Самостоятельные люди. Исландский колокол - Халлдор Лакснесс

— А сами исландцы? — уныло спросил государственный советник, колеблясь между гневом и страхом. — Что говорят они? — Исландцы, — сказал Арнэус. — А кто же спрашивает бесчестный народ? Их единственная задача заключается в том, чтобы сохранить в памяти свою историю до лучших времен.

— Да извинит меня ваша милость, — сказал наконец государственный советник, — но в городе меня ждут важные дела. Я нашел себе новую наложницу. Может быть, вы, милостивый государь, проедетесь со мной немного?

Арнас Арнэус встал, кончив курить.

— Моя коляска меня ждет, — сказал он.

— Да, кстати, о грузе веревок на корабле в Хольмен, — сказал государственный советник, надевая плащ, — я расследую это дело. Канцелярия всегда готова рассмотреть прошения исландцев о ковком железе, вине для причастия и веревках. Может быть, в этом году удастся послать больше кораблей, чем в прошлом.

Глава шестая

В первую весну после чумы на альтинг приехало так мало народу, что приговоры не выносились. Из многих округ ни один человек не явился на тинг, приходилось откладывать казнь преступников, поскольку палачи-христиане тоже погибли от чумы, а ненадежных мошенников, предлагавших свои услуги, чтобы отрубать головы мужчинам и топить женщин ради собственного удовольствия, не допускали к реке, носившей название Топора правосудия. И все же на тинге была казнена Хальфридур из Мюлатинга, родившая ребенка от того самого Ульвара, который был казнен в прошлом году. Дело в том, что на альтинг из Мюлатинга прибыл только один человек, приведший с собой Хальфридур, и он наотрез отказался тащить ее живой обратно через всю страну, через множество рек. Тогда добрые люди собрались с силами и утопили женщину в пруду.

Теперь наша повесть возвращается к старому Йоуну Хреггвидссону, жившему на своем хуторе в Рейне. Нет ничего удивительного, что он в это время тоже отложил попытку добиться нового вызова в верховный суд, как это было ему предписано эмиссарским судом. Его голова была занята другими делами. А те немногие представители власти, которые не умерли и не были похоронены, тоже были заняты не Йоуном Хреггвидссоном, а чем-то другим. Годы шли. Но когда мор прекратился и людям стало немного легче, до Йоуна дошел слух, что высшие власти, пришедшие на смену умершим, как будто не совсем забыли его старое дело. В стране никто не сомневался, что должность эмиссара была совершенно особой, он был поставлен судьей над судьями, п его приговоры обжалованию не подлежали. Те, кого он осудил, не питали надежды на помилование. А с теми, кого он оправдал, не могло случиться ничего плохого. Но когда он закончил свою миссию, оказалось, что легче установить, кто осужден, чем кто оправдан. Оправданные исчезли. Оправдание их не имело никаких последствий. Человек, унизивший высокопоставленных, чтобы поднять униженных, не получал никаких доказательств народной благодарности. Напротив того: люди горевали об унижении и падении судьи Эйдалина,

Йоун Хреггвидссон был одним из тех, кто вернулся домой в полной растерянности после приговора эмиссарского суда на Эхсарау весной перед чумой. Он был одновременно оправдан и осужден. Его дело, несомненно, явилось причиной серьезнейших обвинений против Эйдалина, и ничто не сыграло такой большой роли в падении судьи, как смертный приговор, давным-давно вынесенный этому человеку на основании доказательств, которые в лучшем случае можно было назвать подозрениями. Однако эмиссару не удалось доказать обвинение Эйдалина в том, что тот шестнадцать лет назад вступил в сговор с Йоуном Хреггвидссоном не оглашать на альтинге вызов в верховный суд, который он привез с собой из Копенгагена. Никаких свидетельских показаний о таком сговоре не было, и Йоуну — бедному крестьянину-арендатору — было вменено в обязанность получить новый вызов в верховный суд и просить заново пересмотреть свое старое дело.

Когда Эйдалин пал, а чума лишила Скаульхольт его украшения и чести, поскольку епископ и его супруга — дочь судьи — скончались и, кроме того, исчезли и другие важные лица, которые, возможно, захотели бы продолжать процесс, Йоун Хреггвидссон подумал, что вряд ли кто посетует на него за то, что он медлит с новым вызовом. Но дело обернулось иначе, чем он себе представлял.

На другую весну после чумы можно было снова созвать тинг на Эхсарау, вновь было достаточно людей, чтобы казнить преступников и составить новую петицию королю. Председательствовали на альтинге тогда заместитель главного судьи и окружной судья Йоун Эйольфссон и ландфугт Бейер из Бессастадира.

Тинг подходил к концу, и ничто не указывало на то, что будет пересматриваться старое дело. Весна была суровая, холодная, и те немногие члены суда, которые взяли на себя труд ехать на тинг через наполовину вымершие поселки, где немногие выжившие еще ходили, шатаясь, после перенесенного тяжелого удара, были измучены и подавлены. Но однажды ночью, незадолго до конца тинга, когда члены его уже забрались под свои овечьи шкуры, в Тингведлир прискакал незваный гость. Это была женщина. Она ехала верхом в сопровождении трех слуг и множества коней через каменистую пустыню Кальдидаль, образующую границу между двумя частями страны. Эта женщина сошла с коня у дома окружного судьи и сразу же направилась к ландфугту Бейеру. После того как она пробыла там некоторое время, Бейер послал за окружным судьей. Его разбудили, и он направился к дому Бейера. Никаких свидетелей того, что говорилось на этой встрече, не было. Вскоре после этого неизвестная женщина ускакала из Тингведлира.

В ту же ночь были разбужены двое слуг окружного судьи: их послали с письмом на запад в Скаги, чтобы они нашли крестьянина Йоуна Хреггвидссона из Рейна и привезли его с собой на тинг.

На другой день после этого довольно жалкий суд начал рассматривать дело крестьянина-арендатора в этом злосчастном месте — Тингведлире на Эхсарау. Здесь даже дом ландфугта совсем развалился, как будто королевская власть более не считала нужным поддерживать чиновный блеск в Исландии с ее непогодой, бурями и градом, постоянными спутниками исландцев — этих скрюченных и вымирающих уродцев в человеческом образе. Исландская непогода — это мельница, смалывающая все, кроме базальтовых скал, съедающая и доводящая до гниения все, созданное рукой человека, лишающая все не только цвета, но и формы. Резные ставни на окнах этого королевского здания были либо сломаны, либо разбиты, все железные предметы заржавели, двери рассохлись и покосились, оконные рамы были сорваны с петель, стекла повылетели, королевский герб почти стерся. А датский ландфугт Бейер был мертвецки пьян каждый день в течение всего тинга.

Исландский верховный суд заседал в ветхой лачуге, которая когда-то называлась домом правосудия. Земля, осыпавшаяся с торфяных стен на жалкий дощатый пол, никем не убиралась. По этому полу, хромая, шел Йоун Хреггвидссон из Рейна, седой, стонущий, с одышкой.

Заместитель главного судьи Йоун Эйольфссон спросил, как это получилось, что он не выполнил обязательства, возложенного на него два года назад особым королевским судом на Эхсарау, и не передал свое дело в верховный суд.

Йоун Хреггвидссон снял свою вязаную шапчонку, и все увидели его белые волосы. Он стоял, смиренно склонясь перед судьями, не осмеливаясь взглянуть на них. Он сказал, что он старый человек, которому изменяют и зрение и слух, которого мучит подагра, и что те небольшие умственные способности, которые были у него в молодости, теперь совсем пропали. Ввиду того что он не в состоянии защищаться, он просил назначить ему защитника. На эту просьбу не обратили никакого внимания, но занесли ее в протокол и быстро перешли к следующему делу, поскольку был последний день тинга и надо было пропустить как можно больше дел, пока судьи не напьются, что неизменно случалось каждый день после полудня. Йоун Хреггвидссон решил, что на этом тинге его дело больше слушаться не будет, сел на своего одра и поехал к северу вдоль Леггьяброут домой. Когда снова нашлось время для его дела, он исчез. Тогда дело начали слушать в его отсутствие, без всякого соблюдения судебных норм, и приговор гласил: поскольку этот Йоун известен своим дурным и непристойным поведением, поскольку он, будучи обвинен в убийстве, тем не менее не передал по назначению двух охранных грамот королевского величества и грамоты о представлении ему отпуска королевской милицией, а также не предъявил прежнего вызова в верховный суд и, наконец, не удосужился получить новый, как это было предписано ему приговором эмиссарского суда; поскольку он ушел с тинга, не желая в силу своей виновности отвечать по своему делу, следует указанного Йоуна Хреггвидссона схватить и отдать под надзор окружного судьи в Тверотинге и в то же лето, как только это станет возможным, отправить на копенгагенском корабле в каторжную тюрьму Бремерхольм, где заставить работать на каторжных работах в крепости. Половину же его имущества передать в собственность его королевского величества.