Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы - Станислав Виткевич

I I  Г о с п о д и н  в  ц и л и н д р е. Не морочьте мне голову своей оценкой фактов.

I  Д а м а (в черном). Для оценки фактов у нас нет критериев.

I I  Б а б а (красный платок, лохмотья). Вот именно. В государстве шестимерного континуума любые критерии — вещь по сути своей слишком банальная.

Д е н д и (растирая коленки). Ох! до чего же больно!

С в и н т у с я. Натри камфарным маслом.

С к а б р о з а. Тише, детонька! Эта крошка поразительно вынослива.

I I  Д а м а (в красном, оборачиваясь к левой двери, падает на колени). Там — ОН! Наш повелитель! Единственный хозяин всех стихий и беспредельных полей общей гравитации!

I I  Б а б а. Рехнулась! Думает, здесь никто не знает теории Эйнштейна. Да теперь абсолютное дифференциальное исчисление в средней школе проходят.

I  Б а б а. Да здравствует Гаусс! Да здравствуют обобщенные координаты! Теперь мы все знаем, что такое тензоры!!!

I I  Д а м а (бьет поклоны перед левой дверью). Я хочу уждаться насмерть! Мне кажется, я с бесконечной скоростью падаю в бездну абсолютной неизбежности! В каждой секунде — бесконечность.

I  Г о с п о д и н  в  ц и л и н д р е. А с меня хватит! Идемте все к нему! Войдем в кабинет и скажем, что больше мы не в силах ждать.

Д е н д и н е т к а (кудахчет). Да, да, да. Идемте. (Направляется к левой двери. II Дама хватает ее за ногу.)

I I  Д а м а (с истерическим смехом). Не ходите туда! Слышите? Гневается наш владыка, жестокий наш божок.

 

Все прислушиваются. Из-за левой двери доносятся мужские стоны и громоподобные неразборчивые звуки голоса Вахазара.

 

I  Г о с п о д и н  в  ц и л и н д р е. Ах! Это право свинство! Я больше не могу.

Ф л е т р и ц и й (подходит к нему). Князь, сколько вы ждете?

I  Г о с п о д и н  в  ц и л и н д р е. Уже пять часов подряд! Это невыносимо! (Комкает свою бумагу и швыряет на пол; Флетриций хохочет.)

Ф л е т р и ц и й. Ха-ха, и он полагает, что ждет! Знаете ли вы, князь, сколько жду я? Три ме-ся-ца! Три — по шесть часов каждый день. Речь идет о постановке моих пьес.

Г о л о с а. Да! Да! И мы тоже! Я жду уже сорок пять дней! А я — две недели!

I I  Д а м а (все еще на коленях, перекрикивает остальных). Я вконец уждусь! У меня от ожидания уже все кишки вспухли! Все во мне вздулось и только ждет, ждет — без конца. В аду нет никаких мучений. Там только ждут. Преисподняя — это один огромный зал ожидания.

Г о л о с а. Идемте! Больше не могу! Стучите в двери! Идемте!

 

Толпа бурлит. В центральную дверь входит  Г н у м б е н, расталкивая всех. Те, кто его увидел, тут же замолкают. Воцаряется полная тишина. Гнумбен прохаживается по комнате, разглядывая всех испытующее и ядовито.

 

I  Г о с п о д и н  в  ц и л и н д р е (Гнумбену). Господин капитан, туг одна дама сошла с ума от ожидания. (Указывает на II Даму, которая не переставая бьет поклоны.) Так нельзя. Это же...

Г н у м б е н (холодно). Молчать!

 

I Господин умолкает. Все беззвучно расступаются перед Гнумбеном. Гнумбен exit[19]. I Господин подбирает измятую бумагу и, тихо чертыхаясь, старательно разглаживает ее на своей ляжке.

 

I I  Д а м а (указывая на шинель, висящую рядом со столиком). Смотрите! Вот символ его власти. Чистая форма его могущества, которая только ждет случая, чтобы воплотиться в упоительные движения его чудовищного тела!

I  Г о с п о д и н  в  ц и л и н д р е (разглаживая бумагу). Ну, канальи! А, черт бы их! Ах, проклятье! Чтоб их чума заела!

Ф л е т р и ц и й (I Господину). Успокойтесь, князь. Это была отличная шутка. Я и сам держусь только благодаря тому, что на все смотрю, как на отрывок из фантастического романа.

I  Д а м а. Да уж, если живешь так, как мы, бульварных романов можно вовсе не читать. Сама жизнь все равно что...

 

Левая дверь распахивается, и из нее, награжденный сильнейшим пинком, вылетает  Н и к о л а й  В и з г о м о р д, весь вывалянный в муке, с гигантским мешком в руках. Он падает рядом со II Дамой — прямо на мешок, который от этого лопается. Мука рассыпается. Дверь остается открытой. Все, оцепенев от ужаса, смотрят налево. Господа снимают шляпы. Флетриций снимает берет.

 

I I  Д а м а. Это он, единственный наш — бог вечного ожидания. О, приди! Да свершится жертвоприношение!!!

 

Из-за левой двери выскакивает  Д ю б а л  В а х а з а р, рыча и изливая белую пену на свой бордовый френч.

 

В а х а з а р. Хаааааааааааа!!!!! (Останавливается, заложив руки в карманы шаровар. Тут же вынимает правую руку и указывает на II Даму.) Вышвырнуть эту падаль!!

 

II Господин в цилиндре и один из Рабочих хватают II Даму и поспешно выволакивают ее в центральную дверь.

 

Ладно! (I Господину в цилиндре.) Валяй первый!!

 

Указывает на левую дверь. I Господин колеблется.

 

I  Г о с п о д и н  в  ц и л и н д р е (подобострастно). Только после Вашей Единственности. Après vous[20]... Пожалуйте...

 

В а х а з а р хватает его за шиворот и, втолкнув в кабинет, захлопывает за собой обитую красным дверь. Возвращаются  II  Г о с п о д и н  и  Р а б о ч и й, которые только что выволокли  II  Д а м у.

 

Р а б о ч и й. Ее забрали в желтый дом.

I I  Г о с п о д и н (вытирая лоб). Ах! Какой кошмар! Она прождалась. Может ли быть что-нибудь ужасней!

I I  Б а б а. Рано или поздно всем нам это предстоит: мы прождемся напрочь!

 

Из-за двери раздается страшная ругань Вахазара. Все прислушиваются.

 

Ф л е т р и ц и й (на фоне общего молчания). А ведь иногда, если выбрать подходящий момент, с ним можно делать все что угодно. Надо только круто взяться: фамильярно и грубо. Удивительная психология у этого подонка.

В и з г о м о р д (поднимается). Раз так, я должен попробовать.

I  Б а б а. Только берегитесь, Николай. Если сразу дело не пойдет — вам крышка.

 

Из-за левой двери появляется  Р ы п м а н. Пока дверь открыта, слышен дьявольский рык Вахазара.

 

Р ы п м а н. Бумаги у всех в порядке?

Г о л о с а. Так точно, господин доктор! У всех! Всё в порядке!

Р ы п м а н. Тише. Меня очень тревожит сердце Его Единственности. У него пульс 146 в минуту. Прошу не выводить его из равновесия, иначе я буду вынужден прервать прием.

Д е н д и н е т к а. Побойтесь Бога, господин доктор! Я уже седьмой час жду. Ног под собой не чую. (Садится на пол.)

Р ы п м а н. Вы что, сударыня, черт побери, издеваетесь!? Здесь есть люди, которые ждут месяцами, по десять часов каждый день, а она тут суется со своим седьмым часом! Тоже мне, дамочка!

I  Б а б а. Жуткий аэротизм Его Единственности меня просто потрясает.

Р ы п м а н. Сила этого человека сверхъестественна. Я медик, но ничего не могу понять. Это какие-то неизвестные источники психической энергии. Я себе уже голову сломал, и не только голову, но все равно ума не приложу — что это может значить.

Ф л е т р и ц и й. Наркотики?

Р ы п м а н. Да где там! Его Единственность — образцовейший из всех известных мне трезвенников. Он спит час в сутки, редко полтора. А работает как шестьдесят паровых гиппопотамов. Иллирийского посла до сих пор откачать не могут после сегодняшней аудиенции. Они разработали новый проект воспитания девочек. Шедевр. Пальчики оближешь.

Д о н н а  С к а б р о з а. Это как раз то, что мне нужно. Я здесь первый раз. Господин доктор, вы не могли бы рассказать поподробней?

С в и н т у с я. И мне тоже. Я хочу стать придворной Дамой Его Единственности. Хочу, чтоб у меня это было записано в красном билете — как у маленькой принцессы из Вальпургии.

Р ы п м а н (Скаброзе). Извольте. Нет ничего проще. Я восхищен вами.

 

Визгоморд выходит в центральную дверь. Все слушают разговор Скаброзы и Рыпмана.

 

Так мало матерей, которые решаются на это, а ведь результат просто великолепен. Однако требуется полная изоля...

 

Левая дверь распахивается, из нее вылетает  I  Г о с п о д и н, которому только что дали сильного пинка под зад. За ним  В а х а з а р — весь его френч в пене. Дендинетка вскакивает с пола.

 

В а х а з а р (рычит). Хааааааааааааа!!!! Ты, похабник, ты, дубина стоеросовая!!! Ты, гнизда угреватая!!!!

 

I Господин валится на пол.

 

Ты смеешь являться ко мне с измятой бумажкой и при этом еще подписываться: «князь» — а? Ах ты, хромотень! Сизигамб ты встреснутый!!! (Обводит взглядом присутствующих.) Слушать меня!!! Я уже говорил, что для меня все равны. И ты, старая жаба, и ты, хам, дегенерат городской, и ты, лахудра, и ты, долговязая дохлятина. (Указывает по очереди на I Бабу, на Рабочего, на Дендинетку и на Первого Господина, который, вскочив, вытягивается по стойке «смирно».) Вы все — ничто, абсолютный ноль. Ради вас я посвятил себя делу наитруднейшему — полному одиночеству. Мне нет равных. Не в том смысле, как императорам или королям — я в ином духовном измерении. Я гений жизни — я столь велик, что Цезарь, Наполеон, Александр и им подобные ветрогоны рядом со мной — ничто, прах, такой же, как и вы! Вам понятно, сморчки сушеные? У меня мозг — как бочка. Я могу быть, кем только захочу, кем бы я ни пожелал. Вы понимаете меня? А???