Мемуары генерала барона де Марбо - Марселен де Марбо

её территорию, что давало им огромное преимущество перед нами!

Была ещё одна не менее важная причина, повредившая успеху нашей кампании. Сэр Артур Веллингтон, которому хунта предоставила неограниченные полномочия, использовал их, приказав населению покидать свои жилища, уничтожать провизию, мельницы и со всеми своими стадами отходить к Лиссабону при первом приближении французов, которые таким образом не могли получить никаких сведений и были вынуждены отходить очень далеко от дорог, чтобы достать продовольствие! Когда англичане хотели добиться такого жестокого способа сопротивления от испанцев, те отказывались это делать. Но более покорные португальцы подчинились настолько, что мы проходили через огромные пространства, не встретив ни единого жителя! На человеческой памяти ещё не было такого повального бегства! Когда мы вошли в город Визеу, он был совершенно пуст. В нём Массена остался с армией на шесть дней, что было ещё одной ошибкой, добавленной к той, которую мы совершили, не пойдя по долине Мондегу. Ведь если бы уже на другой день французский главнокомандующий быстро выступил и атаковал Алкобу, где у сэра Уэлсли было тогда очень мало сил, маршал мог ещё исправить свою ошибку. Но наша шестидневная стоянка позволила англичанам перейти вброд Мондегу выше Понти-де-Мурсела и собрать свои части на гребнях Алкобы, главным образом в Бусаку.

Военные всех стран не смогли понять, почему Массена бездействовал почти неделю в Визеу, но штаб маршала мог сказать, что во многом способствовало тому, что Массена задержался в этом месте, — это недомогание госпожи X, так как в восставшей стране невозможно было оставить её, не подвергая опасности быть похищенной. К тому же, когда Массена решил выступить в путь, он делал очень короткие переходы, сначала остановился в Тонделе, на другой день, 26 сентября, устроив свой штаб в Мортагоа, на правом берегу речушки под названием Криз. Здесь он потерял драгоценное время на устройство квартиры для госпожи X и выехал со своим штабом к аванпостам, расположенным за 5 лье оттуда у подножия Алкобы, только в два часа ночи.

Эта гора длиной примерно в 3 лье справа подходит к реке Мондегу, а слева примыкает к очень обрывистым холмам, по которым нельзя было пройти колоннами. В самой верхней точке был францисканский монастырь под названием Саку. В центре на вершине горы было своего рода плато, на котором располагалась английская артиллерия. Она могла свободно простреливать весь фронт нашей позиции, и её ядра залетали даже за Криз. Дорога вокруг гребня Бусаку позволяла неприятелю легко поддерживать связь между различными частями. Склон горы с той стороны, с которой наступали французы, был очень крутым и облегчал его оборону противнику. Левое крыло неприятеля было на вершинах, поднимавшихся над Барией, центр и резервы в монастыре Бусаку, правое крыло на высотах, немного позади Сан-Антонью-ди-Кантару. Эта позиция, защищаемая многочисленной армией, была настолько превосходной, что англичане боялись, что французский главнокомандующий не осмелится их атаковать.

Когда 26 сентября вечером Массена прибыл к подножию позиции, в его отсутствие маршал Ней расположил армию так: 6-й корпус на правом фланге в деревне Моура. Центр — напротив монастыря Бусаку. Корпус Рейнье (2-й) на правом фланге в Сан-Антонью-ди-Кантару. 8-й корпус Жюно был на марше, так же как и большой артиллерийский парк, чтобы встать резервом за центром. Кавалерия под командованием Монбрена находилась в Бьенфете.

Когда армия терпит поражение, генералы могут сваливать вину один на другого, а так как именно это и произошло в сражении при Бусаку, необходимо рассказать здесь о мнении, высказанном до начала действий подчинёнными Массены, которые, толкнув его на самую большую ошибку, которую он когда-либо совершал, вовсю критиковали его действия уже после фатального события.

Я уже сказал, что корпуса маршала Нея и Рейнье за день до сражения находились у подножия горы Алкоба перед неприятелем. Оба маршала с нетерпением ждали главнокомандующего и обменивались письменно замечаниями по поводу позиции англо-португальской армии. Существует письмо от утра 26 сентября, в котором маршал Ней писал генералу Рейнье: «Если бы командовал я, то атаковал бы, не колеблясь ни минуты!» И тот и другой выражали то же мнение в переписке с Массеной: «Эта позиция не так хороша, как кажется, и, если бы я не был подчинённым, я бы захватил её, не дожидаясь ваших приказов». Поскольку Рейнье и Жюно уверяли, что это очень легко, Массена, полагаясь на них, не стал больше проводить разведку местности, хотя потом утверждали обратное, а ограничился ответом: «Я буду завтра на рассвете, и мы атакуем…», повернул поводья и поехал по дороге на Мортагоа.

В момент такого внезапного отъезда все были ошеломлены, так как все думали, что, изучив неприятельскую позицию, на то краткое время, которое ему осталось до сражения, он останется со своими войсками, стоящими на расстоянии пушечного выстрела от неприятеля. Главнокомандующий уехал, ничего не осмотрев лично, и это было его большой ошибкой. Но командующие, подтолкнувшие его к атаке, усыпив присущую ему бдительность, могли ли они осуждать его поведение, как они сделали это потом? Я не думаю. Напротив, им есть в чём упрекнуть себя, потому что, оставаясь два дня у подножия Алкобы, они советовали атаковать в лоб, несмотря на крутизну склона, не попытавшись найти способ обогнуть гору, хотя, как вы это скоро поймёте, это было очень легко.

Для армии стало большим несчастьем, что рядом с Массеной не было больше генерала Сент-Круа, потому что его военный инстинкт подсказал бы ему использовать всё своё влияние и убедить маршала не атаковать в лоб такую прекрасную позицию, не убедившись, что её нельзя обойти. Но Сент-Круа был со своей бригадой за много лье позади, сопровождая порученный его охране обоз.

Едва главнокомандующий и его штаб покинули армию, наступила ночь. У Массены был только один глаз, и он был неважным наездником. Дорога, по которой мы ехали, была покрыта крупными камнями и валунами. Нам понадобилось более двух часов, чтобы проехать шагом в темноте те 5 лье, которые отделяли нас от Мортагоа, куда маршал послал коммандана Пеле предупредить о его возвращении. Дорогой меня одолевали грустные размышления о последствиях сражения, которое на следующий день предстояло дать французам в таких неблагоприятных для них условиях… Вполголоса я поделился своими мыслями с моим другом Линьивилем и с генералом Фририоном. Оказалось, что нам бы всем хотелось, чтобы Массена изменил свои распоряжения. Но Пеле был единственным офицером, который мог высказать ему какие-либо соображения прямо. Положение казалось нам настолько серьёзным, что мы решили сказать Массене правду косвенным путём, применяя тактику, которая иногда приносила свои плоды. Для этого мы,