Тринадцатая рота (Часть 1) - Николай Бораненков

- Битте-дритте! Личный представитель президента, - вскинул он руку к цилиндру.

- Пани Изюма, - откинув ногу и приподняв за кончики подола юбку, представилась Изюмиха. - А это мои крошки доченьки. Нонночка и Эльзочка.

- Откуда у них такие нерусские имена?

- Были русские. Чисто русские - Ниночка и Лизочка. Но мы их поменяли. Так удобнее немецким господам. Ах, доченьки! Да что же вы стоите, как на поминках? Улыбнитесь же господину. Это же такая нам радость! Такой пожаловал гость! Важный, красивый и с Железным крестом. Ах, я только и мечтаю, чтоб мой супруг дослужился до креста.

- Смею вас заверить, мадам, - склонил голову Гуляйбабка, - ваши мечты сбудутся. Служба таких преданных личностей, как ваш муж, почти всегда венчается крестом. Начальник протокольного отдела! - окликнул он.

- Я здесь, ваше сиятельство, - подбежал Чистоквасенко.

- Составьте указ президента о награждении пана Изюмы медалью БЕ второй степени.

- Пупик! Ты слышишь? Тебя награждают, тебе такая почесть!

- Слышу. Слышу. Как же не слыхать? - отозвался пан Изюма, утирая со лба сапожную ваксу. - Да что же ты, дура, стоишь? Веди гостя в дом, распахивай двери.

Изюмиха, вихляя перед гостом крутым задом, увлекла Гуляйбабку по гравиевой дорожке к большому пятистенному дому.

- Прошу вас. Милости просим, пан начальник. Проходите, осчастливьте. Не пожалеете. У нас кто ни был - все остались довольны. Три дня тому гостил сам господин генерал. Ах как он был доволен! Как замечательно отдохнул! Мой супруг потчевал его настойкой, гусем с яблоками, самодельной брагой. А после генерал угощал меня коньяком и очень мило проговорил со мной до рассвета.

- Он что? Знал русский язык?

- О, нет. Что вы! Кроме "О мадам!" и "Будем повторяйт" господин генерал ни одного словечка.

- Какой генерал? Чего ты мелешь? - идя сзади, ворчал пан Изюма. - Сколько раз я тебе говорил, то был фельдфебель, шофер генерала, а ты заладила: "Генерал, генерал..."

- Замолчи! - огрызнулась Изюмиха. - Мне лучше знать, генерал то был или фельдфебель.

Дорожка к дому кончилась, а вместе с ней и разговор о генерале. Пан Изюма кинулся к двери, широко распахнул ее и вновь переломился:

- Честь имею! Милости просим!

- Ах, осчастливьте! - добавила супруга. ...Принесение "счастья" в дом старшего полицая Изюмы началось с обеденного стола. Высокий гость и его спутники так проголодались, что за каких-нибудь десять - пятнадцать минут опустошили все, что было на столе, и хозяину с хозяйкой пришлось изрядно потрясти запасы чулана, погребка, печи и подполья. Очарованная Гуляйбабкой, пани Изюмиха помимо горячих и холодных закусок торжественно водрузила на стол большой, с решето, пирог, начиненный сливой, а пан Изюма в знак благодарности за медаль, которая теперь висела у него на шее, притащил полный таз гречишного меду.

- Прошу отведать. Свеженький. В сотах.

- О-о! Да у вас, оказывается, есть и пчелы! - воскликнул Гуляйбабка.

- Двадцать ульев. Бывшего колхоза. Кушайте. Ешьте на здоровьице.

- И велика была в колхозе пасека?

- Домиков двести. Но теперь ее нет. Половину для нужд германских войск разорили, а остальные меж собой - полицией поделили.

- Прибрали к рукам, выходит? Разграбили?

- Никак нет. Душа чиста, как зеркальце. Зачем грабить, если можно и так взять. Да вы ешьте, кушайте, пожалуйста. Не гребуйте. Медок хоть и колхозный, но колхозного запаху в нем, смею заверить, ни капельки нет.

- Ну если нет, - взяв ложку, вздохнул Гуляйбабка, - то попробуем. Прошу, господа! Колхозный мед с полицейскими пирогами.

За пирогами и медом разговор пошел живее. Осмелевшие дочери Изюмы, сидящие рядом с Чистоквасенко, без умолку болтали о коротких юбках, которые им наготовила маменька, о ночных пожарах и красивых господах офицерах, бывавших в доме и проезжавших мимо. Пан Изюма, подсев к Цаплину и Трущобину, через каждую минуту любезно извинялся за то, что растерялся при встрече и не поцеловал им ручки. Пани Изюмиха полностью завладела главным гостем. Отгородив его собой от всех других, она сейчас же принялась излагать свою просьбу.

- Как вы находите моих милых крошек, ваше величество? - спросила она, начав издалека.

- Весьма недурные мордашки, - уклончиво ответил Гуляйбабка, - но девушки все ангелы, пока незамужем. Так говорит старинная пословица.

- За других не ручаюсь, но таких, как мои крошки, в России не сыскать, изрекла Изюмиха. - Они олицетворение всего прекрасного и святого. Офицер СС, проведя у нас несколько дней, сказал мне: "Зер гут, матка. Зер гут! Мы имел дел с очень корош фройлен". Вы слышите, пан начальник, как он их оценил!

- Да, да, - кивнул Гуляйбабка, черпая деревянной ложкой мед. - Высокая оценка, что и говорить. Не каждая мать слышит такое. Ваши дочери достойны своей матери.

- Я восхищаюсь ими, пан начальник. Да и как же не восхищаться! К одной из них, младшей, Нонночке уже посватался сам фюрер!

- Какой фюрер, неотесанная чурка ты! - выругался пан Изюма. - Сдалась ты фюреру. Поднять ногу он на нас хотел. Я же сто раз твердил, что это не фюрер, а штандартенфюрер. Ты понимаешь? Штан-дар-тен!

- Подумаешь, разница. Все равно не солдат, а фюрер. А коль на то пошло, то стандартфюрер звучит еще и лучше. Например, жена стандартфюрера! Теща шаблон-фюрера! Каково!

- Лучше не придумать, - выплюнул воск в тарелку Гуляйбабка. - Русская женщина - теща штандартенфюрера! Смогу заверить, мадам, кроме вас, вряд ли кому на Руси приходило в голову подобное.

- Фюрер, то бишь, стандартфюрер, - продолжала хвастаться Изюмиха, сказал, что увезет нас в Европу.

- Но, извиняюсь, зачем же ехать в Европу, когда вы живете в Европе?

- Ах, простите, я, кажется, ошиблась. Он, кажется, говорил не в Европу, а из Европы. Но я сейчас уточню. Нонна! Нонночка! Подскажи-ка, детка, куда нас обещал увезти этот шаблонфюрер? Из Европы или в Европу?

- Я не помню, мутер.

- Как же так не помнить, что обещал тебе жених.

- Они все обещают, мутер. Один - соль, другой - Европу....

Припоминая обещание штандартенфюрера, пани Изюмиха потерла лоб и вдруг засияла медным самоваром:

- Вспомнила! Точно вспомнила, пан начальник. Он сказал: "Увезу вас в Зап. Европу. Будете жить в Осле". Вам не приходилось жить в Осле, пан начальник?

- В Осле не жил, а в Осло ездил, подстригать хвост любимому ослу. Вы знаете, мадам, я очень люблю ослов. Ослы - это моя привязанность. Стоит мне увидеть осла или ослиху, как я буквально преображаюсь. Вообще, я коллекционирую ослов и свиней.

- У вас их, поди, уже конюшня? Или как ее точней назвать... ослюшня?

- Нет, до полной конюшни ослов еще далеко, но я надеюсь ее заполнить.

- А свиней?

- Свиней тоже порядочно. Но, знаете, их коллекционировать гораздо проще. Свиньи попадаются на каждом шагу. Да еще какие свиньи!

- Простите, вы собираете всех пород?

- Нет, что вы. Только редких. Но, позвольте, мадам, спросить: вы уедете в Западную Европу, а как же дом, сад, коровы?

- Здесь останется моя старшая дочь.

- У вас есть и еще дочь?!

- От первого брака, пан начальник. Так сказать, издержки молодости.

- Значит, пан Изюма - ваш второй муж?

- О, нет. Четвертый. Три первых были непутевыми. Двое удавились, а третий сам сбежал. Но, слава богу, с четвертым душа в душу. Порядочный человек попался.

- Да, редкая находка, - кивнул Гуляйбабка. - Но, позвольте, где же ваша третья фройлен?

- У портнихи, пан начальник. Свадебное платье примеряет. О ней я как раз и хотела с вами поговорить.

- Я слушаю вас, мадам.

Изюмиха придвинула вплотную к гостю свои коленки, подлила в чашечки кофе и заговорила:

- У супруга в подчинении взвод полиции. Так этот взвод, пан начальник, из-за моей старшей крошки весь как есть передрался. Каждый день битые носы, носы... Ну, мы с супругом и решили положить этому нособивству конец. Завели всю полицию в дом и сказали: "Кто больше всех любит нашу дочь, пусть выйдет и станет перед ней на колени. Мы благословим". И верите, пан начальник, упал на колени весь взвод. Мы так и ахнули. Пятнадцать человек на коленях! С кем же благословлять? Но, что ни говорите, а шило в мешке не утаишь, самую сильную любовь в жилетке не спрячешь. Видим, один из полицейских, хороший малый такой, только большой скромница, совсем обомлел, слова не может сказать. Только этак уцепился за туфельки нашей крошки и целует их, целует, а на глазах - слезы. Ну, мы сразу отделили его, а остальных за дверь.

- Вам повезло, - поставил пустую чашку Гуляйбабка. - Зять, целующий башмаки супруги, верный признак большого ума и привязанности к юбке.

- Да уж так привязан, так привязан, что и сказать неприлично. Как услыхал, что мы ему отдаем предпочтенье, в ноги мне кинулся, руки целует. "Ах, спасибо, маменька! Век не забуду. Вы сделали меня самым счастливым. А уж ее, росинку, на руках буду носить всю жизнь".

- Что же вам надо от меня, коль все так устроилось блестяще?

- Сущая малость, пан начальник. Гонец, прискакавший к нам от пана Гниды, передал, что с вами едет поп-батюшка.