Верность - Рауэлл Рейнбоу

Линкольн остался у них, хотя игра уже закончилась и все разошлись. Дейв открыл окно, все трое расселись по диванам, вдыхая чистый холодный воздух и слушая поющий ветер Кристины.

– Знаешь, что мы сейчас будем делать? – начал Дейв, почесывая двухдневную щетину.

– Что? – спросил Линкольн.

– Сыграем в «Ось и союзников».

– Ни за что! – крикнула Кристина, запустив в него подушкой.

Дейв поймал подушку и ответил:

– Линкольн хочет играть в «Ось и союзников». У него это прямо на лице написано.

– По-моему, Линкольн хочет рассказать нам, что с ним творится в последнее время.

Кристина тепло улыбнулась Линкольну. Она вся была такая – теплая, мягкая, приятная.

Один раз, в колледже, они поцеловались – в его комнате, еще до того, как Кристина стала встречаться с Дейвом. Линкольн предложил ей вместе готовиться к выпускному экзамену по физике. Кристине физика была не нужна, она хотела стать учителем английского. Но она сказала Линкольну, что не хочет жить в мире, которого не понимает, и ей надо все-таки иметь понятие о центробежной силе и притяжении. После этого Кристина скинула сандалии и устроилась у Линкольна на кровати, усевшись по-турецки. Волосы у нее были длинные, волнистые, цвета пшеницы, которые явно не были знакомы с расческой.

Кристина заявила Линкольну, что он объясняет все в тысячу раз лучше, чем профессор по физике, строгий, говоривший со славянским акцентом и оскорблявшийся всякий раз, когда она вылезала с глупым вопросом. Линкольн ответил, что вопросы у нее были вовсе не глупыми, и Кристина обняла его. Вот тогда он ее и поцеловал. Ощущение было такое, что он ткнулся губами во что-то теплое.

– Мило, – сказала Кристина, когда Линкольн отстранился.

Он не был уверен, хочет ли она, чтобы он поцеловал ее еще раз. Кристина улыбалась. Просто сияла от радости, но это ничего не значило. Она всегда сияла.

– Как чувствуешь – готова к экзамену? – спросил он.

– Можно еще раз крутящий момент пройти?

– Конечно, – отозвался он.

Кристина снова улыбнулась. Они вернулись к занятиям, и она получила-таки «хорошо».

Иногда Линкольну хотелось, чтобы в тот вечер он целовал ее долго-долго. Как легко было бы влюбиться в Кристину. Ты бы ни разу не повысил голоса. Она бы ни разу не сделала никакой подлянки.

Но Линкольн ни чуточки не ревновал, когда через несколько месяцев Кристина стала бегать на свидания к Дейву. Рядом с ним она прямо светилась от счастья. Дейв мог иногда быть по-настоящему настырным – из тех, которые как начнут что-нибудь доказывать, так уж не остановятся до победного конца или дуются на вас две недели после того, как ваш герой в «Подземельях и драконах» победил его в битве на мечах. Но рядом с Кристиной Дейв становился мягким и великодушным. Линкольну нравилось в их неряшливом, но теплом доме, нравились их дети, которые носились кругами, их гостиная, где было слишком много ламп и подушек, нравилось, как нежно звучали их голоса, когда они обращались друг к другу.

– По-моему, – сказал Линкольн, – если мы прямо сейчас начнем играть в «Ось и союзников», я засну раньше, чем Россия успеет прикупить танков.

– Это что – «да»? – спросил Дейв.

– Это «нет» – возразила Кристина. – Ночуй у нас, Линкольн. Видно, как ты устал, – не доедешь.

– Да, оставайся, – поддержал Дейв. – Утром блинчики с черникой на завтрак сделаем.

Линкольн остался. Он устроился на диване, а когда проснулся, помог Кристине нажарить блинчиков и поспорил с Дейвом насчет сюжета романа-фэнтези, который оба читали. После завтрака они взяли с Линкольна слово, что через неделю он снова приедет играть.

– Нужно догонять, – сказала Кристина.

– Ага, – поддакнул Дейв, – ты же так и не рассказал нам о своей работе.

Выходные так удались, что Линкольну было радостно и совсем не одиноко, когда вечером в понедельник он пришел на работу. Он сиял, как солнце, когда позвонила сестра.

– Читаешь книжку про парашюты? – первым делом спросила она.

– Нет. Очень уж страшно.

– Что?

– Книжка. Да и будущее, – ответил он.

– Это как понимать – с будущим покончено?

– Я настраиваю фокус.

– На что?

– На ближайшее будущее, – ответил он. – Ближайшее будущее в моих руках. Сегодня вечером, например, я почитаю просто для собственного удовольствия. Завтра в обед я выпью пивка. В субботу сыграю в «Подземелья и драконов». А в воскресенье, может, в кино схожу. Вот такой у меня план.

– Никакой это не план, – возразила сестра.

– Нет, план. Мой. И мне он очень даже нравится.

– Это не планируется. Не планируешь же ты почитать или выпить в обед пива. Это все – перерывы между запланированными делами. Это мелкие события.

– Не для меня, – не сдавался Линкольн. – Это мой план, и все тут.

– Ты отступаешь.

– А может, наступаю.

– Не могу больше говорить, – сказала Ив. – Звякни в выходные.

– Лучше напишу.

Все участники проекта «Проблема 2000» добавляли Линкольну дела. Он помогал кодировать и старался, как мог, следить за своей ударной бригадой, но все равно по ночам у него выдавалось несколько свободных часов. В пятницу вечером, когда Линкольн говорил себе, какой он везунчик – получает деньги за то, что перечитывает цикл Айзека Азимова «Основание», он чуть сам в это не поверил.

Время и деньги – он вечно слышал жалобы, что ни того ни другого не хватает, а у него самого и того и другого было хоть отбавляй.

Мало чего было такого, что Линкольн хотел бы, да не мог себе позволить. Да и чего он на самом деле хотел? Покупать новые книжки, когда они выходят в твердой обложке. Заказывая обед, не прикидывать, сколько там у него в кошельке. Может, кеды новые купить. Не было ничего такого, чего бы он хотел и для чего не нашел бы свободной минуты. Нет, ну правда – из-за чего ему расстраиваться? Чего еще хотеть?

Ив точно сказала бы: «Любви и цели».

Любви… Цели… Ни то ни другое ни за что не запланируешь. Они находятся – и все. А если не находятся? Что же, всю жизнь теперь за ними рыскать? Всю жизнь дожидаться счастья?

В тот вечер Линкольн получил электронное письмо от Дейва о том, что в субботу «Подземелья и драконы» отменяются. Один ребенок подхватил ротавирус – о таком Линкольн никогда даже не слышал. Само слово звучало жутко. Он представил себе этот вирус в виде ротора со множеством лопаток. Дейв писал, что ребенка выворачивало наизнанку, пришлось ехать в больницу и Кристина перепугалась до смерти.

«Может, через пару недель соберемся», – написал Дейв.

«Не беда, – ответил Линкольн. – Надеюсь, ему сейчас лучше. Передохни».

Бедный ребенок… Бедная Кристина…

«Делов-то!» – сказал себе Линкольн. План можно и изменить. Вот возьмет он в выходные и в кино сходит. А можно и комиксы полистать. Или там Джастину звякнуть.

В папке WebFence его ждали двадцать три письма, помеченные красными флажками. Может, есть среди них и такие, на которые ему, Линкольну, стоило бы обратить внимание. Он открыл первое письмо, сказав себе, что на час оплачиваемой работы ему хватит.

Линкольн открыл письмо с надеждой в душе.

Глава 21

От: Бет Фремонт

Кому: Дженнифер Скрибнер-Снайдер

Дата: Четверг, 30.09.1999, 15:42

Тема: Вот была бы ты Суперменом…

…и могла бы выбирать себе любое второе «я». С какой же радости ты предпочла проводить то время, когда смотришь Кларка Кента, именно в газете, что уже само по себе противно, потому что приходится надевать очки, а летать ты не умеешь?

Почему бы не выбрать роль богатенького плейбоя вроде Бэтмена? Или вождя маленького, но серьезного племени – Черной Пантеры?

Почему ты выбрала именно это – дрожать как осиновый лист перед сроком сдачи, зарабатывая эти долбаные деньги, разбираться с больными на голову редакторами?

‹‹Дженнифер – Бет›› По-моему, мы договорились не писать такие слова в почте.