Труба Иерихона - Юрий Никитин

Компромисс, сказал Дмитрий, звучит красиво. На самом деле это эвфемизм...

Что-что?

Запиши, посоветовал Дмитрий. Тоже красиво звучит, да? За такими словами хорошо прятать, как за высоким забором, кучи смердящего дерьма... Компромисс это вежливое название трусости. А не признающие компромиссов люди, увы, чаще всего террористы. Один из наших ребят, Откин, хороший парень, хоть и больно хитрый, как-то сказал, что на компромиссы надо идти всегда... кроме тех случаев, когда на компромиссы идти нельзя. Но к сожалению, абсолютное большинство людей заранее готово идти на компромиссы во всем. Тем более, что есть оправдание, есть база «мировое общественное мнение»! И простой средний человек, говоря о необходимости идти на компромиссы, обычно прячет за этим собственную трусость, боязнь столкновения, проверки на прочность крепости идеи, которую исповедует. Но себя надо уважать или хотя бы делать вид... чтобы дети уважали!.. потому под оправдание собственной трусости какую только базу не подтаскивают! А бескомпромиссных или менее компромиссных объявляем тупыми и негибкими. Вспомним: порицая других, тем самым косвенно хвалим себя!

Филипп кивал, медленно и уже без отвращения цедил молоко. Проронил скрипучим голосом:

Люди компромиссов хорошая добыча для тех, кто на компромиссы не идет. Когда сталкиваются двое, один трусливо отступает, второй занимает его место... но дальше до какой-то поры не наступает, это и зовется изящным словом «компромисс»... Эх, Дима! Россия что-то зачастила идти на компромиссы. И всё отступала, отступала, отступала...

Отступала, согласился Дмитрий. Сейчас пробуем остановиться. Надо попытаться выдержать натиск.

Как?

Иногда, сказал Дмитрий осторожно, чтобы остановить... надо пользоваться встречными ударами.

Глава 11

Чтобы вывести его на улицу, пришлось едва не взрывать дом. Филипп побелел, лоб его покрылся испариной, а на щеках проступила смертельная бледность. Дмитрий всерьёз готов был обращаться к врачам, но Филипп как-то пересилил себя, голос дрожал и трепетал, как свеча на холодном ветру:

Не надо психиатров... Мне в самом деле нечего делать на улице. Но если у тебя такой каприз...

Каприз, подтвердил Дмитрий. Филипп, я завтра улетаю! Может быть, уже не вернусь... жизнь есть жизнь. Так что ты моим капризам хоть сегодня не перечь.

Улыбка была такой горькой, что Филипп заставил себя выйти с ним на лестничную площадку, а затем и войти в лифт.

На улице его тряхнуло, Дмитрий с острой жалостью поглядывал на сгорбившуюся фигуру друга, острые плечи, испуганный взгляд.

Филипп старался держаться ближе к стене зданий, словно боялся идти близко к кромке тротуара, Дмитрий крепко держал за локоть, поворачивал в стороны, говорил громко и уверенно.

Хмурые тучи двигались быстро, тёмные и лохматые. Когда миновали квартал, солнце выскользнуло в щель, вниз ударил узкий яркий луч, словно по земле шарили прожектором.

Оба как раз вышли на площадь. Острый, как меч, шпиль на мечети вспыхнул подобно фейерверку. Дмитрию казалось, что во все стороны брызжут огненные искры, а сам шпиль не уменьшается, а увеличивается в объеме, усиливает блеск, как за последний год ислам усилил блеск и мощь своего учения.

По-восточному светлая и изукрашенная яркими изразцами мечеть сразу привлекала взоры. Дмитрию стало досадно, что смотрят именно на мечеть, а не идут любоваться собором Василия Блаженного или Кремлём. К тому же недавно закончили окончательную отделку нелепого безобразия храма Христа Спасителя... нет, надо признаться честно, мечеть в самом деле красивее. Понятно, её строили не лапотные строители, что возводили Покровский собор, переназванный народом храмом Василия Блаженного, а дипломированные специалисты. Им кинули на лапу огромные бабки, при постройке мечети использовали новейшие технологии, но это все объяснение, которое на фиг простому народу. Простой народ просто смотрит на это светлое чудо и говорит в восторге: лепота...

Лепота, услышал он в сторонке восторженное. Это ж надо, какую красоту отгрохали...

На мечеть засмотрелся русоволосый мужик, явно из глубинки, только у них вот такие бесхитростные лица с обязательной лукавинкой в уголках глаз, обветренная кожа, даже если горожанин, лишь в Москве автобуса не ждут часами на морозе, независимая и одновременно настороженная поза.

Нравится? удивился Дмитрий.

Еще бы, ответил мужик.

Дмитрий оглянулся на Филиппа, тот нахмурился, но смолчал. Дмитрий возразил громко:

Но это ж... это ж мечеть!

Мужик хладнокровно сплюнул на брусчатку, застеснялся и растер подошвой сапога, выказывая хорошие манеры, сказал довольно:

Так не казино ж!.. Или это, как его... где у вас голые бабы...

Да у нас они везде голые, ответил Дмитрий. Бордель, что ли?

Во-во, сказал мужик. А то ишь, салон по интиму, по услугам... Моя дура чуть не вляпалась! А это мечеть!.. К богу, значится...

Дмитрий сказал с нажимом:

Так там же молятся не нашему богу! Не нашему, понимаешь?..

Мужик поглядел на обоих настороженно. В глазах мелькнуло подозрение. Уже суховатым голосом буркнул:

Да, не деньгам там молятся. Ты прав, паря.

Он отступил, Дмитрий в молчании провожал его взглядом. А мужик в полном восторге и в то же время по-хозяйски пошел вдоль стены мечети, рассматривал благородное покрытие изразцовых плиток, качал головой, хватался за шапку и смотрел вверх, на крышу, на сверкающий шпиль.

Ну как? спросил Дмитрий.

Да пошел ты, ответил Филипп. Ну, погуляли?.. Пойдем домой. Или я сам пойду.

Не сердись, сказал Дмитрий успокаивающе, а то совсем красивым станешь... Ты ж этого не хочешь? Давай вон там присядем, пивка по кружечке...

Филипп попятился, если уж идти пить пиво, то в подвальчик, но Дмитрий вытащил его чуть ли не к обочине тротуара. Предприимчивый хозяин крохотного гастронома поставил прямо на улице полдесятка столиков, вынес стулья, а двое подростков разносили пиво и охлажденную кока-колу. По большей части гостям столицы: кто же ещё будет терпеливо сидеть возле грохочущей проезжей части улицы и с благоговением смотреть на центр самой Москвы!

Дмитрий заказал четыре кружки пива, одну осушил сразу, залпом, перевёл дух:

Хорошо... Уверен, что и у Славки там тоже неплохое пивко. Он смотрит на нас, взбодрись! Еще Россия не сгинэла!

За Славку, тихо ответил Филипп.

За всех нас...

И да сгинут вороги.

Да будет...

Он замер с кружкой пива, уши слегка шелохнулись. Филипп повернул голову. Со стороны Белорусского вокзала по проезжей части шла, мешая движению, большая пёстрая группа. Две немолодые женщины с насупленными сердитыми лицами несли транспарант, но так неумело, раскачивая и дергая под напором встречного свежего ветерка, что Дмитрий никак не мог прочесть лозунг.

А следом двигалось с дюжину музыкантов, они громко и неумело исполняли странную музыку. Внезапно защемило сердце, он ощутил сладкую боль в груди, а в глазах защипало. Ещё не поняв, в чем дело, встал и вслушивался молча.

Рядом загремело кресло, это нехотя поднялся Филипп. Дмитрий чувствовал взгляды остальных сидящих за соседними столиками, насмешливые, непонимающие, удивленные, презрительные. А оркестр приближался, играли с энтузиазмом, лица решительные, готовые к оскорблениям, мученические, заранее изготовившиеся вытерпеть всё и вся.

За спиной заскрежетал по асфальту отодвигаемый стул. Послышался сердитый женский голос:

Ты с ума сошел? Это же националисты...

И неловкий мужской:

А мне плевать, кто идёт. Это Гимн Советского Союза!

Дмитрий чувствовал, что в глазах затуманилось. Грудь распирало странное чувство, лицо само по себе начало дергаться и кривиться. Он удержал мышцы неподвижными, зато ощутил, как запруда век прорвалась, по щекам прокатились две горячие слезинки.

Он не знал, можно ли шевелиться, чтобы вытереть мокрые дорожки, позор для мужчины, не рискнул, так и стоял, пока жалкая кучка демонстрантов не прошла мимо. Филипп сочувствующе сопел рядом.

Дмитрий наконец торопливо вытерся, сел. Филипп подвинул к нему кружку с пивом, ухватил дрожащими руками свою. Молча припали разом, словно старались загасить пожар в сердцах.

Филипп сказал тихо:

Не знаю... Я ведь не застал того времени, когда при звуках Гимна все вставали. Отец говорил, что это происходило в больших залах, торжественно! А на сцене всегда широкий стол под красной скатертью. Там восседал партком это такой десяток толстых морд, и все десятеро высматривают в зале: кто не встанет к вечеру уже сядет... А вот сейчас... гм... без всякого принуждения... Я встал и... как будто камень с души свалился.

Дмитрий сказал:

Я тоже... как будто смыл с себя всю накопившуюся грязь.

Может быть, предположил Филипп, мы уже изголодались... по такому?

Мы да. Но страна...

Филипп осторожно повернул голову. Через столик сидели красивая женщина с довольно молодым, к удивлению Филиппа, мужчиной. Женщина, пунцовая, как роза, что-то яростным шепотом доказывала мужчине, пригибала голову, стыдясь посмотреть по сторонам, а мужчина сидел ровно, угрюмый, видно было, как медленно накаляется.