Мои посмертные приключения - Юлия Вознесенская

Налетавшись вволю в Долине, я попросила Ангела слетать со мной куда-нибудь за ее пределы. Он согласился, но взял с меня слово, что без него или кого-то из близких я покидать Долину не стану:

— Еще заблудишься или залетишь куда не следует. Ну, куда твои глаза глядят?

Я показала на снежные вершины. Мы выбрали самую высокую из них и полетели к ней, держась за руки. Вблизи она была похожа на громадный сверкающий снежный сугроб. Мы ее облетели кругом, выбрали ровную площадку на самом верху и опустились на нее.

Снег лежал под ногами чистый и совсем не слежавшийся, как это бывает летом на ледниках в земных горах. Я ступала босыми ногами, проваливаясь по щиколотку, но не чувствовала холода — снег был не прохладней свежей простыни. Ангел предложил попробовать его на вкус: «Многим ученикам нравится!» Я слепила снежок и надкусила его, и он показался мне вкусным, как ванильное мороженое с лимонным соком.

— Выходит, сказки церковных старушек про то, как небожители сидят в Раю на облаках и уплетают мороженое, имеют под собой реальное основание?

— А как же! Если бы ты сейчас вернулась на Землю и рассказала обо всем увиденном, разве это не было бы похоже на сказку?

— Скорее уж на притчу… Ой! Ну, Ангел, погоди!

Мой Ангел… — Нет, это все-таки именно мой и ничей другой Ангел, — он скатал снежок и запустил им в меня! Я не осталась в долгу и в свою очередь начала бомбардировать его снежками, и у меня это получалось куда лучше — ему явно не хватало агрессивности, чтобы победить в снежной схватке.

Но когда я оттеснила его градом снежков к самому краю площадки, он вдруг взмахнул крыльями и поднял ими такой снежный вихрь, что я уже не могла подойти к нему ближе. Взметенный им снег сверкал на солнце, и мне казалось, что весь мир вокруг нас искрится и смеется.

Когда мы вернулись с этой прогулки, дома уже начали беспокоиться обо мне. День подходил к концу, и вся семья собралась в гостиной у камина, где горел небольшой огонь. Мы провели чудный тихий вечер, предаваясь воспоминаниям. Много неизвестного поведали мне о прошлом нашей семьи Дед и обе бабушки, и очень они сожалели о том, что я не могу посетить дальние обители и познакомиться со всеми моими предками. О моем отце никто ничего не знал.

Услышав, как над нашими головами в моей комнате часы пробили двенадцать раз, я простилась со всеми и поднялась к себе.

Встав перед Казанской иконой Божией Матери, я проговорила: «Пресвятая Богородица, спаси нас. И спокойной Тебе ночи!» Так закончился мой первый день в Долине.

Глава 5

Потекли неспешно светлые и беспечальные дни. По утрам я исправно ходила со всей семьей в церковь, пыталась там молиться, но с возгласом «Оглашенные, изыдите!» сама послушно удалялась.

До конца литургии я была предоставлена самой себе. Обычно я отправлялась на одинокую прогулку и за несколько дней, пешком и лётом, обследовала всю Долину.

Ах, как она была хороша! Гряда гор окаймляла ее слева, если смотреть по течению реки, а справа тянулись холмы, и над ними всегда была видна одинокая дальняя вершина с золотым Крестом: это была та самая гора Голгофа, куда мы ходили на поклонение к Богу. Каким-то непостижимым образом этот Крест был виден из любой точки Долины и, как я позже узнала от брата, из любой точки мироздания, кроме Земли. Но, как сказал Алеша, перед новым пришествием Спасителя на Землю он будет так же одновременно виден и всем землянам. Это было непонятно, ведь Земля-то круглая, но я верила Алеше.

Самым чудесным в Долине мне казалось ее воздействие на мое новое тело. Оно крепло и молодело с каждым часом. Я буквально наливалась светом и силой. Когда я умерла, мне было лишь немного за сорок, ничем особенно я не болела, но возраст начинал сказываться: уже не было прежней легкости, я слегка перебрала в весе, от бдений за компьютером побаливала спина, а шейные позвонки иногда поскрипывали. Теперь обо всех этих признаках старения можно было забыть. Любое движение было радостно телу, зрение стало острым, как в юные годы, я напрочь позабыла об усталости.

Наслаждаясь этими чисто физическими радостями, я вспоминала о неверующих в загробную жизнь немощных стариках: как они, бедные, боятся смерти! Сколько сил и средств уходит на продление мучительного старческого существования!

А жалкие молодящиеся старухи, одуревшие от гормонов, изрезанные хирургами-косметологами: если бы они знали, что смерть — это эликсир вечной молодости! Впрочем, может, и хорошо, что до поры это скрыто от них, а то еще побежали бы наперегонки кончать с собой в целях омоложения.

После общей трапезы, к которой я старалась вернуться с прогулки, начинались занятия в дедовой школе. В павильоны я только заглядывала: там светились разноцветные экраны, звучала музыка, шли какие-то опыты в лабораториях. Но очень часто занятия проходили прямо в саду, в большой мраморной беседке или просто на поляне. Дед или Алеша садились на скамью, а слушатели окружали их внимательной стайкой, располагаясь прямо на траве.

Меня тянуло к ним. Я тихонько подходила, присаживалась позади всех в сторонке и добросовестно пыталась вникнуть в их рассуждения о Боге и Его мироздании.

Все ученики были молоды и прекрасны лицом, и тела их светились. Но до Ангела или Деда им было далеко! Даже Алеша и Катя с Ниной были полнее светом, чем любой из учеников.

На меня вся эта молодежь посматривала с интересом и, как мне казалось, слегка сочувственно. Меня это ничуть не обижало: они избраны для Рая, хотя и должны пройти подготовительные курсы, а я тут человек сугубо временный и случайный. Все они отличались глубокой серьезностью в занятиях, будто стремились запастись знаниями на целую вечность.

Жили ученики поодиночке и небольшими группами, кто где хотел. Дома они сочиняли себе в соответствии с земными мечтами и представлениями об идеальной архитектуре, поэтому такой красивый издали городок вблизи иногда казался Диснейлэндом: рядом с маленьким Парфеноном мог стоять индейский вигвам, а резной теремок соседствовать с игрушечным средневековым замком. Но все это строилось поначалу, когда они только прибывали с Земли и неистово пользовались возможностью материализации своих фантазий. Потом все эти игрушки надоедали, ученики переселялись в строгие павильоны или простые сельские домики, а их архитектурные измышления заполняли сады Долины очень живописными, но постепенно тающими руинами, от которых в конце концов не оставалось и следа.

Кроме занятий и богослужений, ученики много и охотно трудились. Они ухаживали за лесами и полянами в горах, за садами в городке, следили за чистотой ручьев и озер. Животные тоже нуждались в уходе и заботе: звери, птицы, земноводные так и льнули к людям.

Разумеется, среди них не было опасных, все хищники в Раю перешли на вегетарианскую диету. Больных животных я не встречала.

Как-то в полете я нечаянно задела и поранила стрекозу. Мы с Ангелом разыскали в траве изумрудную красавицу и отнесли ее к девушке, занимавшейся насекомыми. Она жила в стеклянном павильончике на острове. Мы рассказали свою беду и показали ей покалеченное насекомое. Она осторожно посадила стрекозу на ладонь и пригласила нас в свою мастерскую. Действуя одними пальцами без помощи инструментов, она выправила и вылечила пострадавшее крыло.

Пока девушка возилась со стрекозой, я разглядывала яркие рисунки бабочек, сделанные прямо на стеклах павильона. На столе лежала огромная белая бабочка, изготовленная, как мне показалось, из бумаги. Рядом стояли стаканчики с кистями и красками.

Краешек крыла бабочки был тронут синей краской.

— Что это такое? — спросила я.

— Модель новой разновидности бабочек, — ответила девушка. — Я подбираю для нее окраску.

Вот так, совершенно случайно, приоткрылась завеса, и я узнала кое-что о том, к чему готовят учеников в школе моего Деда. Они смогут сочинять и раскрашивать бабочек!

Часто в часы школьных занятий Ангел приглашал меня совершить дальнюю прогулку. За пределами Долины летать самостоятельно мне не разрешалось, и Хранитель брал меня на руки. Эти полеты под его крылом, в его больших и крепких руках приводили меня в состояние ликующего счастья.

Ангелов любят птицы, и они часто сопровождали нас веселыми щебечущими стайками. Мимо нас проплывали легкие пушистые облака, а внизу один чудесный ландшафт сменялся другим. Мы спускались в места, которые приглянулись мне с высоты ангельского полета, и Хранитель был неизменно терпелив со мной: он мог часами спокойно ждать, пока я собирала раковины на берегу моря, синие альпийские колокольчики и нежно-серые эдельвейсы на краю ледников.

Однажды он показал мне обитель монахинь. Сверху она была похожа на утопающий в садах белый южный город, застроенный одними церквами; тысячи узорных крестов и крестиков издали казались сплошным золотым кружевом, наброшенным на темную зелень больших деревьев.