Взрослые и дети. #Многобукв - Людмила Владимировна Петрановская

ними больше не может пойти в поход учитель – согласование и оформление бумаг займет вечность. Они больше не могут сами гулять во дворе, почти полностью лишены свободной игры – только перемещаются от кружка до секции в сопровождении бабушки или няни. Любое происшествие, связанное с детьми, вызывает массовую истерику и поиски виноватых. Немедленно начинается сбор подписей, требующих наказать, запретить, исключить повторение. Немедленно вылезают депутаты и прочие начальники с идеями «создать систему контроля» и «ужесточить ответственность». Количество проверок любых детских учреждений растет с каждым годом, количество запретов и предписаний тоже.

Дай нам волю, мы бы завернули их в вату и продержали до 20 лет, или – еще лучше – засунули бы в капсулы, как в фильме «Матрица», и чтобы к ним по трубкам шли питательные вещества и знания.

Подросткам это все особенно тягостно. В коллективном бессознательном заложено ожидание инициации: испытаний для проверки на право быть взрослым, путешествия в иной мир, диалога со смертью. Ребенок всегда может спрятаться от своих страхов в объятиях родителя, подросток жаждет узнать, чего стоит он сам. Но родители волнуются, педагоги не хотят отвечать, и в качестве инициации мы готовы предоставить им только ЕГЭ.

Тема смерти табуирована. Как думаете, многие ли школьные психологи и учителя решились поговорить с детьми о суицидах, прочитав статью в «Новой»? Я сомневаюсь, потому что, если разговаривать всерьез, а не просто нотацию прочесть, нужно начинать со слов вроде: «Думаю, многие из вас иногда испытывают желание умереть или сделать что-то очень опасное, и это нормально». Кто на такое решится?

Подросткам не с кем об этом разговаривать, мы пугаемся, пьем корвалол и напоминаем, что уроки не сделаны. Они идут в зацеперы и стритрейсеры, душат друг друга шарфиками и режут руки. Не имея свободного детства, они дорываются до свободы в тот момент, когда мы физически теряем возможность их контролировать, и оказываются не готовы к этим возможностям, часто не способны оценить риски и предвидеть опасности. После каждого «эксцесса» мы ищем, что бы еще запретить и ограничить. Сейчас начали отбирать гаджеты и читать профили. Чем больше мы обрываем телефоны своими тревожными звонками, тем больше им хочется выключить звук вовсе. Чем больше мы упрекаем и проверяем, тем меньше между нами доверия, тем сильнее их желание вырваться из-под колпака. Вплоть до крайних форм бегства от этого всего – в смерть.

Мы не слышим, не видим их, считаем их желания и чувства «блажью», не верим, что они настоящие. Их не спрашивают, за них все решено, все ходы расписаны, мы ждем, что они будут соответствовать. В итоге они чувствуют, что мертвая девочка Рина, которая оторвалась от контроля и ушла жить в Сеть, существует в гораздо большей степени, чем живые они. Она есть, а их нет.

Я попросила пятнадцатилетнюю дочь и ее подруг написать, что они думают обо всем этом. У них хорошие семьи и хорошая школа. У них нет депрессий и зависимостей. Вот их текст, почти без изменений:

«Перед подростком стоит миллион задач, миллион вопросов, на которые он должен для себя ответить, и единственный способ это сделать – получить жизненный опыт. А жизненный опыт нельзя получить, не имея свободы. Нельзя понять, кто ты, сидя дома за компьютером или за партой на уроке, а ведь многие родители не оставляют подросткам другой альтернативы.

В мелочном стерильном мире взрослых не может быть ни борьбы, ни свободы – за что бы ты ни боролся, все взрослые тебе в один голос скажут: «“не майся дурью“, “зачем тебе это?“, “не возникай, и без тебя проблем полно“, “нечего тут рисковать зря, делом займись“». От тебя требуется только нормально учиться и вовремя приходить домой, лишь бы не расстроить любимую мамочку.

Да, блин, у нас все шансы попасть в опасную ситуацию – на улице попадаются бешеные собаки, наркобарыги, маньяки, пьяные водители и прочее, так было всегда, и лучше не стало, но зато (спасибо вам большое!) у нас нет возможности попасть в ситуацию, где что-то зависело бы от нас. Нам не приходится делать выбор, мы не рискуем, не ищем, не живем. Мы учимся, убираем комнату и, если повезет, иногда получаем возможность выйти из дома под предлогом посиделок с подружкой в известной родителям кафешке, чтобы отзваниваться о каждом шаге и возвращаться в строго определенное время.

Больше всех это касается нас, девочек, ведь это наша свобода обычно состоит в том, что мы можем выбрать, делать сначала английский или химию. Это дерьмово, но мы сумели найти лазейку для своей жизни. У нас есть Сеть – все-таки что-то вроде свободного общения, какая-то надежда, что где-то в отдаленном уголке Сети найдется вдруг что-то реально интересное. В реальной жизни от нас не хотят, чтобы мы кем-то были – идеальный ребенок не думает, не сомневается, не совершает ошибок, а в Сети мы можем решить, кем будем. Это не то, что понять, кто ты, решая самые важные вопросы в жизни, отстаивая себя и свои убеждения, находя и теряя новых людей, вступая в конфликт и учась из него выходить, но это, в принципе, сходит. Нормально. Так сделали бы все, если бы реальная жизнь была под запретом. И, блин, даже если бы действительно существовали всякие секты с чокнутыми маньяками, которые раздавали бы номера и квесты и пичкали нас всяческой таинственностью, то эти девочки, которым не дают ни глотка свободы и которые еще не научились безукоризненно врать своим родителям каждый день, были бы просто самыми первыми, кто повелся бы. И они бы самыми первыми прыгнули с крыши – вместе с подростками, у которых действительно невыносимая жизнь, адские проблемы с родителями и все такое прочее. А что важного они теряют, эти домашние девочки? Возможность делать уроки еще несколько лет? Свою личность? Ничего подобного, они ведь еще не знают, кто они, они только слышат, что о них говорят другие. Их самих давно нет. А тут предлагают Сеть для подростков закрыть, каждое сообщение контролировать. Да мы тогда все с крыш полетим, понимаете?..»

© искренне ваши, домашние девочки

* * *

«Мы так боимся, что ребенка заберет у нас смерть, что забираем у него жизнь», – сказал сто лет назад Януш Корчак, и за эти сто лет все стало еще серьезнее. Чем благополучнее мы живем, тем меньше хотим страдать. Тем больше контролируем и стелем солому стогами и вату слоями. Мы не хотим иметь ни малейшего риска, перекрываем все лазейки