По дороге к манговому дереву - Дарья Попович

в закрытом городе, в закрытой стране. Да и спектакль, судя по всему, должен был состояться в Турине, даже не в двадцатом веке. Бумага просвечивает от старости. Бабушка никогда не была в других странах. Я пообещала маме: приду на работу и возьму контакты историков. Пусть кто-то с исторического факультета посмотрит на этот билет. Это может что-то прояснить.

***

— У меня для вас специальное задание, — начальник центра адаптации машинально покрутил пуговицу на костюме:

— Сегодня вы должны забрать студента из больницы. Нам пришла информация, что гвинеец Ибрагим подрался в общежитии со своим соседом — Джо… не важно. Ибрагим в больнице, его надо забрать и как следует разобраться, что произошло. Надо сходить в общежитие и расспросить этих нег… темнокожих. В общем расспросить всех, кто жил с ними в блоке; поговорить с ребятами из группы (там, говорят, большая группа … темнокожих студентов). И помните: вы больше не волонтёр! Вы не их друг! Разговаривайте с ними официально! — он проводил меня по коридору, брезгливо сморщился, когда увидел, как я кивнула в ответ группе китайцев. Несколько человек отделились от этой группы:

— Вы самая милая и никогда не кричать! — улыбающаяся китаянка подошла ко мне. — Вы хотеть дать общежитие! Но он, — девушка показала на Юсупова.

— А что я? Я такой же сотрудник, как она, — он строго посмотрел на девушку, и та вернулась в очередь.

Такси уже подъехало. И вот — больница.

— Вы — за чёрным? — ярко накрашенная женщина в белом халате, неохотно прервала разговор с больничным сторожем:

— Вон он, — она повела меня в обшарпанную комнату.

Ибрагим лежал, распластавшись на каталке, постанывая. Забинтованная нога — оттопырена.

Осторожно, чтобы не уронить его, помогаю подняться, сесть. Теперь надо как-то спрыгнуть с этой каталки, но не распластаться по скользкому кафелю. Осторожно добираемся до машины.

В общежитии нас ждали.

— Переведите ему: вы подрались с Джорданом Тункара? — совсем молодой парень в полицейской форме уже в комнате.

— Нет, меня били, — по-русски произнёс Ибрагим. Он выпрямил спину и даже его полноватые щёки как-то вдруг уменьшились в размере. Затем он перешёл на французский.

— Он говорит, что Джордан бросился на него, — я перевела фразу. Полицейский сказал: версия Ибрагима заметно отличалась о версии Джордана. Тот успел дать показания раньше, пока пострадавшего везли в больницу. Мы сидели несколько часов, разбирая в мельчайших деталях: кто где сидел, кто держал какой предмет, кто и что закричал…

— Утром тут африканец переводил, так он по-русски даже без акцента говорит! Рассказывает, что работал переводчиком и преподавал английский и французский, — сотрудник структуры, одно присутствие которой вызывает некоторое беспокойство и правых, и виноватых, надел фуражку и направился к двери.

«Африканец — переводчик и преподаватель» — Джаспер? Я сильнее сжала край кровати. Это — кровать Джордана, но комендант временно поселила его в другую комнату. Завтра объясню в центре адаптации, что их нельзя селить вместе.

Ибрагим просил пить. Ещё он проголодался. Я не умею готовить, а вот Мамаду — умеет. Звоню ему. Вскоре за дверью — шлепанье чьих-то ног в сандалиях.

— On va me deporter! Le père de Djordan est un des directeurs du33 … — Ибрагим называет организацию, одно упоминание которой в нашем городе — чуть ли не способ выразить своё превосходство над кем-то. Эта славная организация и отправила 18 ребят сюда, в наш город. Отец Джордана — действительно один из тех, кто стоит во главе этой самой организации. Мамаду обсуждает с Ибрагимом, как на этот раз выгородят Джордана. Но тот делает мне знак и тут же предупреждает: сейчас сюда зайдёт парень, высокий, худой. При нём нельзя ничего обсуждать. У парня — очень тёмный оттенком кожи, и он следит за тем, о чём говорят в их группе.

Звуки шагов и — комната наполняется гвинейцами. Мамаду приготовил яичницу, наверное, из дюжины яиц. Он добавил картошку, помидоры, чеснок и какие-то специи. В комнате уже тесно. Мы едим из одной тарелки с Ибрагимом, по очереди отрезая кусочек за кусочком.

— Vanessa, viens34, — Мамаду зовёт её войти.

В комнату заходит миниатюрная девушка с золотистой косынкой вокруг кудрей. Заметив меня, она улыбается: она давно хочет со мной поговорить. С другой стороны, садится другая девушка — утончённая и высокая. Волосы — собраны в платок. Высокая причёска, тонкая длинная шея и форма головы придают ей сходство с царицей Нефертити.

— Djosefina! Tu fais quoi35? — спрашивает Ванесса.

Но Джозефина, похожая на Нефертити, разламывает кусочек хлеба, предлагая его мне.

Слева от неё — похожий на чугунного Амура — Гадири. Справа — большеглазый и большерукий Мамаду: его руку обвил браслет из кожи — подарок младшей сестры. Дальше сидит Амаду с фиолетовыми губами и вечно обеспокоенным выражением лица.

По ту сторону стола — какой-то парень в ярком длинном одеянии. Чтобы разглядеть его тёмное лицо, надо как следует всмотреться: округлый лоб, нос — маленький и аккуратный, чёрные весёлые глаза. Все так гомонят, будто мы отмечаем праздник.

— Parlez-vous français36! — взывает Амаду, строго оглядывая расшумевшихся ребят: кто-то уже перешёл на африканские наречия, и Амаду не хочет, чтобы я чувствовала себя неловко. Но мне кажется, что я понимаю незнакомый язык. Может, это потому, что мы едим из одной тарелки? Наверное, так чувствуют себя путешественники, когда попадают в африканское племя. Мамаду отламывает хлеб и протягивает мне. Нет, мы сейчас не в России, мы в Африке.

***

На следующее утро Юсупов, поглаживая пуговицу и перекатывая в пальцах перьевую ручку, сообщил: я должна написать Джордану, что ему пора паковать чемоданы.

Через час я нашла Джордану другую комнату и без всякого труда убедила его переехать в 15-е общежитие. Когда я вернулась из этого самого общежития — кирпичного здания, пропахшего какой-то едой, Юсупов спросил меня:

— Вы что хотите сказать, что он сам, добровольно, переехал из хорошего общежития — в плохое?

— Да, ему так спокойнее.

Но на этом мой разговор с Джорданом Тункара не закончился. В тот день Гадири догнал меня возле автобусной остановки. Он рассказал мне, что Джордан бил девочку, кажется, Ванессу.

На следующий день я позвонила Ванессе. Та охотно рассказала мне, как Джордан бил её. После работы я навестила драчуна. Он сидел на пустой кровати, ещё в хорошем общежитии.

Кольца блестели у него на каждом пальце. Он весь как-то сгорбился:

— Ibrahim n'aime pas les forestièrs37, — он принялся пояснять, что Ибрагим — терпеть не может представителей его, Джордана, этнической группы, народа, который называется,