Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

А мохнатый человечек в это время разглядывал золотые шарики на носках зеленых своих башмачков.

— А вы не слышали? — всплеснул руками трактирщик.

Он был счастлив и полностью отомщен за то, что гости так неприлично игнорировали его в течение всей трапезы. Но вот она — торжествующая справедливость. Сами боги вынудили их заговорить на ту тему, которую Жиха был готов развивать до бесконечности.

Но до бесконечности ему не дали.

— Что случилось? — насторожился мохнатик.

— Беда случилась! Убили нотариуса нынешней ночью какие‑то изверги. Контору его спалили и в доме все бумаги уничтожили. А ведь весь Гатам знал, что у старика за душой ни грошика. Хоть бы поинтересовались куда лезть…

Почтенный Жиха внезапно обратил внимание на то, что гости его как бы и не слушают. А лица у них немного растерянные, оторопевшие и печальные.

— Вы знали нотариуса? — спросил хозяин харчевни.

— Нет, только понаслышке, — ответил Номмо.

Он предпочел не объяснять, что эльф Аэдона имел дело с прадедом нынешнего нотариуса и оставил свое завещание в расчете на то, что исполнять его волю будут уже потомки. По той же причине Рогмо не заходил к родственникам своей матери. Официально они, конечно, считались родней, но на самом деле встретили бы его уже взрослые внуки, которых он и в глаза не видел. Полуэльф живет не столько, сколько чистокровка, но тоже надолго переживает обычных людей.

Несмотря на заведомую безнадежность предприятия, двое друзей решили побывать в доме старика. Они уже успели убедиться, что враг допускает иногда очень грубые ошибки (а в том, что смерть нотариуса из Гатама — дело рук неведомого врага, они не сомневались: слишком уж много случалось совпадений, чтобы они оставались случайными). И Рогмо, и Номмо надеялись, что какой‑то шанс узнать о судьбе завещания Аэдоны у них все же есть. Поэтому, разузнав дорогу у словоохотливого трактирщика, они немедленно отправились прямо в контору. Она находилась на первом этаже дома, в котором вот уже четыре поколения подряд жили нотариусы Гатама.

Там царила атмосфера скорби и горести, и им было крайне неудобно беспокоить родственников погибшего в такую минуту, но ведь выхода у них не было. Ответственность за переговоры принял на себя Рогмо.

— Я глубоко сожалею о случившемся, — подошел он к пожилому уже мужчине, сыну нотариуса, который по закону Мерроэ принял от отца его должность. — Приношу свои соболезнования.

Мужчина поднял на него красные и вспухшие от недавних слез глаза.

— Чем могу? — Даже в горе он был предельно вежлив в обращении.

— Мне крайне неприятно беспокоить вас именно сейчас, но я прошу всего несколько минут. Я Рогмо, сын князя Аэдоны.

— Рогмо?

Нотариус настолько удивился, что даже забыл на время о своей трагедии:

— Вы тот, кто станет наследником Энгурры? Сын князя Аэдоны?

— Не совсем. Я Рогмо, князь Энгурры, Пресветлый Эльф Леса, коронованный над телом моего отца. Я знаю, что это не утешит вас, но я сам пережил такое же горе всего два дня тому назад, и я понимаю…

— Спасибо. — Нотариус сжал ему руку. — Значит, князь Аэдона тоже умер. Мои соболезнования. Но как неожиданно! Князь был еще весьма молод по меркам своего народа, что же случилось?

— Отец убит. Я опоздал на несколько дней и даже не знаю, чьих рук это дело.

Элат — сын покойного — был весьма разумным и сообразительным человеком. Долгие годы он помогал в конторе своему отцу и часто сталкивался со сложными и запутанными делами, разбор которых развил природную быстроту и цепкость его ума. Он сразу увидел связь между двумя трагедиями, происшедшими в последние дни.

— Вам известна причина, по которой было совершено убийство? — спросил он у Рогмо.

— Да.

— Вы можете ее назвать? — деликатно поинтересовался Элат.

— Нет, к моему глубокому сожалению.

— Это причина не личного свойства, — пояснил молчавший до сих пор Номмо. И обратился к полуэльфу:

— Представь меня, князь.

— Да, прошу знакомиться, это близкий друг моего отца, согласившийся сопровождать меня в моем путешествии, Воршуд.

Элат улыбнулся. И, несмотря на то что лицо его было скорбным, щеки втянулись, а глаза запали после бессонной ночи и нескрываемых слез, улыбка оказалась ясной и светлой.

— Мне очень приятно, — поклонился он.

— Прошу поверить, — сказал Номмо, — князь пострадал из‑за собственной честности и порядочности.

— В этом я и не сомневаюсь, — загадочно молвил Элат. — Можно узнать, что я способен сделать для вас?

— Помогите мне. Что вам известно о завещании моего отца?

— Это серьезный вопрос. Подождите минуту.

Нотариус вышел в соседнюю комнату и какое‑то время провел там, раздавая приказы домашним. Затем он предупредил, что отлучится на неопределенное время, и вышел. Вслед ему неслись всхлипы и стоны.

— Пойдемте.

Быстрым шагом они двинулись к самому центру города, и всю дорогу Элат рассказывал о последних днях жизни своего отца.

— Князь Аэдона был весьма мудр и предусмотрителен: никто и никогда не станет искать завещание эльфа в человеческом городе, в конторе у обычного нотариуса‑человека. Это просто немыслимо. Поэтому, с точки зрения безопасности, ваш отец не мог отыскать более надежного места.

Представьте себе, за два дня до своей нелепой гибели отец вдруг вспомнил о существовании этой бумаги. А надо вам сказать, что она переходит по наследству в нашей семье. Всю жизнь отец прожил, так и не обратившись к ней, а тут заговорил со мной как раз об этом завещании. Ему приснился странный сон, в котором действовали потусторонние силы. Отец мой, человек весьма богопослушный, приказал мне позаботиться о судьбе завещания…

В этот момент они остановились у порога храма Пяти богов.

Гатам был маленьким городом, поэтому у городских властей никогда не было ни места, ни средств, чтобы воздвигнуть храмы всем богам, особо почитающимся в этой местности. Из положения вышли просто до гениальности. Соорудили одно довольно большое здание и посвятили его сразу пятерым божествам: Джоу Лахаталу, га‑Мавету, Арескои, Кодешу и Баал‑Хаддаду. Правда, после недавнего сражения в Сонандане и гибели Кодеша его часть храма перепосвятили Шуллату. В храме был всего один — старенький, милый и интеллигентный — жрец, к которому бежали советоваться по любым вопросам. Он и лечил, когда лекари отступались от больного, и учил, и тяжбы разбирал, и перед богами заступался. Всеобщая любовь и уважение к нему выражались и материально — во всякого рода подношениях, что давало возможность старичку жить безбедно. Вот к нему и привел наших друзей немного запыхавшийся от быстрой ходьбы нотариус Элат.

— Кеней! — позвал он. — Кеней! Ты здесь?

— Бегу, бегу! — послышался живой и приятный голос, совершенно не похожий на старческий, и у входа возник невысокий, хрупкий человек с бледно‑восковым лицом, небесно‑голубыми глазами, сияющими, как капля росы на солнце, и длинными белыми волосами и бородой. Волосы были легкие и мягкие, как пух, и голова старичка напоминала одуванчик.

— Это ты? — удивился он, увидев Элата. — А я собирался к тебе домой, попрощаться… У тебя дело?

— Да, Кеней.

— А это что за милые молодые люди? — приветливо спросил жрец, кланяясь в сторону Рогмо и Номмо.

— Это нынешний князь Энгурры, Рогмо, сын эльфа Аэдоны, и его друг и спутник — Воршуд.

Кеней проницательно посмотрел на Рогмо своими ясными глазами:

— Я должен выражать свою скорбь по поводу непредвиденной и крайне преждевременной смерти?

— Да.

— Сожалею.

Жрец обратился к Элату:

— Ты по тому самому делу?

— Как видишь…

Обратив внимание на недоумевающий взгляд наследника Энгурры, Элат поспешил пояснить:

— Я же говорил, что мой бедный отец предвидел не то смерть князя, не то свою собственную. А может, боги послали ему прозрение, и он знал наверняка, что вы вскоре появитесь в Гатаме, а он будет не в состоянии ответить на ваши вопросы. Короче, он приказал мне отнести бумагу эльфов в храм и попросить Кенея припрятать ее.

— Я поручил ее самому Джоу Лахаталу.

Старик жестом пригласил всех следовать за собой. Внутреннее убранство храма не вызывало удивления и полностью соответствовало его внешнему виду. Пять небольших статуй стояли в нишах, размещенных по периметру круглого зала. Горели несколько светильников, давая свет тусклый, но достаточный для того, чтобы не спотыкаться и разбирать, кто из богов где находится.

Кеней подвел своих посетителей к центральной статуе, воплощающей Змеебога в полном боевом вооружении. Мастер немного перестарался, изображая, каким грозным и могучим является великий Лахатал, и Верховный бог у него получился квадратным, гориллоподобным существом с насупленными бровями и свирепым взглядом крохотных крокодильих глазок. Рогмо не удержался и рассмеялся.

— В первый раз на всех производит неизгладимое впечатление, — откомментировал жрец. — А потом ничего — привыкают…