Лик зверя - Сергей Дмитрюк

— Братья и сестры! Мы обращаемся сегодня ко всем вам, живущим на нашей прекрасной планете или волею судьбы заброшенным в далекие уголки космоса! Слушайте все Большой Водный Стадион! Сегодня наш общий праздник, радость которого достигает сейчас самых далеких звезд, где трудятся наши отважные земляне, оставшиеся душой здесь, с нами.

Все мы, плечом к плечу, прошли тот великий путь страданий, потерь и находок, великих открытий и великих разочарований, чтобы сейчас носить гордое имя могучей и единой семьи — Человечества! Перед всеми нами — будущее, полное светлых надежд, смелых устремлений и радостных ожиданий. И от каждого из нас в полной мере зависит, чтобы это будущее стало таким же счастливым для наших детей и внуков, как для нас наше настоящее. Мы стоим на пороге новой эры в истории человечества — Эры Полного Единения Людей! Сегодняшний день только предвестник этой эры, и потому мы отмечаем его, как великий общепланетный Праздник Братства. Мы желаем счастья вам, люди Земли, и пускай ничто не сможет омрачить его!..

С последними словами диктора, под радостные звуки фанфар, в небо взвились сотни трепещущих серебристых ромбов и тысячи чудесных разноцветных бабочек, на мгновение заслонивших небо сказочным пестрым ковром. Ромбы поднялись над Стадионом огромными птицами и, подхваченные ветром, унеслись на просторы городских проспектов и улиц. По людскому морю на трибунах амфитеатра пробежало оживление, сбегавшее волнами вниз, к подножию сцены, открытой водному простору и небу. Все взоры сейчас обратились туда, где начиналось представление.

Мощнейшие громкоговорители несли звуки величавой, удивительно красивой музыки над головами тысяч и тысяч людей, над лесистыми холмами, парками, над водной гладью озер и бассейнов. Громадные, стометровые экраны голографонов были выставлены на верхних ярусах амфитеатра и позволяли видеть происходящее на сцене из любой точки Стадиона. Такие же экраны были расставлены повсюду в окрестностях этого грандиозного спортивного сооружения, и любой желающий мог приобщиться к удивительному и сказочному действу.

Не отрываясь, я смотрел вниз, на сцену, где происходило невероятное. Удивительные по пластике и ритму танцы, превосходные мелодичные голоса, полное соответствие музыки и света — все это целиком захватывало зрителя, уводило его на край пропасти, где, казалось, должен был оборваться невозможно прекрасный сон.

Юные золотистые тела артистов жили на сцене пламенной, удивительно естественной жизнью, разворачивая перед зрителем длинный путь человеческой истории, начинавшийся от холодных первобытных пещер, где люди вели неустанную борьбу за свое существование, и постепенно восходящий по спирали, через тернии и препоны, к светлым векам современности. Миллиарды жизней вспыхивали и мгновенно угасали, подобно искрам костра на ветру, на этом бесконечно долгом пути, и в унисон им разгорался и затухал алый огонь в глубине сцены. Под тревожные аккорды мелодии гибкие тела артистов и танцоров вздымались и тут же опадали, неся печать смерти и разрушения, словно воздавая молитву слепым силам природы. Но тут же на смену им приходили другие — счастливые и полные радости жизни, и победное золотистое свечение лилось со сцены, возвещая о приходе нового времени, когда человек стал полноправным хозяином своей судьбы и уверенной ногой исследователя ступил на звездные тропы, уводящие его в глубины Вселенной.

Я был полностью зачарован и совершенно потрясен увиденным. Все это так не походило на невзрачные картины переполненных ночных клубов, виденные мною на Гивее, завсегдатаям которых наскучило смотреть, как над их кофейными чашечками мелькают пышные телеса полунагих танцовщиц. Здесь же передо мной была сама жизнь, во всех ее оттенках и полутонах.

Я посмотрел на Таню. Она плакала от восторга и счастья, щеки ее горели пламенным румянцем. Только тут я заметил, что по боковому проходу в направлении нашего сектора взбирается невысокий человек с эмблемой ОСО на рукаве куртки, и сердце мое тревожно заныло. Человек этот был, скорее всего, посыльным. Он все время сверялся со своим микропеленгатором связи по КЭО (каналы экстренного оповещения), пытаясь поймать сигнал моего личного датчика. Вот он остановился около нашего яруса, внимательно вглядываясь в сидящих на трибуне зрителей. Никто не замечал этого ничем не примечательного человека. Все были поглощены удивительным зрелищем, творившимся сейчас на хрустальной грани между водой и небом, а он, казалось, вовсе не замечал представления, сосредоточенно изучая лица сидящих вокруг людей.

Вот наши глаза встретились, и на сухом лице посыльного отразилась слабая улыбка. Он стал пробираться к нашим сидениям и через минуту опустился на свободное место подле меня. Таня, заметившая, что я больше не смотрю на сцену, тревожно следила за ним. Посыльный снова улыбнулся.

— Влад Стив?

— Да, это я.

— Извините, что беспокою вас во время отдыха, — торопливо и вполголоса заговорил он, — но с вами никак не могли связаться. Пришлось прибегнуть к микропеленгатору.

— Что-нибудь случилось?

— Вас просят срочно явиться в Совет ОСО, лично к начальнику Особого отдела Громову. — Он протянул мне карточку вызова.

— Почему такая срочность? — удивился я.

Посыльный только пожал плечами и, уважительно кивнув, стал пробираться обратно к проходу, стараясь никому не мешать. Я повернулся к Тане. Она взволнованно смотрела на меня. Попросила:

— Можно я пойду с тобой?

— Не думаю, что это хорошая мысль, малыш, — осторожно и нежно я сжал ее запястье. — Лучше ты оставайся на празднике. Тебе ведь здесь нравится? Верно? Ну, вот и хорошо! А я скоро вернусь. Не волнуйся. Думаю, это ненадолго.

Таня опустила глаза, кивнула. Я поцеловал ее в щеку и стал спускаться по проходу, заполненному людьми.

* * *

Когда я вошел в кабинет Громова, начальник Особого отдела стоял у широко распахнутого окна и вдыхал полной грудью врывавшийся в комнату ветер, напоенный запахами цветов и прохладой водного простора. Он обернулся мне навстречу, радостно блестя глазами и протягивая жилистую руку.

— Что творится в Городе! А, Влад? Да что там, в Городе — по всей Земле! — на щеках его проступил слабый румянец. — Никогда еще не было такого грандиозного праздника! Ты только посмотри! — Он снова подошел к окну, увлекая меня за собой. — Это же настоящее людское море, полное молодости и задора жизни! А их лица? Ты когда-нибудь видел столько счастливых и радостных лиц сразу?

Я выглянул в окно, и хотя сам только что вырвался из этого шумного людского потока, вид празднично оформленного проспекта и площади Совета снова привел меня в восторг.

— Праздник Братства, — снова заговорил Громов, — это предвестник наступающей новой эры в истории земного человечества! Ты слышал, как сказали об этом сегодня на Стадионе?.. Неужели, Влад, я не доживу до того времени, когда наша с тобой работа станет ненужной обществу и это здание превратится в музей истории? — Он отвернулся к окну и скорбно поджал губы. — А ведь этот день когда-нибудь наступит, — через минуту уверенно произнес он. — И, поверь мне, время нашего забвения не так далеко, как это может показаться… Эх! Хотя бы одним глазком взглянуть на наших потомков, хоть на миг перенестись в их мир! Как жаль, что мы пока не властны над временем и только в космосе научились немного усмирять его бег!

Я внимательно посмотрел на Громова. Заметив мой взгляд, он согласно кивнул:

— Да, да, ты прав! Это преддверие старости. Все чаще я замечаю у себя ее коварные признаки. Ведь мне уже сто шестьдесят, а это, согласись, в наше время возраст! — тяжело вздохнув, он отошел от окна. Опустился в глубокое кресло у стола, на свое обычное место. С тоской посмотрел на меня. — Неизбежное наступление старости только подстегивает меня, торопит жить! Остается все меньше времени, а сделать предстоит еще так много!

С площади Совета, сквозь распахнутые окна ветер приносил торжественные звуки музыки и радостный гомон голосов. Но они не мешали разговору. Легкие полупрозрачные занавеси на окнах колыхались под порывами ветра, взлетая к потолку, подобно испуганным птицам.

— Как себя чувствуешь? — Глаза Громова из задумчивых сделались внимательными. — Голова еще болит?

— Теперь уже нет. Месяц назад еще побаливала немного, а теперь нет. Правда, врачи предупредили, чтобы никаких чрезмерных нагрузок на мозг не было.

Громов согласно кивнул.

— Соскучился по работе? Если честно?

— Если честно? — Я посмотрел на него, улыбнулся. — Очень! Посмотрел бы я на вас в моем положении! Все эти восстановительные процедуры, прогулки, усиленное питание витаминами… Надоело все ужасно!

— Ну, это ты брось! — воскликнул Громов. — Лечиться тебе было необходимо. Если бы ты только видел, каким тебя подобрали патрульные «Купола»! На тебе живого места не было! Спасибо нашим врачам-волшебникам, буквально по частям тебя собрали. Если бы ты тогда не надел скафандр, не продержаться бы тебе восьми часов в открытом космосе. Да еще пластиплоть помогла лицо сохранить, а то бы не узнала тебя твоя Татьяна!