Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

долгосрочный план в отношении того, каким образом превратить мой шестидесятилетний юбилей в более запоминающийся праздник.

Нас всегда волновал вопрос, как донести до широкой общественности идею нашей борьбы. В течение предыдущего десятилетия власти заставили замолчать бо́льшую часть радикальной прессы. По-прежнему сохранялся запрет на публикацию высказываний, выступлений и фотографий лиц, находящихся под правительственным запретом или отбывающих тюремное заключение. Редактора той или иной газеты могли отправить в тюрьму, а его издание закрыть за публикацию хотя бы одного снимка меня или моих коллег.

Однажды во время одной из бесед в тюремном дворе Ахмед Катрада и Уолтер Сисулу предложили мне написать мемуары. Ахмед отметил, что мой шестидесятилетний юбилей как раз мог бы стать идеальной датой для публикации такой книги. Уолтер добавил, что такое произведение, если написать его правдиво и честно, послужит всем напоминанием о том, за какие идеалы мы боролись и продолжаем бороться. Он подчеркнул, что это может стать источником вдохновения для новых молодых борцов за свободу. Эта идея мне понравилась, и во время наших последующих обсуждений я согласился взяться за этот проект.

Когда я решаюсь на что-то, то, как правило, принимаюсь за это немедленно, поэтому я с головой окунулся в новый проект. График моей работы был несколько необычен: бо́льшую часть ночи я писал свои мемуары, а днем пытался как-то отоспаться. В течение первой недели или двух я дремал после ужина, затем просыпался в десять часов вечера и трудился над мемуарами, пока не наступало время завтрака. После работы на известняковом карьере я спал до ужина, после чего мой творческий процесс возобновлялся. Через несколько недель я уведомил тюремные власти, что плохо себя чувствую и не смогу работать в карьере. Похоже, они ничего не заподозрили, и с тех пор я мог отсыпаться бо́льшую часть дня.

Мы создали поточную линию для обработки моей рукописи. Каждый день я передавал то, что написал, Ахмеду Катраде, который просматривал мои записи, а затем зачитывал их Уолтеру Сисулу. После этого Ахмед делал комментарии на полях. Уолтер и Ахмед не стеснялись критиковать меня, и я прислушивался к их предложениям, внося изменения в рукопись. Скорректированные записи передавались Лалу Чибе, который следующей ночью переносил их в почти микроскопическую стенографию, сокращая десять страниц текста до одного маленького клочка бумаги. Затем наступала очередь Мака Махараджа, который взял на себя задачу переправить мою рукопись за пределы тюремных стен.

На каком-то этапе надзиратели все же заподозрили неладное. Они поинтересовались у Мака: «Что задумал Мандела? Почему он по ночам сидит допоздна?» Мак в ответ просто пожал плечами и сказал, что не имеет ни малейшего понятия.

Я писал быстро и смог завершить черновик всего за четыре месяца. Во многом это объяснялось тем, что я не тратил время на то, чтобы подобрать поточнее то или иное слово или фразу. Я описал период с момента моего рождения до судебного процесса в Ривонии, добавив к этому в завершение некоторые наброски об острове Роббен.

Я вновь переживал все события, описывая их. Возвращаясь к ним в ночной тишине, я смог снова пережить все свои юношеские приключения в Цгуну и Мэкезвени, волнение и страх перед приездом в Йоханнесбург, бурную деятельность в Молодежной лиге Африканского национального конгресса, бесконечные задержки судебного процесса по делу о государственной измене, драму в Ривонии. Это было похоже на сон наяву, и я попытался изложить на бумаге все события тех лет как можно проще и правдивее.

Мак Махарадж смог изобретательно спрятать микроверсию моей рукописи в переплете нескольких тетрадей, которые он использовал для своей учебы. Он смог таким образом спасти текст от тюремных властей и тайно вывезти его, когда в 1976 году вышел на свободу. Мы договорились, что Мак негласно даст нам знать, когда микроверсия рукописи будет благополучно вывезена из страны, чтобы мы после этого уничтожили оригинал. Тем временем нам предстояло избавиться от рукописи объемом в пятьсот страниц, и сделать это мы могли единственным способом: закопав ее в саду в тюремном дворе. Мы решили воспользоваться тем, что наблюдение за двором последнее время стало весьма небрежным и эпизодическим. Надзиратели теперь, как правило, сидели в своем кабинете в северной части двора и болтали между собой. Из этого кабинета они не могли видеть южную часть рядом с секцией карцеров, где располагался небольшой сад. Я случайно наткнулся на это место во время своих утренних прогулок, внимательно обследовал его и решил именно здесь похоронить оригинал рукописи.

Чтобы не пришлось рыть большую яму, мы решили закопать рукопись в трех разных местах. Мы разделили ее на три части, две поменьше и одну побольше, завернули каждую часть в пластик и поместили их в пустые банки из-под какао. Работу следовало сделать быстро, и я попросил Джеффа Масемолу изготовить нам инструменты для копания. Через несколько дней он обеспечил нас острыми железными кольями.

Как-то утром после завтрака мы с Ахмедом Катрадой, Уолтером Сисулу и Эдди Дэниэлсом направились в сад в южной оконечности тюремного двора, изображая, будто бы ведем очередную политическую дискуссию. Каждый из нас прятал под рубашкой часть рукописи в банке. По моему сигналу мы быстро присели и принялись копать. Я копал в центре, рядом с крышкой люка, которая вела к водосточной трубе. Когда я добрался до трубы, я выкопал пространство под ней и разместил там самую большую из трех банок. Остальные вырыли две более мелкие ямы для своего незаконного груза.

Мы закончили как раз вовремя, чтобы успеть построиться для выхода на работы на известняковом карьере. Когда я в то утро шел к карьеру, я чувствовал громадное облегчение при мысли о том, что моя рукопись надежно спрятана и что теперь о ней можно не беспокоиться.

Несколько недель спустя, сразу же после нашего подъема, я услышал во дворе звук, от которого мне стало не по себе: это были глухие удары кирок и лопат о землю. Когда нам разрешили выйти из камер, чтобы помыться, я вышел в переднюю часть тюремного коридора и смог выглянуть за дверь. Там, в южной части тюремного двора, работала группа заключенных из общей секции. К моей тревоге, они копали как раз в том месте, где была зарыта рукопись.

Тюремные власти решили построить стену перед секцией карцеров, потому что обнаружили, что заключенные, находящиеся в карцерах, могут общаться с теми, кто находился в тюремном дворе. Чтобы устранить этот недосмотр, рабочая бригада рыла траншею для бетонного основания этой стены.

Пока я умывался, мне удалось сообщить Уолтеру и Ахмеду о работах во дворе. Ахмед высказал предположение, что основная часть рукописи, которая была спрятана