"Библиотечка военных приключений-2". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Иванникова Валентина Степановна

Отсутствие скромности часто толкало его на необдуманные поступки. Вот и сейчас — вместо того чтобы посоветоваться с товарищами из Стерлитамака, Семенов решил «не выносить сор из избы».

Чем больше накалялись страсти в Темясово, тем мрачнее становился комбриг. Один неосторожный шаг — и опять мятеж, польется кровь, погибнет его репутация удачливого командира.

«Нет, надо взять себя в руки, надо действовать», — внушает себе Семенов. Перед его глазами стоит кряжистая фигура властолюбивого и речистого Сагитова. Этот примазавшийся националист знает, чего хочет. Окажись он прав сейчас в деле с Чирковым, того и гляди, еще придется Семенову где-нибудь ходить под его началом.

Эти мысли и сомнения целиком захватывают комбрига. Он уже не в состоянии трезво оценить обстановку.

Бессонной ночью Семенов вспоминает недавние споры по поводу Брестского мира. Эсеры упрекали его, что, выступая за мир с немцами, он невольно протягивает руку тем, кто хочет погубить революцию. А партия тогда сознательно шла на жертвы, покупая передышку, спасая тяжелой ценой революцию. Не всегда победишь наскоком. Тактика должна быть гибкой.

Из этих правильных мыслей рождается неожиданный вывод, успокаивающий бунтующую совесть комбрига. Он ищет и находит в них оправдание для своего созревающего уже решения. «Нет, правы ревкомовцы: приходится лавировать и идти на жертвы, — решает он. — Не сегодня-завтра начнется заваруха, и тогда, наверное, не только Чиркову не сносить головы, но заодно и всем нам. Можно ли допустить до этого? И так слишком много времени потеряно. Чирков сознательный коммунист, проверенный товарищ. Он поймет.

Комбриг внезапно решает: попробую объясниться с ним начистоту.

За столом на табуретках сидят двое. Один — молодой, гибкий — напряженно выпрямился, уставился гневным взглядом в сидящего напротив. А тот привалился крупным телом к столу, склонил свою большую голову.

Комбриг курит, глубоко затягиваясь дымом. На столе горкой лежат окурки. Разговор идет уже не первый час.

Обычно напористый в споре, не слушающий возражений собеседника, Семенов сейчас сдерживает себя, старается говорить тихо. Странная мысль пришла в голову комбригу: уговорить Чиркова добровольно согласиться на расстрел. Начал он издалека, с рассказа о том, что в Баймаке снова появились банды мятежников. Отсюда и плетет он паутину своих доводов. Он знает, чем можно пронять Чиркова, и не торопясь подыскивает слова.

Но чем больше он говорит, тем яростнее возражает ему Данилка. Приходится снова и снова повторять самые убедительные слова.

— Мы оба с тобой коммунисты, — говорит Семенов. — Оба не раз рисковали головой ради общего дела.

— Если потребуется, я и сейчас жизни не пожалею.

— Знаю. Вот поэтому и хочу, чтобы ты понял меня. Выхода нет. Это неизбежность…

— Не тяни! — перебивает его Чирков. — Это я уже слышал. Я требую, чтобы дело было передано в высшую инстанцию!

— Ты как считаешь: пока будет разбираться высшая инстанция, бандиты обождут? Каждую минуту может вспыхнуть мятеж. И все из-за тебя.

— Зря стараешься, комбриг. Хочешь, чтобы погладили тебя по головке, облегчили душу? На сознательность бьешь? Думаешь, что Чирков сам подпишет себе приговор? Нет, не жди, не дождешься. Только помяни мое слово: за все еще ответишь, Чиркова тебе не простят.

Семенов побледнел, встал. Разговор окончен.

Поздним вечером, после того как Чиркова увели, в избу к Семенову постучали. Вошел начальник боевого участка Мельников, возбужденный, взволнованный. Семенов еще не спал, снова и снова припоминая свой разговор с Чирковым. Он обрадовался приходу товарища: было перед кем излить душу. Но Мельников первый начал разговор: — Неладное мы затеваем, комбриг. Семенов выжидательно уставился на Мельникова. Он знал, что Мельников говорит мало, предпочитает молчать, но если уж говорит, то слов на ветер не бросает. Мельников любил не торопясь, обстоятельно все обдумать, прежде чем высказать свое мнение. Но, высказав, уже твердо стоял на своем.

На заседании ревкома Мельников не присутствовал и о сути споров, разгоревшихся там, узнал со стороны. Поначалу и он соглашался с обвинениями, предъявленными Чиркову. Но, зная, кто хочет его смерти, внутренне сопротивлялся требованиям этих людей.

— Если ты считаешь, что одна жертва успокоит мятежников, значит, не так уж велика опасность восстания. Значит, достаточно им почувствовать нашу твердость, и они отступят. Не раздуваем ли мы размеры опасности? Подумай, комбриг. Иногда достаточно протянуть палец, чтобы отхватили руку. Отдашь Чиркова — только масла в огонь подольешь. Надо обезвредить главарей, сеющих смуту, а не идти у них на поводу.

— Прямолинейно рассуждаешь, Мельников. Плохой ты политик. — Семенов овладел собой и покровительственно поглядывал на хмуро слушающего его начальника боевого участка. — Нужно любыми средствами избежать конфликта. Не найдем мы общего языка с крестьянами — революции конец. Дальнейшего напряжения войны мы не вынесем.

— Верно, нужно идти в союзе с крестьянами. Только не могу понять, при чем тут Чирков? Забили тебе мозги, комбриг. Я тебе вот что скажу. — Мельников встал, надел шапку. — Красивыми словами не оправдаешься. Ты по-простому, по-нашему посмотри. Зря губишь человека.

— Что ж ты предлагаешь — выпустить Чиркова на свободу?

— Зачем выпускать? Отправь в Стерлитамак, пусть там разберутся по справедливости и решат, что с ним делать.

— Постой, куда ты? — остановил Семенов уходящего Мельникова. Он чувствовал необходимость еще поговорить с ним, в чем-то оправдаться, что-то внушить ему. Но Мельников только махнул рукой.

— Упрямый. Знаю тебя. Чего словами играться? Все равно тебя не убедишь. Вот тебе мое последнее слово: отправь Чиркова в Стерлитамак!

Не один Мельников был возмущен готовящейся расправой. Весть о приговоре, вынесенном Чиркову, дошла до красноармейцев, до башкир из его отряда, приехавших из Баймака в Темясово вместе с ним. Все знали об аресте Чиркова. Но думали, что это недоразумение, не виновен же он ни в чем, выпустят. Но однажды утром в длинную башкирскую избу, где ночевали красноармейцы, ворвался боец чирковского отряда Диньмухамедов. Недобрая новость, принесенная им, подняла всех на ноги. Из избы на улицу вылилась возбужденная толпа. Кое-кто прихватил с собой оружие. Но революция уже научила этих людей организованным действиям.

— Делегацию послать! — выкрикнул кто-то громко. Десятки голосов подхватили:

— Делегацию!..

Пятеро бойцов отправились к Семенову. Ввалились в избу, где стоял штаб, разгоряченные, шумные и выплеснули в лицо комбригу всю одолевавшую их тревогу.

Семенов по-начальнически строго сказал:

— Говорите толком, чего хотите? И по одному, а не вместе!

Вперед выступил небольшого роста боец, отчеканил:

— Мы требуем освобождения Чиркова!

Сзади его поддержали:

— А то придем с пулеметами и освободим.

Высказав все, делегаты стали сдержаннее.

Семенов пропустил мимо ушей угрозы. В другом случае он мог бы и арестовать делегатов — комбриг был крут и суров. Но сейчас лучше было избежать осложнений. Ничем не выдавая своего волнения, — а приход делегатов сильно встревожил его — Семенов спросил:

— Кто сказал, что Чиркова хотят расстрелять?

Бойцы ответили хором:

— Все говорят. Слух идет.

— Передайте товарищам, что Чиркову не грозит никакая опасность. Слухи о его расстреле распространяют наши враги.

Это было сказано убедительно, веско. Делегаты облегченно вздохнули.

Чем руководствовался Семенов, делая это заявление? Потом он объяснял, что считал необходимым любой ценой успокоить бойцов.

В своем докладе в Башкирский обком партии Семенов впоследствии писал:

«Расстрел Чиркова должен был произвести удар по психологии масс… Толпа, видевшая долгое время кровь, опьяненная этой кровью, обезумевшая от пережитых ею событий, могла успокоиться, только увидев эту жертву. Других выходов из этого положения нет. При боевой обстановке я иначе поступить не мог, этого требовала и политическая, и военная обстановка.