Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ТЕЛЯТНИКОВ. Позвольте, я ничего не понимаю. Кто вы такой и что вам надо?
НЕЗНАКОМЕЦ. Скажите! Он ничего не понимает, но он уже бледен, как полотно. Вы — похититель этой моей гравюры. Это — мягко выражаясь. Вы пришли в магазин «Факелы», рылись там на полках и утащили принадлежащий мне портрет Фомы Торичелли!
ТЕЛЯТНИКОВ. Но как вы смеете! Это ложь! Я не позволю!..
Я купил эту гравюру в магазине «Факелы». И это вовсе не портрет Торичелли, это портрет основателя итальянской бухгалтерии Луки Паччиоли.
НЕЗНАКОМЕЦ. Ну да!.. Я и говорю: Луки Пачиноли. Это друг моего деда, гвардии капитана Мутузова. Вы, мягко выражаясь вор! Что? Нечего, нечего хвататься руками за сердце. Сейчас же снимайте картину! Немедленно!
ТЕЛЯТНИКОВ. Но, но… я жаловаться буду!
НЕЗНАКОМЕЦ. Жаловаться? Хе-хе!.. Я вам пожалуюсь! Вы знаете, с кем имеете дело? Не угодно ли! (Вытаскивает из кармана какую-то бумажонку и размахивает ею перед носом Ивана Никаноровича.) Что? А? В два счета, в два счета! (Отпихивает Телятникова, лезет на диван, чтобы снять картину. Телятников падает в кресло, он почти в обмороке.)
ТЕЛЯТНИКОВ. Пощадите!..
БОЙ ВАСИЛИЙ (всё время стоявший в открытых дверях в переднюю, бросаясь к Незнакомцу и стаскивая его с дивана). Ваша цу, ваша Йорка игоян Тезминитов. Ваша не могу карабчи! Капитан хороший люди есть!
НЕЗНАКОМЕЦ (обороняясь). Цу, ты, морда! Вон! (Падает, сшибленный с ног Василием.) Ах ты вот как? Ну, ну, я пошутил! Я сейчас уйду!
ВАСИЛИЙ (бьет Незнакомца по лицу). Нетуля уйду, полица ходи. Моя ваша знай. Ваша машинка есть!
НЕЗНАКОМЕЦ (Телятникову, который несколько пришел в себя). На ваших глазах бой бьет русского человека, и вы молчите! Я апеллирую к вашему русскому национальному сознанию. (Василию.) Стой, стой, не крути руку. Я ухожу.
Мурочка своим ключом отворяет входную дверь и бежит через переднюю в гостиную. За нею тихонько входит Тезеименитов.
НЕЗНАКОМЕЦ (Тезеименитову). Меня бьют, помогите! Вы ничего мне не сказали про их боя. С вас еще десять рублей. Никак не меньше!
VI
Сейчас мы подошли к самому напряженному моменту этой Телятниковской истории. Тут от автора требуется…
Впрочем, от автора в данном случае ровно ничего не требуется, ибо он ничего не сочиняет, т. е. не выдумывает: он лишь вполне точно, ничего от себя не привнося, живописует истинные события в их последовательном течении. Другими словами, рассказ о портрете Луки Паччиоли и о происшествиях вокруг него — не писательская вольная фантазия, а не так уж удаленная от нас городская быль.
Излагая события, мы уже два раза отступали от повествовательной формы, от стиля рассказа, применяя форму драматическую. Изменим мы повествовательному стилю и в третий раз — отступим в чисто прозаическое рассуждение о сущности человеческих трагедий.
Тут, конечно, следует вспомнить о роке и о герое, который вступает с роком в борьбу. Это с одной стороны. С другой же, не находят ли дорогие читатели, что в истории Телятникова создается какая-то трагическая ситуация? В ней действуют какие-то могущественные силы; и точки приложения их, т. е. люди как ни топорщатся, ни пыжатся, но, в конце концов, все-таки исполняют их веления.
Рок (если уж выражаться как древние греки) разрушает чистые мечты Ивана Никаноровича, являясь в гостиную в виде усатого Неизвестного; но в то же время и тонко задуманный план Тезеименитова рок рассеивает руками здоровенного боя Василия. Видимо, древний рок измельчал и расщепился на отдельные крупинчатые рокики (или, если угодно, рочики), и эти дробненькие судьбочки только путают мещанскую жизнь, не доводя ее до подлинной катастрофы.
Так, конечно, оно и есть. Ведь героя-то в телятниковской истории никак не найти!
Ведь не Иван же Никанорович герой? Нет, он уж слишком глуповат для такой роли. К тому же, обязанность героя погибнуть в борьбе; Телятников же, как покажет дальнейшее, наоборот, процветет и успокоится.
Василий Константинович Тезеименитов? Но он способен только к нарушению уголовных законов, он — клоп. Клопов же не уничтожает даже землетрясение! Они выживают под развалинами городов и государств, чтобы затем наводнить кровати грядущих поколений. Мурочка? Боже мой, сколько жен желает смерти надоевшим мужьям, и сколько мужей вздыхают облегченно, провожая на кладбище останки своих благоверных!
А стало быть, трагическая ситуация телятниковской истории кроется не в сердцах и душах отдельных ее персонажей, а в самой пакостности жизни, которую им навязала судьба. Судьба… и вот мы опять добираемся до рока. Стало быть, телятниковская история — трагедия, хоть и не совсем греческая, а скорее специфически мещанская.
А может быть, и ничего подобного.
— Какая же тут трагедия? — захохочут многочисленные знакомые Ивана Никаноровича, прочитав эти строки и узнав в них своего знакомого. — Помилуйте! Ведь Телятников-то выздоровел, растолстел, и чудесный сын у него восьми лет… И дом себе недавно Телятников купил… Трагедия!.. Подавай Боже каждому побольше таких трагедий. А если что насчет его Мурочки, так с кем этого не случается? Не всякое лыко в строку!
И кто скажет, что они не правы?
Да, да, конечно!.. Тем более, что и Тезеименитов очень скоро исчез из поля зрения ученого бухгалтера.
Потеряв надежду на безвременную кончину Ивана Никаноровича и, следовательно, на завладение его гардеробом и скромными сбережениями, Тезеименитов, трезво рассудив, решил, что продолжать разыгрывать эту слишком затянувшуюся скучную партию уже не имеет смысла и лучше ее грациозно проиграть. Тем более что на его горизонте замаячила некая вдовушка с капиталом и домом.
Свой уход шахматист провел не без грации.
— Знаешь что, мой ребеночек? — сказал он однажды Мурочке. — Я не хочу, чтобы мой сын носил это глупое имя — Лука. Оно какое-то хамское.
Мурочка в душе была вполне согласна со своим возлюбленным. Имя Лука ей тоже не нравилось. Но ведь ее первенцем мог быть совсем не мальчик, а девочка, и она сказала об этом Тезеименитову. Шахматист не нашел возражений. Но затем Мария Ивановна сделала тактическую ошибку. Она сказала:
— Но если будет мальчик, муж никак не согласится на другое имя. Я это теперь знаю. И надо будет ему уступить.
Тезеименитов тотчас же воспользовался этим неверным ходом своей возлюбленной.
— А какое мне дело до какого-то Ивана Никаноровича, если отец — я? — резко сказал он.
— Но… он мой муж!
— Мне всё это надоело! — отрезал Тезеименитов, поднимаясь с дивана (они сидели в гостиной). — Муж, сын. Лука… какой-то бой, который почти рычит на меня. Я от всего этого даже хуже стал играть. Как хочешь!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Мемуары генерала барона де Марбо - Марселен де Марбо - Биографии и Мемуары / История
- Вместе с флотом - Арсений Головко - Биографии и Мемуары
- Черные камни - Анатолий Владимирович Жигулин - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Подлинная судьба Николая II, или Кого убили в Ипатьевском доме? - Юрий Сенин - Биографии и Мемуары
- Призраки дома на Горького - Екатерина Робертовна Рождественская - Биографии и Мемуары / Публицистика / Русская классическая проза
- Литературные первопроходцы Дальнего Востока - Василий Олегович Авченко - Биографии и Мемуары
- Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи - Биографии и Мемуары
- Телевидение. Взгляд изнутри. 1957–1996 годы - Виталий Козловский - Биографии и Мемуары
- Жизнь и приключения русского Джеймса Бонда - Сергей Юрьевич Нечаев - Биографии и Мемуары