Золотая кровь 2 - Ляна Зелинская

о браслете с гербом герцога Медины. Не хватало ему ещё междоусобиц с грандами Лазурного двора. Ничего нового от своих родственников ему услышать не удалось. Дон Диего стоял на своём, призывая обрушить весь гнев на эйфайров, а найденная в сокровищнице карточка Эспины только придала ему в этом уверенности. Он был так зол и всё пытался узнать, как много ценностей было похищено из сейфа, но сейф к тому моменту ещё не был вскрыт.

Джулиан же бахвалился тем, как поймал вора. Донна Виолетта то говорила об ущербе материальном и репутации дома Агиларов, прикладывая к сухим глазам батистовый платочек, то призывала срочно вызвать святого отца, чтобы окурить весь особняк благоговениями и прочитать молебен. Оливия принялась защищать эйфайров, Доменик лишь пожал плечами, а Изабель на завтрак не пришла, сославшись на головную боль. Ну а слуги только смотрели на Виго с какой-то жалостью, словно он не оправдал их доверия.

Зато Эмерт его не осуждал и не ждал от него сиюминутных подвигов. Он внимательно слушал и всеми силами старался быть полезным, без глупых призывов и лишних вопросов. И такая поддержка была в сотню раз важнее, чем пустое бахвальство Джулиана или причитания донны Виолетты. Поэтому Виго подумал, что теперь, когда ограбление состоялось, можно уже не держать в тайне детали их с Морисом ловушки, которая так и не захлопнулась. И Виго как-то незаметно рассказал Эмерту всё, начиная с того момента, как приехал в особняк и взял в руки Сердце Ангела.

— Так вы полагаете, за ограблением стоят эйфайры и Эспина? — спросил Эмерт, когда Виго закончил свой рассказ и велел Делисии принести кофе.

— Полагаю, да. Хотя нельзя исключить и людей герцога Медины. Но, скорее всего, именно Эспина нанял для ограбления кортесов и профессиональных воров из банды Джарра, потому что одного из них инспектор Альварес опознал. Это Тощий Люк. Как жаль, что он умер!

— Умер?! — воскликнул Эмерт и даже как-то побледнел.

— К сожалению, да. Видимо, ранение было не таким уж пустяковым. Доктор Гаспар проглядел опасность, и вот, извольте, — Виго взял в руки чашку. — А ведь это была такая удачная нить, которая могла привести меня к этой загадочной женщине! Знаешь, Эмерт, о чём я жалею больше всего?

− О чём же сеньор? — тихо переспросил Эмерт.

− О том, что не знаю, кто она. Кто эта воровка.

− Ну… разве она не просто воровка из банды? Кем же ещё она может быть? — Эмерт пожал плечами.

− Нет. Она не просто воровка. Она эйфайра, это я знаю точно! Но мой ауроскоп не увидел её ауры, что очень странно. А ещё…

Виго замолчал и посмотрел в окно.

— Так что же ещё, сеньор, — осторожно спросил Эмерт, когда молчание слишком затянулось.

Виго обернулся, посмотрел на своего помощника и усмехнулся:

− А ещё она свела меня с ума, хотя ты вряд ли это поймёшь. Ты ещё слишком молод. И я ни о чём другом думать не могу со вчерашнего дня, кроме как о том, чтобы найти её, во что бы то ни стало.

— И… что вы с ней сделаете… когда найдёте?

Но на этот вопрос Виго ответить не успел. Дверь распахнулась, и в проёме появился Морис.

*Гавильяс − разбойники с большой дороги.

*Дестреза − (исп. La Destreza) − испанская техника фехтования.

Глава 6. Неопровержимые доказательства

На Эмбер свалилось всё и сразу. Она и не предполагала, что после её ухода из особняка события понесутся быстрее, чем сель с горы. Нападение на сеньора Виго, ауроскоп, который ему всё-таки удалось запустить, убитые грабители, карточка Эспины, которую ей дала Кэтэрина и которую она из-за своей злости потеряла в сокровищнице и… смерть Люка.

Когда сеньор Виго сказал об этом мимоходом, Эмбер едва не захлебнулась воздухом.

Как же так?!

Это не могло быть правдой, ведь ранение было пустяковым, сеньор Виго так сказал. Он ругал доктора Гаспара, обвинив его в том, что тот проглядел серьёзность раны. А Эмбер стояла в кабинете и слушала, пытаясь выглядеть безразлично-спокойной, но в голове всё это не укладывалось.

Неужели Барон не услышал просьбу Джины? Неужели бриллианта графа Морено было недостаточно?! Или рассказы Джины о могуществе этого лоа оказались сильно преувеличены? Или… он просто его убил? Ну или она чего-то не понимает?

Эмбер была в растерянности. Она и сама не знала, чего хочет от обряда, который провела Джина, она просто верила в какое−то чудо, что всё разрешится само собой, уснёт охранник, обронит ключи, а Люк их стащит…Но убить его?! А ведь Джина спросила её: «Ты знаешь, чем ведает Барон?»

И в тот момент Эмбер до конца не понимала, что просит. А вот теперь поняла, и чувство вины за то, что это она, возможно, виновна в смерти Люка, накрыло её с головой. Поэтому она не услышала вопрос, который ей задал сеньор Виго, и очнулась, только когда он подошёл ближе, глядя на неё внимательно, так, что она даже испугалась.

Вот сейчас он всё поймёт!

— Ты какой-то рассеянный, Эмерт? Всё в порядке? — услышала она вопрос и, посмотрев на сеньора Виго, увидела на его лице озабоченность. — Кстати, как там здоровье твоей сестры?

— Э-э-э, да, простите, сеньор, всё хорошо. Ей уже лучше, лихорадка почти прошла, — ответила она торопливо, но голос едва не сорвался.

Ей всё труднее и труднее становилось играть чужую роль. Особенно в присутствии сеньора Виго. И сейчас рядом с ним в одной комнате, стоя так близко, она ощущала, что может выдать себя любым неосторожным словом или действием. Раньше она никогда не испытывала проблем с тем, чтобы притворяться. А теперь это давалось ей всё с большим трудом. И смотреть на него, и стоять рядом, и делать вид, что ничего не было, что он просто её наниматель, стало почти невыносимо. И врать приходилось через силу, а от этого терялась естественность, и он это уже заметил. Правда, пока не понимал, с чем это связано.

«Ты же вернёшься?»

Эта фраза, которую он произнёс вчера, когда Эмбер собиралась уходить, их танец, и сегодняшняя радость, с которой он её встретил, и невозможность сказать правду сковали её, как настоящие кандалы. И…

… кажется, зря она сюда вернулась!

Всё запуталось, превратилось в один большой клубок: ненависть к Агиларам, желание отомстить, чувство вины, невыполненный долг перед Джарром и Тибуроном, и те чувства к сеньору Виго, которые не отпускали её с самой фиесты.

Ей хотелось убежать куда-нибудь и побыть одной,