Лето кончится не скоро - Владислав Крапивин

– А как же я сейчас… без сердца?

– Искусственное, – обыденным тоном отозвался Гурйкий. – Аппарат такой. Да вы не бойтесь, он надежный…

Шурка наконец старательно прислушался к себе. Кровь, кажется, толкалась в жилах. Чуть заметно, однако толкалась… По коже словно искорки пробежали. Шурка хотел двинуть рукой.

– Не шевелитесь, Полушкин. Пока рано.

– А когда будет можно?.. А что, я теперь так и буду с этим аппаратом?

– Нет, будет у вас сердце. Будет, Полушкин…

– Искусственное?

– Живое.

– Тоже… чье-то?

– Нет. Не «чье-то», а только ваше… Это особый разговор. Еще не время…

– А какое сейчас… время? Какое число?

– Сейчас, Полушкин, начало марта…

Шурка вытянул губы в трубочку и тихонько свистнул. И уснул…

Еще через пару дней Шурка стал замечать, что не совсем равнодушен к жизни. Кое-что доставляло удовольствие. Например, когда Гурский давал глотнуть из тюбика сладкой молочной кашицы. Или тихонько массировал Шуркины руки и ноги… Вообще нравилось, когда приходил Гурский. В его заросшем лице, в синих глазах всегда было спокойное веселье,

Илья Кимович нравился Шурке меньше. Костлявый, лысый, с клочками волос на висках, с натянутой кожей на худом лице. Не поймешь даже, старый или молодой. В глазах его всегда было недовольство (может быть, и притворное). Держался он так, словно ни в чем не разделял добрых надежд Гурского. Однако никогда не спорил открыто. Делал все, что скажет Гурский. Шурке тоже говорил «Полушкин», но обращался на «ты».

Помимо удовольствия ощущал Шурка иногда и досаду. Порой от того, что вовремя не подставили «утку». Порой от излишне яркой лампы. Но чаще всего – от мысли, что не попал в Лудова.

И Гурский это знал.

Однажды он сказал:

– Ну, а чего бы вы добились, если бы застрелили его? Была бы еще одна смерть. Добавили бы еще одну каплю к той критической массе зла, которая накопилась на Земле.

– Это не зло. Наоборот. Я хотел отомстить.

– Извечное земное заблуждение, будто местью можно что-то исправить. А получается все к худшему.

– Если бы вы знали папу… – сказал Шурка и вдруг заплакал. По-настоящему, горько, как в прежние времена.

Быстро подошел Кимыч. Они с Гурским переглянулись. Кимыч кивнул:

– Значит пора…

И Шурку будто выключили.

Он очнулся в обычной кровати. Под обычным одеялом. На стуле, рядом с постелью, лежали поношенный школьный костюм и клетчатая рубашка.

На другом стуле сидел Гурский. Улыбался сквозь кудрявую светлую шерсть.

– Разрешаю вам, Полушкин, подрыгать ногами и руками.

Шурка осторожно подрыгал.

– Отлично. А теперь… что бы вы хотели?

Шурка подумал и честно сказал:

– Котлету. С картофельным пюре.

Скоро он стал ходить. Но чаще лежал в кровати и читал.

Простые книжки. Сказки о Братце Кролике или о Волшебнике Изумрудного города. Спокойно так читал, со средней долей интереса. Иногда появлялась мысль: «А что же дальше?» И быстро исчезала. Может быть, Гурский отгонял ее каким-то гипнотическим средством.

Гурский приходил каждый день (впрочем, дней-то этих было четыре или пять). Иногда они говорили о пустяках. Потом поругались. Шурка спросил, не знает ли Гурский, куда после покушения девался самодельный пистолет.

– Понятия не имею! Зачем он вам?

Шурка посмотрел в упор: вы еще спрашиваете!

Гурский рассердился. При Шурке – первый раз. Синие глаза стали почти черными.

– Вы считаете, я для этого вытащил вас с того света?

– А я не просил! Я все равно от этого не откажусь!

– Вот морока-то… Ну как мне вас убедить?

– Никак, – сказал Шурка. Потом спохватился. Тоже сердито: – А зачем вы меня оттуда вытащили? Для чего я вообще вам нужен? Для медицинских опытов?

– Нет, Полушкин…

– А для чего?!

– Ну вот, мы и подошли к главному… Полушкин, вы любите фантастику? Через нее легче подойти к реальности. К той, о которой я скажу…

Шурка любил фантастику. Про дальние галактики, сверхсветовые скорости и всякие там параллельные миры. И то, что стал рассказывать Гурский – про Великий Кристалл, про свою планету (которую Шурка назвал Реей), про Общий Космический Разум, – почти не вызвало удивления. По крайней мере, сейчас кажется, что не вызвало.

– Честно скажу, Полушкин, эта планета, этот сверкающий мир не чета вашей Земле. Голубое солнце… Люди могут жить в воздухе и в океанских глубинах. По вашим понятиям это – чудо… И главное, там практически нет вражды. Нет горя. А если кто-то умирает, он твердо знает, что потом возродится в другом разумном существе… Хотите туда, Полушкин?

Шурка подумал секунд пять и кивнул.

– Вас ведь никто и ничто не держит здесь?

Шурка подумал еще.

– Нет… Не держит… Только можно, я все-таки сначала застрелю того?

Гурский скривился. Но пересилил себя.

– В этом нет смысла. То, что вскоре произойдет с Землей, несравнимо с судьбой какого-то Лудова.

– А… что с ней произойдет?

– Земля… она вообще будет не та…

– Почему?

– По собственной вине, Полушкин. И по велению Общего Космического Разума. В своем развитии шарик ваш покатился не по той орбите. И докатился… черт знает до чего. Возьмите вашу историю. От пещерного века до нынешних дней она вся состоит из крови и войн. В массе людей возобладала психология полевых командиров. Так, кажется, называют сейчас тех, кто автомат предпочитает молотку и лопате…

Шурке не то чтобы стало обидно за землян. Вообще-то он был согласен с Гурским. Но ради объективности возразил:

– Было ведь и хорошее. Всякие открытия…

– Но и открытия эти вы ухитрялись использовать себе во вред. Все для оружия, все для того, чтобы гробить друг друга. Разве не так?

Это было так. Шурка – он стоял перед присевшим на кровать Гурским – развел руками и беспомощно хлопнул себя по штанинам.

– Вот так-то, Полушкин, – с непривычной усталостью произнес Гурский. – Такова ситуация на данный момент. А мы, я и Кимыч, корректоры. Знаешь, что это за должность?

У Шурки щекотнуло в горле.

– Мама… была корректором. В издательстве «Артемида».

– Мама исправляла ошибки в текстах. А мы – в развитии разных граней Кристалла. Выправляем орбиты обитаемых планет…

Шурка впервые не поверил Гурскому. Сказал сумрачно и снисходительно:

– Вас же всего двое. Разве вы сможете?

– С вашей помощью.

– Разве три человека смогут сдвинуть планету с орбиты… Такой шар! – Шурка усмехнулся. Представил себе исполинский земной глобус в пространстве, полном звезд.

– Я в переносном смысле, Полушкин. Орбита – это путь развития цивилизации.

– Все равно…

– Громадный шар на ровной плоскости сдвинуть крайне тяжело, вы правы. Но представьте себе, что в силу многих ошибок шар этот покатили не туда. По наклонной плоскости вверх. Толкают, толкают, думая, что впереди будет легче. А облегчения нет никакого, только бесконечный подъем. И сил уже нет… И вот шар почти замер в состоянии трагического равновесия. Вперед его пытаются толкать обессилевшие люди, а назад тянет собственная тяжесть, силы природы… Что дальше? Теперь достаточно легкого щелчка со стороны, чтобы он покатился обратно, на исходную позицию… Наша задача – воспользоваться моментом и сделать этот щелчок.

– И шар подавит миллионы людей, да? – Шурка представил себе это очень ярко.

– Но я же в переносном смысле!

– Ну, подавит в переносном…

– А что тебе до людей, Полушкин? – Это спросил неизвестно как появившийся в комнате Илья Кимович. Кимыч. – У тебя на Земле есть хоть одна родная душа?

Не было у Шурки родной души. Он молчал.

Гурский насупленно пообещал:

– Ничего с людьми не будет. По крайней мере ничего плохого.

И Шурка не поверил ему второй раз:

– Это правда?

Кимыч сел рядом с Гурским. Костлявыми кулаками подпер худые щеки. На лысину его прыгнул из окна солнечный блик.

– Видишь ли, Полушкин, в отличие от землян, мы всегда говорим правду. Таково условие. Довольно глупое, кстати. Из-за этого масса дополнительных осложнений…

Гурский посмотрел на Кимыча. Тот встал и ушел. Гурский ласково так, по-простецки позвал:

– Садись-ка рядышком, голубок.

Шурка сел. Спросил тихо:

– А что я должен делать?

– Я постараюсь объяснить попроще… О законах Великого Кристалла, о его развитии можно говорить очень долго. Ты все равно не поймешь… Признаться, и я многого не понимаю. Корректор – это ведь не Магистр Космического Разума. По земным понятиям я – Обычный Технический Работник в Командировке. С конкретным заданием.

– Или агент чужой разведки, – безжалостно вставил Шурка.

– Нет, здесь ты не прав. Земля Кристаллу не чужая, она его часть… И надо ее вылечить. Но это можно сделать лишь ее же силами… Как? Тут, Полушкин, начинается сплетение таких обстоятельств и эгнергий, что может показаться совсем уже фантастикой. Даже не научной. Но… во Вселенной бывает всякое… В прошлом веке один земной умелец с помощью своего таланта опередил тогдашнюю науку. Да и нынешнюю тоже. Видимо, благодаря своей невероятной интуиции. И сделал необычный, даже неземной прибор. Своего рода межпространственный балансир необычайной чуткости. Проще выражаясь, весы для измерения планетарного добра и зла… Его надо найти. Их, вернее. Весы эти. От них-то и зависит окончательная судьба Земли.