Екатерина Медичи - Владимир Москалев

Все трое кивнули.

— А вы, ваше величество?

— Я остаюсь здесь вместе с принцем. Исполнив это поручение, вы проводите наши полки и вернетесь назад. Ступайте.

Низко поклонившись, они вышли вместе с Д'Эскаром.

— Теперь я могу говорить свободно, — вздохнула Жанна, — не опасаясь, что меня слушает мой недруг.

— Вы полагаете, Д'Эскар может быть вражеским лазутчиком? — произнес Колиньи, в упор глядя на Жанну.

— Да, я так полагаю, — холодно ответила королева.

— Позвольте вам заметить, это напрасно, ваше величество, — поспешно заверил ее адмирал. — Д'Эскар ревностный гугенот и не раз доказывал свою преданность нашему делу. Да и как может быть католик комендантом города, всецело принадлежащего протестантам?

— Вполне может, — возразила Жанна. — Именно поэтому он и является комендантом?.. Впрочем, возможно, я не права, — молвила она. — Однако этого человека я совершенно не знаю, а между тем два года назад этот пост занимал воистину преданный и хорошо знакомый мне барон де Жанлис.

Воцарившееся молчание послужило ей ответом.

— В последнее время я стала подозрительной, — продолжала Жанна, — может быть, даже чересчур. Но теперь я совершенно спокойна, зная, что нахожусь среди друзей.

В это время в комнату вошли дю Барта и слуги. Они принесли два глиняных сосуда с вином, отделанные цветной глазурью, кубки в виде виноградной кисти, стаканы из слоновой кости, украшенные вырезанными на них композициями мифологического содержания, и два высоких яйцевидных стеклянных кувшина, отделанные филигранью и украшенные у днища, посередине и сверху узорчатыми каймами с арабесками между ними.

— Что здесь? — спросила королева, пристально глядя на дю Барта и указывая глазами на глиняные сосуды с крышками.

— Вино, ваше величество.

— А это? — она кивнула на стеклянные кувшины, цвет содержимого которых явно указывал на то, что там не вино.

— Фруктовые соки, — не моргнув глазом, ответил дворянин. — Для дамы и наших юных принцев.

— Вы считаете, сударь, — усмехнулась королева, — что наши принцы еще дети и не умеют пить вина?

Дю Барта потупился. Он начал сознавать свой промах. Легкая краска смущения залила его лицо.

— Я полагал, ваше величество… Я думал, что…

— Наши принцы давно уже мужчины, милостивый государь, как же вы не разглядели этого? — произнес Конде.

— Прошу простить меня. Я сейчас же исправлю свою ошибку. — Дю Барта взял оба стеклянных кувшина и вознамерился выплеснуть их содержимое за окно.

— Постойте, сударь! — остановила его Жанна движением руки. — Поставьте кувшины на место. Теперь налейте в два бокала из того и из этого. Налили? И выпейте.

Дю Барта оторопело уставился на королеву, потом на мужчин, сидящих за столом. Все молча ждали, чем закончится эта необычная сцена. И тут он понял, чего от него хотят. Легкая тень улыбки скользнула по губам дю Барта. Не раздумывая, он выполнил требование королевы и осушил бокалы.

— А теперь вино, — приказала Жанна.

Дю Барта так же невозмутимо налил полный стакан вина и хладнокровно выпил его.

— Прошу простить меня, ваше величество, — заговорил он, — но я не сразу догадался о подоплеке этой сцены. Вы полагали, что я собираюсь отравить вас и вашего сына? Вы абсолютно правы, что подозреваете тех, кто вам не знаком, ибо только так в наше время возможно сохранить вашу жизнь, столь драгоценную для тех, кто с оружием в руках встал под ваши знамена. Эти меры предосторожности нелишни и здесь, поскольку известно, как широка шпионская сеть, раскинутая по всей Франции рукой Екатерины Медичи. Однако прошу вас, ваше величество, вспомнить один случай, который произошел с вами и принцем Генрихом Наваррским около трех лет тому назад в Бордо, когда там остановился королевский поезд. А когда вспомните, скажите, не ошиблись ли вы, подозревая меня в столь гнусном замысле.

Жанна долго смотрела на него, пытаясь оживить давний эпизод, потом, наконец, спросила, не меняя выражения лица:

— Вы имеете в виду роковой выстрел из окна?

— Именно так, ваше величество.

— Неужели вы и есть тот самый дворянин, который защитил меня от пули убийцы?

— Немудрено не узнать меня, ваше величество, ведь прошло столько времени.

— Это он, теперь я вспомнил его! — вскричал юный Генрих, бросаясь к дворянину. — Ле Лон сказал тогда, что этот человек выживет, и он выжил, мама!

— Я действительно плохо запомнила тогда черты вашего лица, мсье, — мягко проговорила Жанна Д'Альбре, с интересом глядя на молодого человека. — Но если это и в самом деле были вы, у вас должен остаться шрам от пули, которую выпустил в меня убийца.

Дю Барта расстегнул камзол, потом рубаху, и все увидели маленький, давно зарубцевавшийся шрам пониже правой ключицы.

— Клянусь чревом Девы Марии, это действительно пулевая отметина! — воскликнул Конде. — У меня есть точно такая же на левом плече.

— Я вспомнил, у того человека не было мизинца на левой руке! Покажите, сударь, вашу левую ладонь, — возбужденно попросил Генрих Наваррский.

Дю Барта медленно поднял руку. На левой ладони не хватало мизинца.

— Я потерял его около пяти лет тому назад в одном из поединков, — пояснил он.

Жанна встала и подошла вплотную к смущенному под устремленными на него со всех сторон взглядами дю Барта.

— Так это были вы, мсье, — повторила она. — Это вас я должна благодарить за свое спасение!

— Жизнь нашей королевы много дороже для моих собратьев, чем моя, — тихо, с поклоном ответил дю Барта.

— Настоящий ответ дворянина и истинного сына нашей Церкви, — заметил Колиньи.

— Объясните все же, как это произошло, — попросила Жанна.

Все потребовали того же, ибо лишь слышали о неудавшемся покушении на королеву, но никто не видел незнакомца из Бордо.

Дю Барта неловко улыбнулся и; слегка покраснев, рассказал:

— Все объясняется очень просто, ваше величество. Никому из ваших людей не пришло в голову взглянуть на окна особняка, расположенного напротив вашего дома, поскольку все взоры были устремлены на вас, на юного принца и свиту. На окна этого дома я смотрел потому, ваше величество… потому что…

— Почему же? — с любопытством спросила королева Наваррская.

— Потому что там живет дама моего сердца, — вздохнув, признался Дю Барта.

Жанна улыбнулась. За столом послышался негромкий смех. Дав время ему умолкнуть, рассказчик снова заговорил:

— Но ее муж был ревностным католиком и грозился убить меня, подозревая о наших свиданиях, которые происходили порою в стенах этого дома. Он ненавидел гугенотов и всегда нелестно отзывался о наших вождях, а однажды даже признался, что, выпади ему случай, он, не задумываясь, отправит на тот свет любого из них. А поскольку он был хорошим стрелком и в доме у него была пищаль, я и подумал, что такой фанатик не упустит удобный случай пустить пулю в грудь королеве протестантов и тем прославиться. Добрую четверть часа я смотрел на эти окна, надеясь увидеть либо мою возлюбленную, либо ее мужа-изувера. И вдруг, глянув в очередной раз, — о ужас! — увидел дуло пищали, направленное прямо на вас, ваше величество. Что же мне было делать в подобной ситуации, как не броситься вперед и не защитить грудью мою королеву? Так я и поступил, об остальном вам известно. Остается добавить, что мужа моей Алоизы в последствии поймали и разорвали на части; об этом мне рассказали позже, когда сознание вернулось ко мне.

И он умолк. Несколько секунд длилось молчание, которое как всегда нарушил Конде, любивший вставить острое словечко и этим разрядить обстановку:

— Надо полагать, ваша любовница не долго горевала о муженьке, ибо быстро нашла утешение в объятиях любовника-гугенота?

Жанна, взглянув на принца, укоризненно покачала головой.

— Ваша правда, монсиньор, она забыла о нем на другой же день, — улыбнулся дю Барта.

Комната содрогнулась от дружного хохота. Когда смех утих, королева произнесла:

— Как мне отблагодарить вас, сударь, за то, что вы сделали для меня и во имя нашей веры? Скажите, чего вы хотите, и я исполню ваше желание, если это в моих силах.

— Чего мне еще желать, кроме того, чтобы верой и правдой служить вашему величеству и нашему общему делу.

Она кивнула, но спросила:

— У вас есть мечта?

— Да. Умереть за ваше величество!

Жанна рассмеялась:

— Этого не потребуется, любезный дю Барта. Один раз вы уже умирали, но смерть отступилась, не посчитав возможным препоручить вашу душу седому паромщику. Больше она не придет. Но довольно об этом. Надеюсь, вы простили меня за то недоверие, которое я только что выказала по отношению к вам? Теперь я вижу, что ошибалась.

— О, ваше величество, — пылко воскликнул Огюст дю Барта, — припадая к руке королевы.