По дороге к манговому дереву - Дарья Попович

кажется, «форестье» или «пюль». В Гвинее национальностей много. Но Ибрагим возомнил, что его национальность лучше! Он давно недолюбливает его народ. Недолюбливает в открытую: у Ибрагима и кожа светлее.

Я вспомнила: Ибрагим действительно стеснялся находиться рядом с гвинейцами. Он как-то объяснил мне: мол, гвинейцы с более светлым оттенком кожи традиционно занимали более высокое положение в обществе. А те, чей оттенок был насыщеннее — обычно выращивали рис. Может, Ибрагим наговорил на Джордана?

Тот продолжал: как он, Джордан мог бить Ибрагима?! Кто может в это поверить: ведь Ибрагим большой, а Джордан считает себя маленьким; в доказательство этому, он съёжился. Но даже так он был выше меня. А я высокая.

— Я был здесь, — он показал рукой куда-то вверх, а теперь буду здесь, — он опустил руку к самому полу. И всё из-за него! — Джордан положил голову мне на плечо, словно ребёнок. Я спросила его, бил ли он Ванессу.

Он посмотрел на меня, вытаращив глаза, словно я заговорила с ним о чём-то из ряда вон. Как я могла такое подумать! Он разнимал Ванессу с Джозефиной! Девочки всё время ссорятся, а живут, как нарочно, в одной комнате! Он лишь хочет помочь! Теперь, когда его депортируют, некому будет разнимать девушек!

У меня закралось сомнение: почему я безоговорочно поверила Ибрагиму? Но было поздно. Джордан понёс чемодан в кирпичное здание, пропахшее супом.

***

Через месяц меня попросили передать Джордану, что его немедленно депортируют. Потом меня попросили передать ему то же самое только уже через два месяца. Так продолжалось до лета. Летом о депортации забыли.

Ссора пантер

— Есть что-то, что нельзя объяснить в том, что ты любишь другую страну, — Хорхе говорил по-русски. Его акцент: слишком твёрдые или чрез чур мягкие звуки. Но это лишь усиливает его обаяние.

Начало учёбы в магистратуре требовало практику в какой-нибудь редакции. Я не стала далеко ходить. В университетской газете в специальном разделе публиковали про учёных и студентов. Узнав, что я общаюсь с иностранцами, которые учатся тут же, редактор дал мне задание.

Когда я брала интервью у Хорхе, мы ехали в автобусе — встретить каких-то мексиканцев с эквадорцами в кафе.

Я поднесла диктофон так близко к его лицу, что он почти касался его подбородком: в автобусе шумно гудел двигатель. Я поёжилась от холода, когда пришлось снять перчатку, чтобы нажать на кнопку диктофона. Хорхе — в тряпичном шарфе. Шарф — скорее для стиля, а не для тепла. Белая куртка наполовину расстёгнута:

— Тебе что, холодно? — сочувственно улыбнулся мексиканец, мягко выговаривая «ль». У входа в кафе меня обнял Хосе Куно. Рядом с ним — низкорослый Мигель. Мария Аргуэлла — с длинными вьющимися волосами, в которых есть светлые пряди. Возле неё — Анна, самая смуглая. Чёлка закрывает половину её лица. Анна посмотрела на меня из-под чёлки: я такая же смуглая, как она. Девушка спросила меня о чём-то по-испански, но слишком быстро. Хорхе пояснил ей: я русская.

— Мы всегда ходим вместе, — Хорхе указывает на ребят и приглашает меня сесть за стол. Я ещё не спросила, почему он приехал сюда. Когда он надевал куртку, я заметила на стене в его комнате — стрелы. Он занимается стрельбой? Это оживит текст. Может, он увлекается чем-то ещё?

— Почему ты не ходишь с нами? — Хорхе всё время говорит со мной по-русски.

Как объяснить: чтобы ходить с ними, я должна быть уверена, что мне рады. А если я приду, а меня не очень ждут… Пытаюсь сказать это, как можно внятнее.

— Как человек может даже думать, что ему не рады? — не понимает Хорхе.

Наконец, он достаёт телефон с фотографиями: это он на тренировке по стрельбе. На днях он занял первое место по стрельбе в нашей области! Это мы сейчас и празднуем. То есть, мексиканца допустили до соревнования в местной команде? Нет, он участвовал не в команде. Это не командный вид спорта. Его допустили, потому что тренер — местный, поясняет он.

Ещё у Хорхе есть друг. Они с ним — «не разлей водой»? Или «не разлей вином»? В общем, это близкий друг — познакомились на прошлой неделе. У этого друга есть конь — Амиго. А Хорхе — прекрасный наездник.

Сестра Хорхе пишет исследование о том, как помочь слепым адаптироваться. Один из способов — обучать их иностранному языку. Хорхе уже провёл первое занятие в библиотеке для слепых.

— Ты произносишь для них на испанском, и они чувствуют! Ты даёшь им предмет, они прикасаются к нему, произносят, как он звучит! — его лицо оживляется.

Хосе Куно зачем-то изображает слепого. Все остальные смеются. Но Хорхе строго смотрит на него, и все умолкают. Он говорит:

— Для слепого человека чувства — это нить между ним и внешним миром. Испанский — это язык, который надо понять не вот здесь, — Хорхе показывает на свою голову, — чтобы изучать испанский, надо понять его здесь, — он касается груди.

— Когда ты стал учить русский, что почувствовал? — пора заканчивать интервью.

— Мне било восемь лет. Моя учительница пианино приехала в Мексику из России. Она вишла замуж за мексиканца. Вот тогда я захотел приехат сюда. Я слушал, как она говорила на русском. Мне било легко учить русский, — Хорхе заговорил, каким волнующим в детстве для него было всё, что связано с далёкой и холодной страной.

На следующий день мне снова пришлось зайти в общежитие. Ссорились Ванесса и Джозефина.

— Elle touche mes objets38, — начала миниатюрная Ванесса. Её лицо исказилось гримасой, и она утратила свой кукольный вид. Девушка принялась развивать свою мысль: утром в ванне Джозефина нарочно сбрасывает её зубную пасту, щётку, передвигает шампуни. Она трогает её одежду в шкафу!

В ответ в сторону Ванессы полетела кофта — через всю комнату, но мы успели пригнуться, и кофта приземлилась, никого не задев. Джозефина сказала, что рада меня видеть, извинилась за шумную соседку и тут же принялась говорить примерно то же самое, но уже про Ванессу.

Ванесса достала телефон: сейчас она будет звонить маме! Седая женщина на экране улыбнулась мне, а затем строго и решительно произнесла:

— Ma fille doit vivre avec une rousse39! — она проговорила это, затем спросила, слышу ли я её, потом ещё раз потребовала, чтобы я лично переселила её дочь от этой хамки.

Я вспомнила, что говорил Юсупов: мы никого не от кого не переселим! Если у африканцев проблемы, пусть решают их сами. Не умеют себя вести, будут высланы. Но как сказать это маме Ванессы? Ведь