Тьма сгущается - Гарри Тёртлдав

— Ну, тут не знаю, — ответил Леофсиг, пожав плечами, — но девушек на свете много, а брат у меня один.

Про себя он недоумевал, куда же подевались в таком случае все эти девушки. Фортвежки из хороших семей в Громхеорте были уже почти все сговорены — как и Фельгильда. Каунианки из хороших семей в последние месяцы торговали собой на улицах — альгарвейцы не позволяли им зарабатывать на хлеб иным способом. Мысль о том, чтобы воспользоваться их услугами, одновременно пугала Леофсига и вводила в искушение.

Отец вздохнул.

— А мне теперь придется объяснять Эльфсигу, что о помолвке объявлять не время… и еще придумать какую-нибудь причину, чтобы он не принялся докапываться — отчего.

— Прости, отец, — промолвил юноша. — Я правда не хотел, чтобы до этого дошло.

Женившись на Фельгильде, он мог бы затащить ее в постель без всяких сложностей. Леофсиг отчаянно завидовал брату, который не поддался трудностям — дважды не поддался, поскольку его возлюбленная была каунианкой.

— Верю. Себя помню в твои годы, — ответил Хестан и хмыкнул — должно быть, вспомнил о чем-то.

Леофсиг попытался представить отца похотливым юнцом. Не получилось.

— Но тебе не за что извиняться — передо мной, во всяком случае, — продолжал Хестан. — Я уже сказал, что горжусь тобой.

Он погладил бороду, задумчиво глядя в пространство. Леофсиг как-то вдруг заметил, что отцовская борода почти совсем поседела, хотя волосы оставались темными, — и сам изумился. Перемены произошли с начала войны; вот и еще одна беда на ее счету…

— Ну и что нам делать? — пробормотал Хестан.

— Что-нибудь придумаю, — ответил Леофсиг.

Отец покачал головой.

— Ты не бери в голову. Так или иначе, мы с матушкой разберемся. И — так или иначе — успокоим Эльфсигову душу.

— Скажи ему, что я в солдатском бардаке подхватил дурную болезнь, — посоветовал Леофсиг.

— На это альгарвейцы постоянно жалуются, — ответил Хестан, презрительно фыркнув. — Правда, раз никто другой в их бордели не наведывается, они и не спрашивают, от кого у девочек дурная болезнь. — Он усмехнулся. — Не, думаю, твоему несостоявшемуся тестю мы скажем что-нибудь другое.

— А что?

Леофсиг не был настолько склонен волноваться попусту, как его отец или брат, но распрощаться с девушкой, на которой уже почти собрался жениться, — это вам не фунт оливок!

— Что-нибудь подходящее, — твердо промолвил отец. — Мы с мамой придумаем, что. А ты не волнуйся. Если столкнешься с Фельгильдой на улице, делай вид, будто ничего не знаешь.

— Ну ладно. — Какой из него выйдет лицедей, Леофсиг тоже не знал, но надеялся, что выяснять не придется. Юноша широко зевнул. Нет, все треволнения придется отложить до утра. — Доброй ночи, отец, — проговорил он, вставая из-за стола. — Спасибо.

— Рано благодарить, когда ничего еще не сделано, — молвил Хестан. — Но, думаю, мы на твою беду найдем управу.

Когда на следующее утро Леофсиг явился на кухню, собираясь позавтракать овсянкой и прихватить приготовленные сестрой на обед хлеб с маслом, лук и сыр, матушка уже месила тесто. Печь хлеб самим было дешевле, чем покупать у пекаря; с тех пор, как рыжики заняли Громхеорт, Эльфриде и Конберге все чаще приходилось вставать к печи. Тесто было какого-то неправильного цвета — должно быть, пшеничную муку разбавили овсяной. Спасибо, хоть не молотым горохом или чечевицей, как в самые голодные месяцы минувшей зимы.

— Кажется, мы с отцом нашли чем успокоить семью Фельгильды, чтобы те не слишком обижались, когда мы разорвем вашу помолвку, — заметила Эльфрида. — Придется раскошелиться — но для чего еще нужны деньги, как не для того, чтобы подмазать нужных людей.

— На меня и так потратили слишком много, — пробурчал Леофсиг, набив овсянкой рот, потом отхлебнул кислого красного вина и продолжил: — Сколько народу вам пришлось подмазать, когда я удрал из лагеря для военнопленных?

— Неважно, — ответила мать. — Кроме того, те, кому мы заплатили, уже сгинули кто куда. А нынешние альгарвейские жандармы и не заподозорят неладного.

Спорить он не стал — времени не было. Прихватив полотняный мешок с обедом и жестяную флягу, наполненную тем же кислым вином, юноша поспешил к дверям.

В лучах утреннего солнца Громхеорт казался таким же сонным, каким чувствовал себя Леофиг. Лишь немногие прохожие могли слышать птичье пение, которым стаи пернатых встречали рассвет.

И кауниан среди этих немногих не было. Почти всех светловолосых жителей города согнали в отдельный квартал — с четверть того района, что занимали они прежде, — и вдоль ограды этих выселок прохаживались альгарвейские жандармы, выпуская в город только тех, кто выходил на заработки. Дорожные рабочие относились к этой категории. Шлюхи тоже.

Леофсиг махнул рукой Пейтавасу, который спорил о чем-то с жандармом у ворот. Светловолосый дорожник помахал ему в ответ и, когда жандарм наконец отвязался, вместе с Леофсигом двинулся к западным городским воротам.

— Тебе не следовало бы обходиться со мною как с человеком, — промолвил Пейтавас на своем языке. — Этим ты настроишь против себя и своих соплеменников, и рыжиков.

«Как с человеком». Каунианский язык мог временами быть безжалостно точен. Во всяком случае, тонкие оттенки смысла он передавал лучше, чем безалаберный фортвежский.

— Я бы не сказал, что это противоречит истине, — ответил Леофсиг тоже по-кауниански.

— Знаю, — отозвался Пейтавас. — Это доказывает мою правоту, не так ли?

Больше он ничего не сказал, как Леофсиг ни пытался его разговорить, и нарочно забрался в другую подводу, чтобы не ехать вместе с юношей. Тот пробурчал себе под нос что-то нелестное. И что прикажете делать с человеком, который не желает, чтобы с ним обходились по-людски? Что каунианин может пытаться защитить его, юноше даже в голову не пришло.

К тому времени, когда они добрались до места, и тем более когда рабочий день закончился, Леофсигу уже было все равно. Когда рабочие ехали обратно в Громхеорт, на одной подводе с юношей не оказалось ни единого каунианина, но и это его не смутило. Протаскав булыжники целый день, Леофсиг почти засыпал на ходу.

В надежде не только смыть грязь и пот, но и слегка встряхнуться, окатившись сначала горячей, а потом ледяной водой, он раскошелился на медяк и заглянул по дороге в общественную баню близ герцогского замка. Стоя под дырявым ведром, Леофсиг даже не пытался представить себе обнаженных красавиц на женской половине бани и лишь тогда понял, как сильно устал.

Одной из этих красавиц, как обнаружилось на выходе, была Фельгильда. Расчесывая еще мокрые волосы, она вышла с женской половины как раз в тот момент, когда Леофсиг переступил порог. Юноша сделал вид, что не заметил ее. Это помогло — на пару секунд, не больше.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});