Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

– Сквайра? – с некоторым удивлением осведомилась миссис Гибсон.

Леди Камнор величественно и едва заметно склонила голову, словно говоря: «Если вы не станете меня перебивать, я закончу свою мысль, с вашего позволения».

– Я имею в виду знаменитого путешественника, ученого мистера Хэмли. Насколько мне известно, он приходится сквайру сыном. Лорд Холлингфорд хорошо знает его, но, когда мы приглашали его ранее, он отказался, не дав себе труда объяснить причины, побудившие его к этому.

Неужели Роджера действительно приглашали в Тауэрз, а он взял и отказался? Подобное поведение представлялось миссис Гибсон решительно непонятным.

Леди Камнор тем временем продолжала:

– На сей раз мы намерены любой ценой добиться того, чтобы он посетил нас, а мой сын лорд Холлингфорд вернется в Англию всего за неделю до приезда к нам герцога Атерстона. Полагаю, мистер Гибсон очень дружен с мистером Хэмли. Как вы думаете, он сумеет уговорить его почтить нас своим обществом?

Услышать нечто подобное от гордой и надменной леди Камнор было уму непостижимо. Она говорила о Роджере Хэмли, которого миссис Гибсон два года тому едва ли не выставила из своей гостиной за то, что он осмелился нанести визит в неурочный час, и которого Синтия изгнала из своего сердца. Миссис Гибсон удивилась настолько, что сумела лишь пролепетать, что она не сомневается в том, что мистер Гибсон сделает все, чего желает ее светлость.

– Благодарю вас. Вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что и я не тот человек, и Тауэрз не тот дом, чтобы завлекать к себе гостей. Но в данном случае я склоняю голову: люди высокого положения всегда обязаны первыми оказывать уважение тем, кто прославил свое имя в науке или искусстве.

– Кроме того, мама, – вставила леди Гарриет, – папа говорил, что Хэмли владеют своей землей еще со времен, предшествующих Завоеванию[149], тогда как мы пришли в это графство всего лишь каких-нибудь сто лет тому. Легенда гласит, что первый Камнор заложил основы своего состояния, продавая табак при короле Якове.

Если леди Камнор и не переместила свою слуховую трубку и не стала открывать табакерку с нюхательным табаком, то отреагировала вполне сообразно этому. Негромким, но властным тоном она затеяла с Клэр обсуждение всех деталей предстоящего бракосочетания, кое продолжалось до тех пор, пока гостья не сочла нужным откланяться, не нарушая приличий. Она внезапно подхватила леди Гарриет и увлекла ее за собой в самый разгар восторженного описания всех прелестей курорта Спа, которыми та делилась с Синтией, поскольку новобрачные должны были заглянуть на курорт во время своего медового месяца.

Тем не менее накануне отъезда семейства Гибсонов в Лондон леди Камнор отправила очень милый презент для новобрачной: Библию и молитвенник в атласном переплете с серебряными застежками, а также комплект конторских книг для учета домашних расходов. В самом начале каждого гроссбуха леди Камнор собственноручно выписала недельные нормы потребления хлеба, масла, яиц, мяса и прочих продуктов из расчета на душу населения с указанием лондонских цен за каждый предмет артикула, так что даже самая неопытная домохозяйка могла проверить, живет ли она по средствам или нет, что миледи особо подчеркнула в записке, приложенной к этому важному, но несколько унылому подарку.

– Если ты едешь в Холлингфорд, Гарриет, то будь добра, завези эти книги мисс Киркпатрик, – сказала леди Камнор после того, как запечатала свое послание с аккуратностью и тщательностью, подобающими графине с ее безупречной репутацией. – Насколько я понимаю, завтра они все отправляются в Лондон на свадьбу, несмотря на то, что я указала Клэр на несомненную желательность сочетаться браком в церкви своего прихода. Она заявила, что целиком и полностью согласна со мной, но ее муж настолько загорелся идеей съездить в Лондон, что она не представляет себе, как можно возразить ему с точки зрения супружеского долга. Я посоветовала ей повторить ему мои резоны о том, что им не следовало бы устраивать свадьбу в городе, но, боюсь, ее желания не были приняты в расчет. Это был ее единственный, зато большой недостаток еще в те времена, когда она жила с нами. Она всегда была такой уступчивой и никогда не могла сказать «нет».

– Мама! – возразила леди Гарриет, и в голосе ее прозвучали лукавые нотки. – Ты полагаешь, что по-прежнему была бы столь сильно привязана к ней, если бы она говорила «нет», когда тебе хотелось бы, чтобы она сказала «да»?

– Несомненно, моя дорогая. Мне нравится, когда у каждого человека имеется собственное мнение. Вот только в основе моего мнения лежат долгие размышления и жизненный опыт, приобрести который имели возможность немногие, поэтому я полагаю, что всем остальным следовало бы с должным почтением позволить убедить себя. Собственно говоря, как мне представляется, лишь упрямство мешает им признать очевидное. Я ведь не деспот, надеюсь? – с некоторым беспокойством осведомилась она.

– Если даже и так, милая мамочка, – ответствовала леди Гарриет, ласково целуя обращенное к ней строгое лицо матери, – то деспотизм мне нравится больше республики, и мне придется стать тираном по отношению к своим пони, поскольку уже слишком поздно ехать в Эш-холт.

Однако, прибыв к Гибсонам, она задержалась у них настолько, что от поездки в Эш-холт вообще пришлось отказаться.

Молли сидела в гостиной бледная и дрожащая и сохраняла спокойствие лишь невероятным усилием воли. Она была там одна, когда вошла леди Гарриет; комната пребывала в полнейшем беспорядке, повсюду были разбросаны подарки и упаковочная бумага, картонные коробки и украшения.

– Моя дорогая, ты похожа на Ма́рия[150], сидящего на развалинах Карфагена! Что случилось? Отчего у тебя на лице столь мрачное и удрученное выражение? Надеюсь, бракосочетание не отменяется? Хотя я уже ничему не удивляюсь там, где речь идет о прелестной Синтии.

– О нет! С этим все в порядке. Но я вновь простудилась, и папа говорит, что мне лучше бы не ехать на свадьбу.

– Бедненькая моя! Это ведь твой первый визит в Лондон!

– Да. Но больше всего я переживаю из-за того, что не смогу быть рядом с Синтией до самого конца, а папа…

Она умолкла, потому что не могла продолжать, чтобы не расплакаться, чего ей очень не хотелось. Откашлявшись, Молли вновь обрела голос.

– Папа, – продолжала она, – так ждал этого праздника… хотел поехать в Лондон… и посмотреть… Ох! Я не знаю, куда именно, но у него есть целый список имен и достопримечательностей, которые он намеревался посетить. А теперь он говорит, что не может просто так взять и уехать, оставив меня одну на целых три дня: два – на дорогу и один – на свадьбу, и что на душе у него будет неспокойно. – В этот самый момент в комнату вошла миссис Гибсон, чем-то весьма недовольная, по своему обыкновению, хотя уже одно присутствие леди Гарриет способно было разрядить любую напряженную атмосферу.

– Моя дорогая леди Гарриет, как это мило с вашей стороны! Ах да, я вижу, что это бедное несчастное дитя уже рассказало вам о своем невезении. И как раз тогда, когда все идет самым замечательным образом. Уверена, что это было открытое окно за твоей спиной, Молли. Ты помнишь, как настаивала на том, что оно не причинит тебе вреда, а теперь сама видишь, чем это обернулось… Какая досада, что я не смогу сполна насладиться этим событием – свадьбой единственной дочери – без тебя, потому что я не могу и думать о том, чтобы оставить тебя без Марии. Уж скорее я пожертвую чем-нибудь сама, чем буду скорбеть о том, что ты осталась дома одна, без присмотра, больная и печальная.

– Уверена, что Молли сожалеет об этом больше всех, – сказала леди Гарриет.

– А вот я так не думаю, – возразила миссис Гибсон, благополучно пренебрегая хронологией событий, – иначе позавчера она не сидела бы спиной к открытому окну, когда я сказала ей не делать этого. Но теперь уже ничего не изменить. Папа тоже расстроен, но мой долг – постараться устроить все наилучшим образом и во всем видеть светлую сторону. Жаль, что мне не удается убедить ее поступать аналогичным образом. – Повернувшись к леди Гарриет, миссис Гибсон продолжала: – Но, понимаете ли, для девушки ее возраста пропустить свой первый визит в Лондон – сущее наказание.

– Дело не в этом, – начала было Молли, но леди Гарриет сделала ей знак помолчать и заговорила сама:

– Послушайте, Клэр! Думаю, что мы с вами можем все устроить, если только вы поможете мне осуществить план, который я составила. Мистер Гибсон пробудет в Лондоне столько, сколько пожелает, а Молли не останется без присмотра и заодно сменит обстановку и климат, поскольку это самое главное, что ей сейчас нужно, по моему скромному разумению. Я не в силах тайком доставить ее на свадьбу и показать ей Лондон, зато я могу увезти ее в Тауэрз, где буду сама ухаживать за нею и даже ежедневно отправлять бюллетени в Лондон, чтобы мистер Гибсон не беспокоился понапрасну и оставался с вами столько, сколько вам заблагорассудится. Что вы на это скажете, Клэр?