Принцесса Анита и ее возлюбленный - Анатолий Афанасьев

— Давно пора, — обрадовался татарин. — Человек превращается в мужчину, когда заведет семью и детей. Но, кажется, дитя, ты не из наших мест? Я правильно угадал?

— Она из Европы, где бог умер, — ответил за нее Никита.

— Бог не может умереть, — возмутилась Анита. — Не говори, чего не понимаешь.

— Это сказал другой человек, намного умнее меня.

Желто-коричневое лицо Равиля внезапно просветлело, из бутылки, завернутой в полотенце, которую принес с собой, он налил черного вина в три бокала. Поднял свой.

— За вас, молодые люди. Вы подходите друг другу, сразу видно по глазам.

Не успели выпить, как подоспели Жека с Валенком, оба чинные, одухотворенные. Испросив разрешения, заняли свободные кресла. За столом стало тесно. Милена подбежала, чтобы принять новый заказ. Между друзьями произошла небольшая перепалка. Никита настаивал, чтобы вместе поужинать, но Жека отнекивался, дескать, они с Валенком заскочили на минутку промочить глотку. Мика в перепалке не участвовал, молча пялился на Аниту, и довольно-таки нагловато. Никита его не осуждал, только попросил закрыть рот. Аните объяснил:

— Михал Михалыч у нас художник, но немного заторможенный. На женщин очень падок. Можно сказать, бабник.

— Вы художник? — Анита улыбалась отрешенной светской улыбкой.

— По натуре я рыбак, — ответил Валенок. — Художник — это так, баловство. Только для заработка.

Милена переминалась с ноги на ногу со своим блокнотом. Никита сказал:

— Принеси еще закусок, водочки, а там видно будет.

Через час застолье было уже на приличном градусе. Равиль удалился по своим делам, пообещав присоединиться попозже. Пировали вчетвером. Но недолго. С наступлением темноты на ресторанном дворике началось всеобщее братание. Кто-то включил динамики, двор заполнился музыкой. Звучали простые мелодии, незнакомые Аните. В песнях, безыскусных и трогательных, звучала тоска об утраченном рае. Мужчины сдвигали столы, несколько пар танцевало. Теплый ветерок ласкал охмелевшие головы. К их столу подходили мужчины, кто-то присаживался, чокался со всеми, произносил какие-то не совсем понятные Аните слова. Объятия, похлопывание по спине, веселые возгласы. Она уже уразумела, что очутилась на тайной вечере неизвестно какого ордена. Никита держал ее за руку и отпускал только затем, чтобы обняться с очередным визитером и выпить. Мика Валенок опрокидывал рюмку за рюмкой и после каждой коротко взглядывал на Аниту с непонятной укоризной. Она не могла определить, хорошо ли ей здесь или плохо, чувствовала себя как в детстве, когда ни о чем не надо беспокоиться, потому что обо всем насущном и важном наверняка позаботятся взрослые. Ощущение скорее тревожное, чем приятное, сродни тому, какое бывает при пробуждении после долгого сна.

В какой-то момент они остались за столом вдвоем с Жекой Коломейцем, и Анита насторожилась. Она с самого начала ощущала ледяные токи, исходившие от этого суховатого, подтянутого, симпатичного молодого мужчины, выглядевшего старше своих лет. Никита, извинившись, куда-то ушел в обнимку с квадратным одноруким коротышкой, и ей вдруг стало так одиноко, словно ее бросили в глухом лесу на растерзание волкам.

— Женя… Я вас чем-то обидела? Скажите прямо, прошу вас.

Жека перевел на нее смутный взгляд, мыслями был где-то далеко, постукивал пальцами по столу в такт шлягеру.

— Не понял?

— Смотрите на меня как на змею подколодную. Вы чего-то опасаетесь?

Жизнь научила Жеку не откровенничать с юными красотками, но внезапно, по какому-то наитию, он нарушил это правило:

— Никита мне очень дорог, но я никогда не видел его таким. Похоже, влюбился в тебя.

— Что же тут страшного? По-вашему, в меня нельзя влюбиться?

— Ты ему не подходишь. Он простой солдат, а ты дворянка. Вы с разных планет. Вместе вряд ли сойдетесь, а сердце ему разобьешь. Оставь его в покое.

Краска хлынула к ее щекам, она вскинула подбородок:

— Может, не стоит решать за нас? Или у вас есть такое право?

Жека устало отмахнулся, поднес рюмку к губам, но не выпил.

— Ничего я ни за кого не решаю. Плохо ты знаешь Никиту. Он чего сам захочет, так и будет.

— Тогда в чем же дело?

— Анита, ты сама затеяла этот разговор. Хорошо, давай поговорим. У тебя есть жених, верно?

— Допустим.

— Ничего не могу сказать про него плохого, крупная фигура, миллионер, но когда он узнает… Ты с Никиты пенки снимешь и отвалишь за кордон. А отдуваться нам. Мы против Желудя с его капиталами не потянем, кишка тонка. Он нас в порошок сотрет.

— Вот оно что. — Анита презрительно усмехнулась. — Спасибо за правду, Женя… Успокойся, ничего с вами и с Никитой не случится, не тронет вас Станислав Ильич. Никита проводит меня домой, а послезавтра я уеду. Доволен?

Жека осушил рюмку, утер нос и закурил:

— Уезжай. Так будет лучше для всех. Только Никите не говори ничего про наш разговор. Как бы он в горячке дров не наломал.

— Ты и Никиту боишься?

— Я всех боюсь, — стыдливо признался Жека. — Вплоть до собственной жены. Береженого бог бережет.

Анита не успела ничего сказать: вернулся Никита, опустился на свое место, взял ее за руку, и она сразу успокоилась. Опять почувствовала себя маленькой — и черный ком в груди рассосался. На Жеку старалась не смотреть. Зато Никита не сводил с них обоих подозрительных глаз.

— Поцапались, что ли, молодежь? Чего не поделили?

— Тебе показалось, — ухмыльнулся Жека. — Наоборот, подружились. Верно, Анита?

— Вам виднее, — ответила принцесса.

Вернулся и Мика, да не один, с девушкой, у которой на обнаженном плече синела впечатляющая татуировка: удав с раздутым зевом пожирал кролика.

— Зина из Саратова, — представил ее Валенок заупокойным голосом. — По путевке отдыхает. Что характерно, у них там землю губернатор раздает почти задаром. Конечно, предпочтение отдают американосам, но в принципе любой может купить. Хоть лесок, хоть Волги кусок. — Валенок тяжело вздохнул, как перед смертью. — Так-то вот, парни. А мы тут груши околачиваем.

— Привет, мальчики! — Зина пошатнулась, присев на подставленное Валенком креслице. — Кто-нибудь поухаживает за дамой? Ой, пить хочется, не могу!

Поухаживал Жека, галантно уточнил:

— Соку? Вина?

— Дама хочет водки, — высокомерно прогудела Зина, и все сразу поняли: достойное пополнение.

Никита поинтересовался:

— Наколочку где мастерила? Не у Петровича?

Зина обожгла его огненным взглядом, уже взяв в руки бокал:

— Шутите, молодой человек? Какой Петрович? Специально делала крюк в Москву. Сильная вещь, да? Из воды не вылезаю, а ей хоть бы что!

— Так это не наколка?

— Отстал ты от моды, Никитушка, — пожурила Анита.

— А у тебя почему нету такой?

— Не доросла еще.

— Кролик — это я, — сообщил Валенок уже совсем как будто из могилы.

Зина, расплескав водку, с воплем повисла у него на шее, и некоторое время глаза Мики трагически поблескивали откуда-то у нее из подмышки.

— Поучительное зрелище, — не преминул заметить Никита. — Гибель героя.

— Пожалуйста, — попросила Анита. — Все танцуют, а мы нет.

Пошли танцевать под Розенбаума, под его «Черный тюльпан». Прижались друг к другу словно в забытьи. Анита прошептала:

— У тебя хорошие друзья, но меня не приняли.

— Жизнь их потрепала. Сразу не могут. Им нужно время, чтобы привыкнуть к новому члену семьи.

— А тебе не нужно?

— Может, и нужно. Но у меня его нет… Что тебе Жека сказал?

— Ничего.

— Давай договоримся никогда не врать.

— Я не вру, правда ничего.

Он обнимал ее так крепко, что стало трудно дышать. «Папочка, — взмолилась Анита, — прости меня, родной, но я не могу остановиться. И мне ничуть не стыдно».

Сколько танцевали, неизвестно, потом время сделало резкий скачок, и когда Анита взглянула на свои золотые часики, ужаснулась, увидев, что уже заполночь. За столом, кроме них с Никитой, сидели Мика Валенок, саратовская Зина и Равиль Хабибулин с заветной бутылкой, обернутой полотенцем. Еще одно маленькое чудо этого вечера: бутылка бездонная.

— Ой, Никитушка, прости, но пора домой. Софи, бедняжка, с ума сходит.

— А купаться? Мы же собирались.

— Голыми?

— Как хочешь. Можно в одежде.

— Давай завтра, а? Боюсь, с испугу она отцу позвонит, а у него сердце больное.

Зина вышла на мгновение из алкогольного транса, протянула капризно:

— Мика, я тоже хочу домой. Отвези меня, милый.

— Где твой дом? — уныло поинтересовался Валенок, так и не одолевший дурного настроения. — В санатории, что ли?

— Дурачок, в каком санатории? Город Саратов, улица Чкалова. Не думай, я не пьяная. Фотки посмотрим, какой я маленькой была. Увидишь — не поверишь.

Равиль из волшебной бутылки заново наполнил все бокалы черным густым вином.