История России: конец или новое начало? - Ахиезер А.

Таков был выбор и одновременно вызов, перед которыми оказалась Россия при президенте Путине. «Дело ЮКОСа» показало, что выбор был сделан в пользу «вертикали власти» и, соответственно, в пользу бюрократии30. Но это означало, что личностный потенциал, накопленный к тому времени в отечественном бизнесе, государством оказался невостребованным.

К концу правления Ельцина в возрожденном российском предпринимательстве обозначились две тенденции.

С одной стороны, оно тяготело к сращиванию с политической и административной властью и укреплению своих позиций в коррупционно-теневом союзе с ней, что заметнее всего обнаружилось в феномене ельцинских «олигархов». При такой установке энергия и предприимчивость бизнесменов проявлялись главным образом в подковерной борьбе за распределение еще неприватизированной государственной собственности и получение должностей во властных структурах, что увеличивало их шансы на успех в этой борьбе и обеспечивало конкурентные преимущества их бизнесу. Понятно, что после попадания во властную элиту или сближения с ней предприниматели претендовали на роль субъектов социально-политической и технологической модернизации страны еще меньше, чем другие элитные группы. Движение к правовому порядку, формирование конкурентной среды и делового климата, стимулирующего инновации, с их непосредственными интересами не сочетались и не соотносились.

30 Характеризуя особенности возникшей при Ельцине и стабилизированной при Путине государственной системы, Г. Явлинский пишет: «Это в первую очередь преобладающая или, во всяком случае, очень большая роль, которую в качестве регулятора экономической жизни играют неформальные отношения, существующие и действующие вне рамок официального права ‹…› Правовая система регулирования административных отношений на практике не действует ‹…› Права контроля над теми или иными прибыльными сферами, особенно на региональном уровне, открыто распределяются узким кругом лиц, обладающих фактической властью ‹…› Государство фактически устранилось от функции гаранта исполнения контрактного права ‹…› Административная власть, со своей стороны, активно использует свой властный ресурс для участия в предпринимательской деятельности ‹…›, соединяя в ее рамках государственные возможности и частный высокорентабельный бизнес, что позволяет им (чиновникам. – Авт.) выводить себя и подконтрольный им бизнес из сферы действия законов конкуренции ‹… › В сфере собственно бизнеса не существует единых для всего экономического пространства и документально оформленных правил ведения операций, которых бы придерживалось подавляющее большинство хозяйствующих субъектов» (Явлинский ГА. Периферийный капитализм: Лекции об экономической системе России на рубеже ХХ-ХХI веков. М., 2003. С. 78-80). Эти констатации во многом подтверждаются эмпирическим материалом (см.: Клямкин ИМ., Тимофеев Л.М. Теневая Россия. М., 2000; Власть, бизнес и гражданское общество. М., 2003).

С другой стороны, в российском бизнес-классе постепенно вызревали и иные установки. Несмотря на то, что приобретение собственности в ходе приватизации, как правило, не было обусловлено особыми личностными качествами и предпринимательскими талантами приобретателей, эффективные собственники в стране появились. Это произошло прежде всего в отраслях, обслуживающих массового потребителя (например, в пищевой), а также в тех, продукция которых пользуется спросом на мировых рынках (главным образом в сырьевых и в металлургии). Иными словами, на развалинах экстенсивной советской экономики стали возникать анклавы интенсивного рыночного хозяйствования, оснащенные западными технологиями и современным менеджментом, а нередко и при участии иностранного капитала.

Можно сказать, что в данном отношении постсоветская Россия тоже восстанавливала преемственную связь с Россией досоветской. В том и другом случае речь идет о мобилизации личностных ресурсов предпринимательского класса на интенсификацию хозяйственной деятельности и технологическую модернизацию. Но в том и другом случае мы сталкиваемся с частичной интенсификацией и локальной модернизацией посредством заимствованных зарубежных инноваций при отсутствии в стране инновационной среды и стимулов для ее возникновения и развития. Причина – одна и та же. Она – в традиционных взаимоотношениях российского бизнеса и российского государства, при которых первый выступает инструментом в руках второго и на роль самостоятельного субъекта, не говоря уже о социальном лидерстве, претендовать не может. В постсоветской же России ситуация усугубляется еще и наследием коммунистической эпохи, доведшей огосударствление экономики до предела и разрушившей юридически-правовые механизмы, которые начали складываться в России Романовых и в определенной степени ограничивали произвол бюрократии по отношению к бизнесу.

Неудивительно, что именно та часть современного предпринимательского класса, которая ощутила готовность и способность быть самодостаточным игроком на рынке, начала тяготиться навязанным коррупционно-теневым союзом с бюрократией и испытывать потребность в правовом порядке. Однако в логику консервативной стабилизации этот запрос не вписывался. Пресекая первую из отмеченных нами тенденций («олигархические» притязания бизнеса, его стремление приватизировать государство), «стабилизаторы» заблокировали и вторую (установку части бизнесменов на освобождение от опеки бюрократии и желание не допустить ее превращения в монопольного и бесконтрольного собственника государства). Но это и означало, что накопленные в предпринимательской среде личностные ресурсы, необходимые для социально-политической и технологической модернизации, не были востребованы.

Таким образом, субъектом инноваций российскому бизнесу в обозримом будущем стать не суждено: при отсутствии правового порядка и сопутствующем дефиците доверия к государству он не будет вкладывать деньги и предпринимательскую энергию в развитие ни тех отраслей, что остались с советских времен, ни новых производств, которых в стране еще нет. Поэтому по-прежнему будет сохраняться устаревшая производственно-отраслевая структура экономики, равно как и слабая конкурентоспособность последней31. Если учесть, что время государственных модернизаций «сверху» в постиндустриальном мире стало навсегда прошедшим, то демобилизация личностного потенциала предпринимательского класса предстанет неосознанным отказом от модернизации как таковой.

Консервативная стабилизация Путина восстанавливала отечественную государственную традицию, в которой частному бизнесу отводилась вспомогательная роль и в которой его статус был заведомо ниже по сравнению со статусом дворянства и бюрократии. Его социальное, а тем более политическое лидерство этой традицией исключалось уже потому, что означало разрыв с ней. Сформировавшаяся при таких обстоятельствах отечественная буржуазия оказалась неготовой к тому, чтобы направить страну по буржуазному, т.е. западному пути развития после обвала самодержавной государственности в феврале 1917 года. Но тогда этому препятствовала и догосударственная, общинно-вечевая культура крестьянского большинства, отторгавшая саму идею частной собственности. В постсоветской урбанизированной России такого рода препятствия отсутствуют, о чем свидетельствует уже то, что

31 Эксперты констатируют, что конкурентоспособность России на мировых рынках поддерживается в основном нефтью, газом, металлами и вооружениями, а внутренняя конкурентоспособность имеет место главным образом на рынке продовольственных товаров (Ясин Е., Яковлев А. Указ. соч. С. 18, 21). При этом экспорт новейших продуктов, например, вычислительной техники, составляет настолько незначительную долю, что официальная статистика, как правило, даже их не выделяет (Там же. С. 14). Исследователи отмечают также, что «низкие темпы модернизации обусловлены недостатком не столько финансовых ресурсов, сколько стимулов деловой активности» (Там же. С. 50).

представители бизнеса даже выигрывали региональные выборы и становились губернаторами. Однако после отмены этих выборов личностные ресурсы предпринимательского класса если и будут востребованы бюрократически-авторитарной «вертикалью власти», то лишь на предписанных ею условиях, т.е. на условиях содействия ее дальнейшему укреплению, а не ее модернизации. Тем более что и выборные руководители регионов вынуждены были к «вертикали» адаптироваться, а влиять на ее трансформацию не могли. В свою очередь, при ее сохранении и укреплении личностные ресурсы не могут быть мобилизованы и на модернизацию экономики. И речь идет не только о ресурсах бизнес-класса, но и о личностном потенциале широких слоев населения.