Петр Первый. Император Всероссийский - Анна Романова

Екатерина тяжело вздохнула. Она страшно сожалела о своей слабости, но уже поздно было что-либо менять – Вилли мертв, их любовь с Петром, скорее всего, тоже… но царице так не хотелось перечеркивать долгие годы их совместной счастливой жизни…

– Прости меня, Петя, – тихо сказала императрица сорванным от рыданий голосом и поцеловала безвольно лежащую на столе длань государя. – Я тотчас же покину дворец и поселюсь в монастыре, пытаясь замолить свой грех перед тобой и Богом.

Женщина повернулась и медленно пошла к двери.

– Постой, – суровый голос Петра остановил ее на полпути. – Сейчас ты вернешься в свои покои и не выйдешь оттуда, пока я не дам на то своего позволения.

Екатерина, не веря своему счастью, обернулась. Царь буравил ее тяжелым взглядом, в котором ей почудилось некое злорадное предвкушение. Впрочем, императрица была так рада нежданному помилованию, что не обратила на это внимания.

– Благодарю, милостивый государь! – горячо воскликнула Екатерина и склонилась в реверансе перед Петром. – Я сделаю все, что вы прикажете… и даже больше… – помедлив, добавила она.

Петр усмехнулся уголком рта.

– В твоих покоях тебя ждет сюрприз, – загадочно произнес он. – Не смей его убирать, он будет стоять там, пока я не дозволю другого.

Обрадованная императрица сделала еще один реверанс и быстрым шагом вышла из кабинета супруга. С души словно камень свалился – Петр решил не изгонять ее, а это уже полдела. Неужто она не смягчит сердце своего мужа, неужто не вымолит у него прощения?

Войдя в свою комнату, Екатерина облегченно упала на постель, но тут же вскочила обратно с диким криком. На комоде рядом с кроватью стояла уже знакомая ей колба, из которой на Екатерину безмолвно взирала заспиртованная голова Виллима Монса.

Императрица сделала несколько неверных шагов назад и упала в глубокий обморок.

* * *

– Государыня! Матушка царица! – Екатерину кто-то испуганно тряс и брызгал ей на лицо холодной водой.

«Кошмар. Мне просто приснился кошмар», – подумала та и нехотя подняла веки.

Молоденькая фрейлина испуганно заглянула в глаза императрицы и пригладила влажной рукой ее спутанные волосы. Екатерина оттолкнула девушку, тяжело поднялась и посмотрела на треклятый комод. Вилли безучастно смотрел перед собой стеклянным взглядом и, казалось, даже улыбался одним уголком рта – бесшабашно и лукаво, так, как умел это делать только он.

– Выйди вон, – приказала царица фрейлине. Та с видимым облегчением выскользнула за дверь, изо всех сил стараясь не смотреть на чудовищную деталь интерьера. Екатерина опустилась на кровать возле комода и прикоснулась к холодной поверхности колбы кончиками дрожащих пальцев.

– Ну что же ты, Вилличка, – горько произнесла императрица и приложила к стеклу всю ладонь. – Что же ты, дурачок, сглазил свою удачу…

Губы Екатерины некрасиво искривились, но слез не последовало. Слезы закончились еще в кабинете у Петра, который и раньше творил страшные вещи, но в этот раз превзошел самого себя.

– Нравится? – донеслось от двери. Екатерина вздрогнула. Поглощенная пережитым ужасом, она не услышала, как Петр вошел в ее покои и теперь стоял в метре от нее, жадно разглядывая голову бывшего соперника.

– Хор-рош, собака, даже после смерти хор-рош, так ведь, майн херц? – заплетающимся языком спросил изрядно подвыпивший царь и игриво подмигнул жене. – Даже глаза не повыцвели от спирта…

Петр подошел к комоду и внимательно вгляделся в мертвое лицо Виллима.

– А у Машки вот поблек взгляд, поблек, – с сожалением произнес он. – Нет уже того былого огня, понимаешь? – протянув руку, государь погладил колбу, в точности повторив жест Екатерины.

Та внутренне содрогнулась и отпрянула вглубь постели. В будуаре, освещенном всего несколькими догорающими свечами, Петр и сам казался мертвецом, вернувшимся с того света, чтобы покарать неверную супругу, ввергнув ее в бездну ночных кошмаров.

– Петр, вели убрать его, – умоляюще прошептала женщина. – Нет сил моих рядом с трупом жить, заточи меня лучше в камеру тюремную, только пусть его рядом не будет…

Петр глумливо расхохотался. О, его месть несомненно удалась, однако зверь уязвленного самолюбия все еще съедал его. Царь подошел к комоду и, как бы невзначай, столкнул колбу с головой фаворита на пол. Сосуд разбился, а голова издала глухой звук от удара и покатилась по ковру, поблескивая синеватой кожей. Петр пнул ее и подошел к роскошному венецианскому зеркалу, в которое так любила смотреться его некогда любимая Екатерина. Погладив его золоченую раму, царь внезапно размахнулся и ударил кулаком по блестящей поверхности. Стекло брызнуло в разные стороны сотнями осколков и разлетелось по будуару сверкающим серебром. Петр замер, тяжело дыша и слизывая кровь с пораненной руки.

– Это же я сделаю и с твоими близкими, – злобно прошипел он Екатерине. – Я уничтожу твоих выродков вместе с тобой!

Глаза Петра, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

– Вы уничтожили одно из лучших украшений дворца, – спокойно сказала Екатерина, которая к тому времени уже взяла себя в руки. – Неужели от этого он стал лучше? Уничтожив меня, вы не сделаете свою жизнь лучше…

– Молчать! – грубо прервал ее Петр, но вдруг покачнулся, почувствовав внезапную слабость в коленях. Царь прижал руку к груди и медленно осел на пол. Екатерина бросилась к нему.

– Петр, что, где болит, говори немедленно! – запричитала императрица, которой на секунду показалось, что Петр умирает. Выглядел он и в самом деле неважно: с запавшими глазами, искривленными губами и серым лицом, покрытым дробными бисеринками пота, царь производил впечатление человека, которого разбил апоплексический удар.

Несмотря на сильную боль в груди, Петр был немало удивлен. После всего, что он сделал Екатерине, после этой безумной выходки с заспиртованной головой Монса, она все еще волновалась за него…

Ему стало стыдно и горько. Собственнический инстинкт лишил его последнего разума, заставив причинить боль единственной женщине, которая была с ним рядом на протяжении стольких лет, поддерживая и утешая. Петр протянул слабую руку и погладил Екатерину по щеке.

– Прости меня, – еле слышно вымолвил царь, закашлялся и потерял сознание.

С тех пор отношения Екатерины и Петра были безнадежно испорчены. Ведь, как известно, мужчины никогда не прощают измен, даже горячо любимым женщинам, а уж тем более не мог забыть этого Петр, величайший император Российской империи. В поисках забвения он находил себе все больше новых игрушек, но они уже не радовали его так как раньше, когда он верил в свою удачу и в свою счастливую звезду, и знал, что, что бы он не натворил, умная, добрая и понимающая Екатерина всегда простит его. Теперь была его очередь прощать, но он этого делать не умел…

Глава 18 Мария Матвеева

Спустя неделю Петр оклемался и устроил в честь своего примирения с императрицей роскошный бал. Впрочем, это был скорее формальный жест – отношения между ними так и не вернулись в прежнюю колею, оставаясь прохладными и натянутыми. Екатерина явилась на бал всего на час, после чего извинилась и ушла, оправдавшись жуткой мигренью. Недавно царица переехала в новые покои – после памятного происшествия с головой Виллима она не могла больше находиться в своем прежнем будуаре. Заняв новую комнату и обустроив ее по своему вкусу, Екатерина старалась не вспоминать тот жуткий случай, однако, просыпаясь, она неизменно первым делом со страхом осматривала покои, боясь снова наткнуться взглядом на колбу с останками Виллима.

Петр рассеянно пригубил вина и откинулся на спинку дивана. Он давно приметил в пестрой толпе придворных дам красивую девушку, которая превосходно танцевала и отличалась особенной живостью. Подозвав к себе своего камергера, царь небрежно указал на красавицу и спросил:

– Кто сия девица? Почему мне до сих пор не представлена?

Камергер почтительно склонился перед государем.

– Графиня Мария Матвеева недавно прибыли-с ко двору… – доверительно прошептал он на ухо внимательно слушавшему Петру. Тот махнул рукой, повелев немедля представить ему дворянку. Через минуту Мария Матвеева склонилась в реверансе перед восхищенным царем. Вблизи девушка выглядела еще красивее – статная, высокая, со свежей кожей и ясными глазами, графиня сразу зажгла кровь Петра, и тот вновь ощутил давно забытый огонь в чреслах.

– Вы прекрасны, дорогая, – царь не сводил глаз со смущенной девушки, которая, впрочем, нашла в себе смелость открыто и искренне улыбнуться великому государю.

Новая любовница внезапно вернула ему радость жизни и укрепила под ногами царя почву, которая изрядно пошатнулась после того, как Екатерина изменила ему с Монсом. Петр даже в самых страшных мыслях не мог представить, что предательство жены так отразится на нем, – отныне ему повсюду чудились изменники и заговорщики, он потерял доверие даже к собственным детям, оградившись от них каменной стеной непонимания. Уязвленное мужское самолюбие царь компенсировал бесконечными балами и кутежами, во время которых не гнушался самыми прожженными шлюхами Петербурга.