Пособие по укладке парашюта - Екатерина Великина

Высвободившийся из родственных уз Фасолец тут же успокоился и начал наяривать от угла к углу, радостно попердывая на поворотах. Через десять минут его внимание привлекла пятилитровая канистра с питьевой водой «Малышка», и он настолько одухотворенно ею занялся, что мы с бабушкой решили попить чайку, дабы не потратить минуты спокойствия впустую.

Бог все-таки есть, потому что первой намокла бабушка.

– Тебе не кажется, что у нас как-то сыро? – поинтересовалась у меня она.

– Это совершенно не удивительно, потому что у нас пять литров «Малышки» на полу, – ответила ей я, после того как оглядела комнату. – Где тут тряпка?

Плавающие тапки, картофельные клубни и сидящий в уголочке младенец с плакатиком «Бить детей – первый шаг к лишению родительских прав» не оставляли сомнений в том, что ночь удалась.

Выжав младенца и отправив его на колени к бабушке, я во второй раз убедилась в том, что Бог есть. Потому что как только Фасоличья задница коснулась бабкиных парадных штанов, он незамедлительно описался, уделав не только штаны, но и подушку с одеялом.

Остаток ночи я пила пиво, с содроганием думая о завтрашнем дне, и, должно быть, много выпила, потому что под утро мне приснилась моя собственная печень. Печень была сизая и печальная и так внушительно спрашивала «доколе», что я проснулась в холодном поту и больше уснуть не смогла.

Утро алкоголика плохо.

Утро алкоголика, которому вручена дребезжащая детская коляска с не менее дребезжащим содержимым, плохо вдвойне.

– Купишь яиц и молока, а вернешься – будем Его купать, – отрапортовала бабушка.

От перспектив мне захотелось немедленно издохнуть, но, глядя на бабку, я не решилась и, тяжело вздохнув, поехала в магазин.

Описывать вам мой километровый бодунный бросок по тридцатиградусной жаре с коляской я не буду – это не особенно интересно. Единственная радость заключалась в том, что в магзе продавали холодную разливуху, и, испив пивка, я таки обрела некоторую ясность во взглядах.

Тем не менее обратная дорога была еще более тяжкой: жара достигла апогея, и никаких желаний, кроме как опустить свое тело в воду, я не испытывала.

План омовения нарисовался сам собой: раз Фасольца будут купать, значит, надуют бассейн. Если надуют бассейн, значит, затопят титан, чтобы полоскать Фасольку в привычной для него тридцатипятиградусной водичке. А уж после того, как ребенка выкупают, я могу разбавить эту самую водичку водопроводом до нужной холодности и погрузиться в емкость по уши или еще как-нибудь.

Длинноватый, конечно, план, но так как после рождения Фасольки из числа белых людей меня вычеркнули окончательно, то ничего, окромя халдейской хитрости, мне не оставалось.

Всю оставшуюся до хаты дорогу я радовалась собственной находчивости и по приходе бассейн лично накачала, чтоб побыстрее, значит, вышло.

Ну и вот представьте себе: стоит бассейн под яблонькой, в бассейне водичка, а в водичке розовощекий младенец плещется, вызывая всеобщее слюноотделение. Похмельную мамочку на заднем плане, истерично мечтающую о том, что когда младенца извлекут, так сказать, самой освежиться, можете не представлять.

Надо отметить, что, чуя мое состояние, подлец Фасолька рассекал волны с тройным усердием, и когда бабка наконец-таки пошла за полотенцем, мне казалось, что я вот-вот словлю солнечный удар.

И вот, значит, бабка возвращается с полотенцем через плечо и отдает мне приказ ребенка извлекать. Я беру у нее это самое полотенце, мысленно пою славу богам и уже почти физически ощущаю облегчение…

Срать он начал в тот самый момент, когда я только-только наклонилась над емкостью. Веселые желтенькие какашки солнечными зайчиками плыли по воде, растворяясь в ней не хуже какого-нить «Зукки» и превращая мои несбывшиеся надежды в бурое месиво… Впрочем, если что-то не растворялось, Фасолец немедленно исправлял недостаток, размазывая особо непослушные фекалии по бортику.

Весь ужас заключался не в том, что я не искупалась. А в том, что всю горячую воду бабка извела на бассейн, и те двадцать минут, пока она топила титан, чтобы вымыть Фасольца, я слонялась с ним по участку эдаким дерьмовозом-любителем, зажимая нос одной рукой и отгоняя мух другой.

Следующего дня я ждала с неким ожесточением и, наученная горьким опытом, заряженного пюрами спиногрыза в воду не сажала.

В итоге купание прошло прекрасно, и никакие побочные ингредиенты в бассейн не добавились.

Довольная собой, я отнесла Фасольца домой, уложила на боковую и, нацепив купальник, быстро выскочила во двор.

Бассейн был пуст.

Да, та самая «белая пупочка», которая занимала чадо на протяжении всех водных процедур, оказалась клапаном слива.

И я даже знаю, что подумала бабушка, прибежавшая на мой рык из дома.

«Бог действительно есть».

Вот что она подумала.

О детях

К ак это ни горестно, но я окончательно поняла, что все, что я думала (и продолжаю думать) о собственном киндере, полная туфта и очковтирательство. Ничего из запланированного не получилось, не сбылось ни одного прогноза, и все мои розовые гипотезы рухнули одна за другой. А уж сколько их было, этих самых розовостей…

Начнем с того, что на девятом месяце беременности я была уверена, что у меня родится нечто из рекламы «Ленор» – розовожопое, вполне себе очаровательное и агукающее по поводу и без. Сейчас с полной уверенностью могу сказать, что хотя то, что родилось, было не без прелестей, от «Линор» оно было далеко и в рекламе его бы сняли вряд ли. Вот если бы кто-нибудь удумал рекламировать солидол, то мы бы, безусловно, обогатились… Но сумасшедших, к сожалению, не было: видимо, твердая смазка прекрасно расходится и так. Впрочем, все вышеперечисленное не мешало нам думать, что Ф – не менее чем юный Аполлон, все, что он делает, божественно, а если бы кто-то удумал бутилизировать экскременты Ф, то ему бы дали Нобелевскую за изобретение средства от облысения.

Через пару недель наша вера в Ф пошатнулась. Божество орало с утра до ночи, тратило семейный бюджет, а лысые за дерьмом не приходили. Чтобы укрепиться в начинаниях, мы углубились в книги по материнству. Материнство пообещало, что к двум месяцам ребенок начнет реагировать на погремушки. В качестве доказательства дитячьего интереса к пластику приводилась фотография благолепного младенца с целлулоидным поросенком. «Хо-хо», – сказали себе мы и побежали в магазин за свинарником. Стоит ли говорить, что к тому моменту, когда материнство планировало просветление, наш дом напоминал склад китайского контрафакта? Впрочем, уже через неделю стало понятно, что младенец с поросенком из учебника есть лошара и не знающий жизни простолюдин. Настоящие божества никогда не оскорбляют свои руки непотребной пластмассой, и посему к игрушке должна прилагаться некая куражная обезьяна, которая и обязана отвечать за экшн. Так как денег на покупку специально обученного животного у нас уже не было, то на сцену вышел папенька. И хотя роль примата далась ему не сразу, со временем он так освоил мастерство, что вполне может прокормить себя на этом поприще.

Чтобы окончательно не съехать с катушек и, не дай Бог, не пропустить какой-нибудь судьбоносный момент в божественном развитии, мы вновь обратились к книгам. Обещанное не могло не радовать. «К полугоду ребенок начинает ползать и уже умеет сидеть», – рассказывал доктор Спок. Впрочем, о том, что к полугоду ползают и сидят исключительно халдеи и прочее жлобье, докторишка явно умалчивал. Божество «за здорово живешь» не сдавалось и забесплатно не то что сидеть, даже голову поворачивать не желало. В результате все силы были брошены на поиск массажиста, достойного для допуска к божественному телу. После уплаты двухсот долларов чудо-таки свершилось, и мы стали свидетелями Божьего промысла. И не важно, что Божество промышляло в основном ушными палочками, спичками и прочей дрянью, валяющейся на полу. Мы все равно были довольны. Ибо материнство утверждало, что от ребенка ползающего до ребенка ходящего – всего ничего.

В те далекие времена ребенок ходячий виделся нам чем-то вроде высшего идеала. Мы с умилением представляли себе младенца Ф, чинно прогуливающегося по комнате и складывающего домик из кубиков. Мечты не замедлили себя явить. Явь оказалась страшной. Потому что на самом деле в вопросе, «пошел или не пошел» ребенок, хождение имеет весьма второстепенное значение. Гораздо важнее, КУДА ребенок пошел. И если дети доктора Спока ходят кругами, изредка останавливаясь для тихих игр, то Ф предпочел модернизироваться в Ф18 Хорнетс (3000 км/ч, высота 20 тысяч метров, «гори огнем твои игрушки, мама»). Что касается тихих игр, то они свелись к конспиративному поеданию кошачьей жратвы, вываливанию белья из платяного шкафа и обгладыванию классической литературы.

Кстати говоря, прогноз Спока, что к году ребенок обязан говорить не менее десяти слов, сбылся также весьма своеобразно. Потому что к году мы говорим сто двадцать восемь слов, а именно «На-на-на-на-на-на-на…», что вкупе с вытянутым указательным пальцем означает: «Дай мне, мамочка, вон ту штуковину, которую давать нельзя».