Я служил на флоте - Руслан Георгиевич Илаев

кораблей на Камчатке как основной вариант распределения. «Но, если окончить командный факультет на золотую медаль или получить красный диплом «с отличием», выпускник имеет право выбора дальнейшего места службы», — поучал меня Игорь Александрович. Поэтому без боли в сердце можно было уступить золотую медаль другому претенденту, имея в запасе второй вариант.

Подходил к концу 1989 год, и мне было ясно и видно, куда ведет страну президент-авантюрист Горбачев. О каком распределении можно было говорить, если страна находилась на грани развала, и еще неизвестны были масштабы и результаты этой измены и предательства?!

«Если страна прекратит свое существование, все побегут на территории своей малой исторической Родины или же рванут в эмиграцию за рубеж, опыт 1917 года у нас имеется, — рассуждал я. — и чем ближе к родным пенатам, тем легче будет попасть домой, в случае чего».

Незадолго до выдачи дипломов меня вызвали в отдел кадров академии, где Шамарин показал мне незаполненный пригласительный билет участника торжественного приема выпускников- «отличников», окончивших академии Министерства обороны СССР в 1989 году. Торжественный прием намечалось по традиции провести в Георгиевском зале Кремля. Организатором мероприятия выступил лично министр обороны СССР маршал Язов Д.Т. В ходе разговора Игорь Александрович вдруг неожиданно спросил у меня: — Руслан Георгиевич, а Вы не хотели бы быть участником намечающегося московского торжества? Статус выпускника академии с «красным дипломом» это позволяет. Разве Вам самому не интересно побывать в Кремле, посетить мавзолей Владимира Ильича? А ведь в Георгиевском зале намечается фуршет для приглашенных, будет, о чем потом сыновьям и внукам рассказать…

Затем, довольный произведенным на меня впечатлением и моим изумленным лицом, вписал своим каллиграфическим почерком мою фамилию, имя и отчество в пригласительный билет. А еще через неделю по его команде мы, приглашенные выпускники из Ленинграда, собрались в указанный день в огромном холле Московского вокзала. Подали дополнительный поезд на Москву. Наша ленинградская делегация военных — выпускников академий — заняла свои места в вагонах.

В Первопрестольной пересели на автобусы, которые подогнали прямо к Ленинградскому вокзалу. Старшие буквально по головам нас пересчитали, и колонна двинулась к Кремлю. В Георгиевском зале, на всю его длину, стояли в несколько рядов накрытые столы. Обслуживали их молодые официанты в ярко-красных жилетах. Стульев не было. Фуршет. Всем офицерам было предложено подойти к столам. Я оказался среди венгерских и вьетнамских офицеров-выпускников академий. Присутствующих было не менее тысячи человек.

Министр обороны СССР маршал Язов Дмитрий Тимофеевич выступил с короткой речью-поздравлением в связи с окончанием учебы и прохождением дальнейшей службы в войсках, после чего предложил начать трапезу. Я заметил среди офицерской массы двух земляков — генералов, подошел и представился: вначале — генералу Цаголову Киму Македоновичу, затем — генералу Суанову Станиславу Николаевичу. Ким Македонович запомнился веселым и компанейским человеком — раскрыл секрет, что на столах в пластиковых бутылках «Колокольчик» разлита водка. Станислав Николаевич, наоборот, был очень скован. Он только удостоился звания генерала и в свои 39 лет считался самым молодым генералом в Вооруженных силах.

Торжество продолжалось не более двух часов. Затем все повторилось с точностью до наоборот: выезд на автобусах до вокзала и на поезде — до Ленинграда.

Через три месяца начались государственные экзамены и распределение слушателей на новые места службы. За отказ выехать на Камчатку решением «высочайшей комиссии» академии меня на год определили флагманским врачом в 39 Ленинградскую бригаду строящихся и ремонтирующихся кораблей.

В течение года я входил в комиссию по приемке новых кораблей малого и среднего тоннажа в состав военно-морских сил Балтийского флота. В основном это были малые и средние морские тральщики, малые и средние корабли на воздушной подушке. В среднем наша госприемка принимала 2–3 корабля в месяц. Приходилось присутствовать на всех ходовых испытаниях, т. е. выходить в море в район островов Гогланд, Лавенсаари, Сескар, Малый и Большой Тютерс — это в акватории Балтийского моря между Эстонией и Финляндией. Корабли на воздушной подушке проходили испытания только на территории военно-морского завода под грифом «Сов. секретно» и за пределы Ленинградской ВМБ не выпускались. Приходилось до двадцати дней в месяц находиться в море и в шторм, и в ясную погоду.

И лишь только через год я был назначен на должность начальника 102-й поликлиники Ленинградской ВМБ по Кронштадтскому гарнизону. К тому времени уже три месяца должность начальника 35 военно-морского госпиталя исполнял подполковник медицинской службы Петросян Эдуард Мартиросович, мой старый приятель. Пройти в госпиталь из поликлиники можно было, не выходя на улицу, через двери в дальней противоположной наружному входу стороне поликлиники. В Кронштадте на тот период проживало более семидесяти тысяч человек, из них более сорока пяти тысяч составляли офицеры ВМФ и члены их семей, а также моряки срочной службы. И все были закреплены за 102-й поликлиникой, где решались одновременно вопросы военно-врачебной экспертизы, оформления и выдачи санаторно-курортных карт, направления нуждающихся на стационарное лечение в центральные учреждения здравоохранения Ленинграда и Москвы.

В том же 1991 году мы с Эдуардом Мартиросовичем были избраны в городской Совет народных депутатов города Кронштадт. Это было счастливое время, но продолжалось оно недолго. Кто мог подумать тогда, что Советский Союз перестанет существовать, а самое мощное государство распадется на пятнадцать самостоятельных независимых государств. Через год Горбачев будет отстранен от президентской власти, затем — ГКЧП, президентство Ельцина, развал СССР, первая чеченская война, вторая чеченская война, обвал рубля — дефолт, приватизация, ваучеризация, люстрация и прочие «измы»… Одиннадцать лет длилось время смуты. Начали переименовывать города, улицы, площади, сносились памятники, и самое страшное — неизменные спутники безвременья — развал экономики и безработица. Появились термины «ОПГ» — «Организованные преступные группировки», «криминальный Петербург», «открытый беспредел», «оборотни в погонах»… Люди стали меняться на глазах, рушились принципы, которые раньше казались незыблемыми. Наступила эра тотального предательства везде: в семьях, между друзьями и подругами — люди не жили, а выживали. Престиж офицера-защитника Отечества упал ниже плинтуса. Многие офицеры эмигрировали из России в дальнее и ближнее зарубежье. Часть офицеров стала злоупотреблять крепкими алкогольными напитками, глуша непонимание ситуации и бесперспективность дальнейшего существования, ощущая ежедневно свою полную ненужность государству.

Эдик Петросян — одна из жертв этой новой системы, так и не смог ее воспринять, окончательно «сел на стакан» и через три года скончался от цирроза печени. Часть сотрудников возглавляемой мной поликлиники также решилась на эмиграцию, выехала на постоянное место жительства: медицинская сестра Таня Латман — в Израиль, врач-терапевт Лариса Петрова — в Финляндию, медицинская сестра Люда Тураева — в Швецию, Ира Третьякова вообще вышла замуж в США, проживает сейчас в