Удивительный монгол - Джеймс Олдридж

Мы остались в деревне еще на два дня, но дикий конь так и не смог подняться и лежал на том же месте. Тогда отец пригнал туда всех наших лошадей и заставил их стоять вокруг дикого коня. Это им очень не нравилось. Отец сказал, что это потому, что они знали, что лошадь дикая. Но наши лошади не убежали, и дикий конь наконец поднялся и встал среди них, как будто чувствовал, что если он не встанет и не пойдет с ними, то умрет.

Только тогда нам удалось его хорошенько разглядеть. Он был ужасно изранен. Вся грудь, передние ноги и шея были в глубоких порезах, покрытых запекшейся кровью и мухами. Все левое плечо в крови, а на задних ногах такие глубокие порезы, что видно кость. Страшно было смотреть.

— Он жив просто чудом, — сказал отец. — Крепкий, должно быть, конек.

Вместе с нашими лошадьми мы привели его в наш деревенский загон. Как только он оказался на нашем маленьком лугу, он опять лег. К этому моменту уже вся деревня хотела посмотреть на эту необычную лошадь. Кое-кто считал, что ее лучше пристрелить, чтобы окончить мучения. Услышав это, я ужасно рассердилась и бросилась к отцу, умоляя его заступиться, и отец ответил, чтобы я не беспокоилась.

— Мы не дадим никому застрелить его. Во всяком случае, когда он поправится, он очень пригодится для цирка. Посмотри, как все заинтересовались этой необычной лошадью.

Но как мы могли ему помочь? Он никого не подпускал к себе, даже лежа. Если к нему подходили, он пытался вскочить, был готов лягаться и кусаться, и Мушка тоже начинала лягать и кусать всех, кроме меня. Поэтому решили, что сначала надо мне попытаться подойти к нему. Это, правда, было нелегко, и я очень нервничала. Он был таким необычным. Но я собралась с духом и очень осторожно пошла к ним, а папа и брат были наготове с двумя палками на всякий случай. Мушка начала издавать короткие фыркающие звуки, как будто успокаивая его, и, когда я совсем приблизилась к дикому коню, он не пытался укусить меня или вскочить.

Вот тут-то я и увидела, что у него из плеча торчит что-то.

— У него в плече маленькая стальная стрела! — крикнула я отцу. Я тогда не знала еще, что это такое.

— Посмотри, не сможешь ли ты выдернуть ее, но будь осторожной. Нет, подожди! Я возьму веревку.

Из грузовика он достал моток веревки и бросил мне, сказав, чтобы я привязала конец к стреле, а он потом дернет.

Конь все время смотрел на меня, и в его взгляде было столько дикого и злого и в то же время столько боли и беспомощности, что я чуть не заревела. Я догадывалась, что он, очевидно, очень страдает от боли. Поэтому я начала ласково говорить с ним, а Мушка все время успокаивающе фыркала. Наконец мне удалось привязать веревку к стреле.

— А теперь отойди! — крикнул отец.

Осторожно натянув веревку, он сильно дернул. Бедный конь вскрикнул от боли, но стрелу удалось выдернуть. Это была страшная вещь с зазубринами, как на рыболовном крючке. Мы не могли понять, кто же выстрелил в него этой гадостью. И зачем?

Но промыть или перевязать его ужасные раны было невозможно. Отец не разрешал мне дотрагиваться до дикого коня, хотя мне и, очень хотелось. (Должна сказать тебе, Китти, что я хочу стать медсестрой, но боюсь, что из этого ничего не получится, так как, по-моему, я не очень способная. И потом мы никогда долго не остаемся на одном месте, что тоже мешает. Я иногда по ночам плачу, потому что хочу учиться в большой больнице, мимо которой мы проезжаем дважды в год у города Сегеда. Находясь там, я могла бы видеться с родителями и нашим цирком, когда они будут проезжать мимо.)

Хотя мы и вытащили стрелу из его плеча, дикий конь сразу не поправился, и из-за него нам пришлось задержаться. Но отец хотел убедиться, что коню лучше. Вообще-то мы догадывались, что дикий конь будет вести себя спокойно, пока с ним Мушка. Мы начали обычные зимние гастроли, и они оба оставались с нашими лошадьми. Наш путь был на восток, и теперь, когда мы повидались с твоим дедушкой, понимаем, что дикий конь не убежал потому, что мы двигались в нужном ему направлении. Наверное, если бы мы ехали на север или на запад, он бы ушел, независимо от того, насколько он был слаб или болен. И увел бы с собой Мушку.

В общем, Китти, в конце концов я научила Мушку катать детей, и она делала это охотно, хотя все еще никому, кроме меня, не позволяла ухаживать за ней. Тем временем дикий конь, находясь среди других лошадей, медленно поправлялся. И хотя он прямо сбесился, когда мы первый раз увели Мушку на тренировку, потом успокоился, когда понял, что она каждый раз будет возвращаться. Но до сих пор никто так и не приблизился к нему и не дотронулся до него. Даже я. Когда он был с другими лошадьми, то всегда стоял один или, вернее, лежал один, потому что прошло много времени, пока он смог как следует стоять. Твой дедушка объяснил нам, что снотворная стрела медленно отравляла Таху кровь.

Пока мы гастролировали, дикому коню становилось все лучше и лучше, и он делался все беспокойнее, беспрерывно кружась вдоль забора. Твой дедушка спрашивал, как нам удалось пересечь Дунай и почему никто не остановил нас, несмотря на то, что на всех мостах было дано распоряжение искать Таха и Мушку.

Все было очень просто. Около деревни Такс есть паром, что-то вроде плавучего моста, который передвигается при помощи дизельных моторов. Мы всегда им пользуемся, потому что он находится на нашем обычном маршруте. Лошадей никто не заметил, так как никто не ожидал, что они переправятся через Дунай таким путем.

После переправы мы начали устанавливать цирк в деревне Дунапартай и только тут заметили, что дикого коня не было в загоне вместе с остальными лошадьми. Он сбил несколько жердей и убежал. Мы все обыскали, но не смогли его найти. В Дунапартае мы провели четыре дня и даже задержались еще на день, но в конце концов уехали одни, что нас очень опечалило. Но что нам оставалось делать?

На следующий день, когда мы ехали по дороге в Кишкош, я выглянула из фургона и увидела его, бегущего за нами по заснеженной обочине. Мы попытались поймать его, но он не давался. Он держался на расстоянии, и мы решили не трогать его.

— Нет смысла гоняться за ним, — сказал мой Отец. — Пока его подружка здесь, он не отстанет.

Tax продолжал повсюду следовать за нами. Когда мы делали остановки в деревнях, он прятался где-то за околицей. Однажды мы целую неделю не видели его. Но он всегда появлялся, когда мы уезжали. Так продолжалось, пока мы гастролировали по восточной Венгрии и не прибыли к границе с Украиной, самой отдаленной точке в нашей стране. Отсюда мы всегда поворачиваем обратно на запад.

Первую ночь, когда мы уже направились на запад, мы провели в деревне Нагдед, знаменитой своими вишневыми садами. В одном таком небольшом саду нам и разрешили попасти лошадей, и тут мы проявили небрежность в отношении Мушки.

Что произошло? А то, что утром, когда мы пришли за ней, ее в саду не оказалось. Обыскав занесенный глубоким снегом сад, мы обнаружили следы, которые вели к глубокому каналу, примыкавшему к саду. Мы были уверены, что лошади не перейдут через него, он был очень глубок, и вода в нем не замерзла. Но в то утро мы обнаружили, что в одном месте канал все-таки замерз, и именно там мы увидели на снегу следы. Tax пришел в сад по льду и увел Мушку.

Мы обыскали поля, леса, сады, но не могли найти их, и, хотя нам помогали все жители деревни, через четыре дня мы отказались от поисков.

Больше мы не видели ни Мушку, ни дикого коня. Они просто растворились в нашем белом венгерском снегу. Пока они не ушли, мы и не подозревали, как полюбили и привязались к ним обоим. По-моему, я полюбила Мушку так же, как и ты, хотя и знала ее не так уж долго. И так же, как и ты, плакала о ней. Но вся беда в том, что я тогда не знала, чья была Мушка и откуда они с Тахом пришли. Они так и ушли, как пришли, — никуда.

Только несколько недель спустя, когда нужно было показать одну из наших лошадей ветеринару в Мишкольце, отец рассказал о двух необычных лошадях. Ветеринар очень разволновался и немедленно позвонил в Будапешт. А через четыре дня из Лондона прилетел твой дедушка, чтобы встретиться с нами. От него-то мы и узнали историю Мушки и Таха, дикого коня.

Твой дедушка провел у нас целый вечер, рассказывая про обеих лошадей и про тебя, Китти. Он попросил меня написать обо всем, что произошло, что я и сделала при помощи нашей учительницы, написав тебе по-венгерски. Может быть, я многое пропустила, но, по-моему, сообщила все самое важное.

Зная теперь, что дикий конь идет домой, в Монголию, мы думаем, что он и Мушка уже пересекли Карпаты (холодные и замерзшие) и находятся теперь где-нибудь в украинских степях, которые тоже холодные и замерзшие.

Сообщи мне, пожалуйста, когда ты или твой монгольский друг что-нибудь узнаете о них. Твой дедушка обещал написать моему отцу, если будут новости. Tax был таким страшным и больным, когда мы впервые увидели его, что вряд ли мог поправиться, хотя мы все жалели его. Но как только он стал поправляться, все в нашей семье просто влюбились в него и восхищались им. По-моему, это оттого, что чувствовали — у него было что-то на уме, какая-то цель, по сравнению с которой все остальное ничто.