Великое море. Человеческая история Средиземноморья - David Abulafia

интерес к Кипру был чисто стратегическим, после приобретения огромной доли Великобритании в Суэцком канале, и его ценность возросла, когда Великобритания установила свое господство над Египтом в 1882 году. Владение Кипром давало Британии контроль над базами на всем пути от Гибралтара до Леванта через Мальту, но Британия приобрела котел, в котором анатагонизм между киприотами двух конфессий не ослабевал, а усугублялся из-за жизни под властью третьей стороны: греческие островитяне все больше настаивали на том, что судьба острова лежит в пределах Греции, а турецкие островитяне боялись, что то, что происходит с турками на Крите, начнет происходить и на Кипре. К началу двадцатого века турки-киприоты с интересом следили за реформаторским движением младотурок в Османской империи, и у них начало формироваться чувство национальной идентичности, которое еще больше усилилось в результате конкуренции с греческим национализмом.16 Разрушение Османской империи сопровождалось все более решительными проявлениями национальной идентичности, которые грозили разорвать общество, где когда-то различные этнические и религиозные группы жили в определенной степени гармонии.

 

IV

 

В османских землях, где этнические и религиозные группы были разбросаны и перемешаны, формировались национальные идентичности. Неудивительно, что наибольшее смешение народов и вероисповеданий можно было найти в таких средиземноморских портовых городах, как Салоники, Александрия и Смирна. Салоники, в частности, стали ареной борьбы между турками, славянами и греками, хотя в 1912 году евреи были самой многочисленной группой населения города, а еврейских стивидоров было так много, что доки закрывались по субботам.17 Как заметил Марк Мазоуэр, в городе использовались четыре основных шрифта и четыре календаря, поэтому вопрос "В котором часу сегодня полдень?" имел определенный смысл.18 В значительной части города основным языком был иудео-испанский, принесенный сефардскими изгнанниками после 1492 года. Названия синагог все еще напоминали о местах происхождения салоникских евреев: была синагога каталонцев, "Сарагосса" (в действительности Сиракузы на Сицилии), а также синагога, прозванная "Макаррон", поскольку ее посещали евреи апулийского происхождения, которые, как считалось, разделяли любовь итальянцев к макаронам.19

Было бы ошибкой романтизировать Салоники. В 1911 году в одной из ладинских газет, La Solidad Ovradera, было высказано мнение, что

Салоники - это не один город. Это сопоставление крошечных деревень. Евреи, турки, дёнмехи [последователи Шаббетая Зеви], греки, болгары, западники, цыгане - каждая из этих групп, которые сегодня называют "нациями", держится в стороне от других, словно опасаясь заразиться.20

Конечно, газета под названием "Рабочая солидарность", возможно, предлагала не самый объективный взгляд на отношения между этническими группами, желая, скорее, преодолеть национальные чувства и создать единое пролетарское сообщество. Некоторое представление о легком повседневном взаимодействии между евреями, турками и другими можно получить из рассказа Леона Сциаки о его детстве в Салониках конца XIX века; здесь показано, как зажиточная еврейская семья поддерживает теплые отношения с болгарскими крестьянами, которые снабжали отца Сциаки зерном, которым он торговал, а на улицах города молодой Сциаки получал много любезностей от соседей-мусульман и христиан, которые часто были готовы помочь представителям других общин, когда вспыхивали беспорядки.21

Сефардский иудаизм всегда был более открыт для окружающих культур, чем зачастую более строгие формы иудаизма, исповедуемые ашкеназами в Восточной Европе, и, по мере того как западноевропейское влияние становилось все более сильным в османском мире, еврейская элита становилась вестернизированной в манерах и речи. Сефардская идентичность была неоднозначной. В идеале она должна была сочетать в себе западную утонченность и восточную экзотику - эту точку зрения разделял Дизраэли в Великобритании. Уже в детстве Леон Сциаки носил западную одежду, что было явным признаком социального и экономического статуса его семьи и ее культурных устремлений, а самая богатая еврейская семья Салоник, Аллатини, окружала свой дом лучшими предметами обстановки как с Востока, так и с Запада.22 Начиная с 1873 года, через новые школы Альянса Исраэлит Юниверсал, французский язык начал массово распространяться среди евреев Салоник, вытесняя ладино, который некоторые считали языком низших классов (в Александрии французский тоже становился de mode, даже de rigueur, среди еврейской элиты). К 1912 году в АИУ обучалось более 4 000 учеников - более половины детей в еврейских школах города.23 Салоникийцы и александрийцы не беспокоились о французском культурном империализме, которому они поддавались; не только евреи, но и все преуспевающие горожане по всей Османской империи рассматривали французский язык как знак отличия.

Хотя турки все еще правили Салониками, они знали, что, несмотря на меньшинство, у них есть преимущество. Сциаки рассказывал, как в 1876 году вспыхнули беспорядки, когда отец-болгарин обратился к иностранным консулам с просьбой предотвратить свадьбу его дочери с турком; французский и немецкий консулы совершили кардинальную ошибку, войдя в мечеть во время вспышки гнева, и были линчеваны.24 К 1900 году волнения между различными общинами стали еще более интенсивными. Греки были воодушевлены распространением образования: теперь детей учили их родному языку в нормальных школах, и они могли смотреть на юг и видеть, что их братья живут в независимом греческом королевстве. Славяне стали очень беспокойными. В 1890-х годах радикальные македонские славяне, говорившие на болгарском языке, объединились во Внутреннюю македонскую революционную организацию (ВМРО), добиваясь автономии для обширных османских провинций между Салониками и Скопье, но они рассматривали Салоники как очевидную столицу и намеревались придать этим землям болгарскую культурную идентичность. Это было нетерпимо для греков Салоник, которые обязывали турок информацией о деятельности ИМРО.25 Вскоре в ИМРО решили, что настало время для решительных действий. В январе 1903 года его агенты приобрели небольшую бакалейную лавку напротив Оттоманского банка, в которой работал угрюмый болгарин, не желавший продавать выставленный им огромный товар. Однако ночью магазин ожил, когда команда ИМРО прорыла под дорогой шахты под красивым зданием Оттоманского банка. Тоннельщиков чуть не поймали, потому что они перекрыли одну из городских канализаций, лежавшую поперек их пути, и отель "Коломбо", расположенный неподалеку, пожаловался, что его водопровод перестал работать. 28 апреля они взорвали свои бомбы, разрушив банк и несколько соседних зданий.26

Салоники ощущали сильную пульсацию перемен в турецком правительстве, поскольку младотурки заявили о себе, и политические реформы витали в воздухе. Политические неурядицы в Средиземноморье лишали Салоники средств к существованию: итальянские товары бойкотировались после вторжения итальянцев в Триполитанию в 1911 году, а торговля с Триестом бойкотировалась из-за того, что австрийцы, по спорным причинам, взяли под контроль Боснию. Богатые Аллатини наелись досыта и уехали в Италию. Османская власть рушилась быстрее, чем когда-либо, и не было большой неожиданностью, когда в 1912 году греки вошли в Салоники и захватили их как свою родину. К сожалению, туда же прибыли болгарские войска, которые не желали уходить; даже когда их удалось