Финал в Преисподней - Станислав Фреронов

Первым шефом гестапо Геринг поставил своего двоюродного свояка Рудольфа Дильса, молодого, но высокопоставленного чиновника прусской полиции (что интересно, годом раньше Дильс по приказу социал-демократа Зеверинга «разрабатывал» нацистов). Звучит фантастически, но первоначально главными противниками гестапо оказались… Штурмовые отряды. Поскольку Геринг люто враждовал с Ремом, Дильс повёл борьбу против «диких концлагерей» СА. Он пафосно обличал зверства штурмовиков, защищая, в частности, терроризируемых коммунистов.

На свою долю в тотальном кровопускании претендовал и Гиммлер во главе Охранных отрядов. Но в первые месяцы нацистского режима партийная «чёрная гвардия» оказалась на втором плане. Рейхсфюрер СС вместе с шефом партийного секьюрити СД Рейнхардом Гейдрихом был локализован во главе баварской полиции. Эсэсовские команды несли по большей части охранные функции при нацистских партбоссах. Гиммлера (в отличие от Геринга, Фрика, Гесса, Бормана и Геббельса) в тот момент никак не приходилось относить к правящей верхушке НСДАП и Рейха.

Гиммлер пошёл курсом Дильса: разоблачал штурмовой беспредел, закрывал «дикие концлагеря», ограничивал карательные полномочия СА и отчасти даже полиции (к примеру, в глубоко католической Баварии благоприятное впечатление произвела введённая Гиммлером регламентация порядка ареста священников). Вскоре «дикие» концлагеря СА действительно начали закрываться. И заменяться «цивилизованными» концлагерями СС, первый из которых был основан Гиммлером в баварском Дахау. Именно СС первыми опробовали метод «охранных арестов» — произвольной изоляции «в государственных интересах» без каких-либо формальных обвинений. Звёздный час СС и лично Гиммлера с Гейдрихом ещё не наступил, но именно эта структура продемонстрировала особые потенции в безумии первых гитлеровских недель.

Ремовские штурмовики, геринговская полиция, фриковское министерство, гиммлеровские эсэсовцы… Над Германией нависла тень гражданской войны между различными боевыми группами НСДАП и захваченного партией государства. Фон Гинденбургу, фон Папену, фон Шрёдеру, фон Ольденбург-Янушау было на что полюбоваться. Порядок устанавливался поистине образцовый.

Триста дней одного тридцать третьего

Правление партии тоталитаризма, расизма и войны было несовместимо ни с Веймарской демократией, отстаиваемой СДПГ, ни с реставрацией монархии, которой грезил Гинденбург, ни с консервативно-авторитарными принципами папенского круга. Социал-демократы, монархисты и консерваторы парадоксальным образом были едины в ожиданиях остепенивания нацизма под давлением «политических реальностей». Но гитлеровцы двинулись иным путём — «пусть лучше мир прогнётся под нас». Этого не ждал почти никто. Кроме коммунистов, которые знали себя и потому знали нацистов.

Много ли времени потребовалось Гитлеру, чтобы превратить демократическую республику в тоталитарную диктатуру? Если, по Штирлицу, не думать о секундах свысока, получится немало — примерно 26 миллионов 265 тысяч 600 мгновений. А так — всего 304 дня.

Новые выборы — третьи за семь месяцев — назначались на 5 марта. Завоевание большинства было для НСДАП принципиальным вопросом: предстояло утверждение кое-каких важных актов, а на формальный закон ещё приходилось слегка оглядываться. Задуманная нацистами тотальная зачистка политического пространства требовала контроля над парламентом.

Первой в очередь на уничтожение была поставлена КПГ. Маргинально-экстремистская партия насчитывала 300 тысяч членов, за неё голосовали более 4 миллионов, но она была слабее других оппозиционных сил. Хотя бы потому, что, подобно НСДАП, не вступала в коалиции и не имела союзников. КПГ была не только чужда и враждебна обществу, но, в отличие от НСДАП, не умела этого скрывать. Тельмановцев не защищал никто, как никто бы не вписался за гитлеровцев.

24 февраля штурмовики разнесли берлинскую штаб-квартиру КПГ (кстати, на тот момент ещё легальной партии). 27 февраля направленная Карлом Эрнстом штурмовая группа подожгла рейхстаг. Безумная акция была приписана коммунистам, хотя не имела для них ни малейшего практического смысла, кроме разве что суицида.

В ночь на 28-е штурмовики и полиция арестовали по всей Германии более 4 тысяч коммунистов и примерно столько же других оппозиционеров. Днём 28-го Гинденбург, уже явно терявший адекватность (только этим можно объяснить его искреннее доверие к официальной версии поджога рейхстага) издал продиктованные Гитлером декреты «О защите государства» и «О подавлении предательства». Парторганизации КПГ были повсеместно разгромлены, партийные помещения оккупированы, документация изъята, предвыборные мероприятия запрещены. 3 марта был арестован Эрнст Тельман, месяц скрывавшийся в подполье. Крупнейшую в Европе компартию раскатали в пыль, причём она не смогла оказать хоть сколько-нибудь значимого сопротивления.

Протест прозвучал… от Генриха Брюнинга. Бывший канцлер обратился с публичным призывом к президенту — тщательно расследовать подозрительные обстоятельства поджога рейхстага и защитить угнетённых от насилия. Гинденбург не обратил внимания на выступление человека, которого три года назад называл «лучшим канцлером после Бисмарка». Зато обратил внимание Гитлер — штурмовики начали разгонять предвыборные собрания Центра. Вскоре Брюнинг отбыл в эмиграцию.

Следующей мишенью стала СДПГ. Поначалу преследования социал-демократов носили в основном «низовой» характер и по большей части велись штурмовиками спонтанно. Верхушка НСДАП опасалась силовой конфронтации. СДПГ была несравненно сильнее КПГ. Численность социал-демократических военизированных формирований — «Рейхсбаннера» и «Железного фронта» — значительно превышала СА. Влияние социал-демократов давало себя знать в рядовом составе и офицерском корпусе прусской полиции, ещё не вполне зачищенной Герингом. А главное, на СДПГ ориентировались почти пятимиллионное Всеобщее объединение немецких профсоюзов (АДГБ). Объявление всеобщей забастовки реально могло свалить правительство Гитлера.

Однако руководство СДПГ также не шло на противоборство. Срабатывали десятилетия парламентской привычки и немецкое законопослушание (начисто отсутствовавшее у коммунистов и нацистов) — что ни говори, Гитлер пришёл к власти законно, и выступление против него формально явилось бы преступным мятежом. К тому же социал-демократы были уверены в себе, обманываясь собственной силой.

Выборы 5 марта принесли НСДАП более 43 процентов голосов. В рейхстаг прошли также СДПГ, КПГ, католический Центр и консервативная ДНФП. Но это уже не имело ни малейшего значения, Гитлер относился к законности не столь трепетно, что социал-демократ Отто Вельс. Мандаты КПГ были аннулированы ещё до открытия заседаний, что обеспечивало нужное большинство блоку «национальной концентрации», к которому присоединялся запрессованный Центр. Первое заседание нового состава рейхстага было проведено 21 марта в гарнизонной церкви Потсдама — в отсутствие не только коммунистической, но и социал-демократической фракций, зато с монументальным участием Гинденбурга. Старый рейхспрезидент в очередной раз благословил молодого рейхсканцлера по сценарию ещё более молодого рейхсминистра пропаганды Геббельса. Этот новый правительственный пост был учреждён неделей раньше. При назначении Гитлера ни о чём подобном речи не шло, но предъявить по этому поводу претензии желающих не нашлось. И впоследствии у Гитлера не возникало сложностей ни с выдавливанием из кабинета Гугенберга, ни с введением в кабинет Гесса или Рема.

В тот же «день Потсдама» растроганный фельдмаршал издал очередной акт государственной мудрости: декрет «О защите правительства национального возрождения от вероломных нападок». Ещё через день рейхстаг собрался в берлинском оперном зале. На повестке дня стоял один вопрос: