечно, это не то же самое, что присматривать за овцами.

И все, что у нее было, — пастуший фургончик и ужасный табак.

Тиффани уронила ложку. Не было ничего постыдного в том, чтобы плакать здесь, на этой кухне, как в детстве.

Отец немедленно оказался рядом.

— Ты многое можешь, джигит, но никто не смог бы переделать всю эту работу.

— Да, — сказала мама. — Я каждый день стелю тебе постель. Ты много хорошего делаешь, и я горжусь, когда вижу, как ты летаешь тут и там, но ты не сможешь сделать все для каждого. Пожалуйста, не ходи сегодня больше никуда.

— Нам хочется видеть нашу девочку чаще, и желательно не в виде размытого пятна, — добавил отец, обнимая ее.

Они закончили ужин в теплом молчании, и, когда Тиффани готовилась уже идти наверх, в свою детскую спальню, миссис Болит встала и вытащила конверт, лежавший на полке среди белых и синих банок, которые стояли на фермерской кухне просто для красоты.

— Для тебя тут письмо пришло. От Престона, я думаю, — сейчас ее тон был очень материнским. В одном только слове «Престон» уже звучал вопрос.

Наслаждаясь знакомым скрипом ступеней, Тиффани взбежала по лестнице, чувствуя, как любовь и забота родителей обволакивают ее. Она положила корону пастуха — свое новое сокровище, — рядом с книгами и устало натянула ночную рубашку. Сегодня, решила она, надо попытаться забыть все свои страхи и побыть немножко просто Тиффани Болит. А не Тиффани болит, ведьмой с Мела.

Пока было еще достаточно светло, она прочла письмо от Престона, и усталость на миг уступила место радости. Письмо, написанное новым языком и полное новых слов, было восхитительно. Сегодня он описывал скальпель — «такое резкое, сильное слово», — и о новом виде шва. Шов, произнесла про себя Тиффани. Мягкое слово, намного более нежное, чем скальпель, почти исцеляющее. Она и сама нуждалась в исцелении. Исцелении от потери Матушки Ветровоск, от попыток взвалить на себя слишком многое — и от необходимости соответствовать ожиданиям других ведьм.

Она во второй раз внимательно прочла каждое слово, аккуратно сложила письмо и отправила его в маленький деревянный ларец, где хранила все его письма вместе с маленьким золотым кулоном в виде зайчихи, который он когда-то подарил ей. Не имело смысла запирать ларец: все равно нет ничего такого, что можно было бы сохранить в тайне от Фиглов; к тому же, довольно неприятно потом отчищать улиточную слизь, которой они пытались приклеить все, что взломали.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});