Крестовый поход на миры Саббат: Омнибус - Дэн Абнетт

Он снова сменил обойму, отшвырнув старую в щебень. Рядом с ним Дженкс и еще двое солдат тоже перезаряжали.

Они убьют столько, сколько смогут. Во имя Императора — а что еще они могли?

Информационные потоки сообщали, что битва была напряженной, зверской. Но она была так далеко. До него она докатывалась в виде неэмпатических всплесков информации, просто безэмоциональные каскады фактов.

Сальвадор Сондар покачивался в своей железной цистерне. Он абсолютно потерял интерес к испытаниям солдат улья. Все, что происходило на вратах Кроу и, что еще хуже, на Вейвейре, для него стало сумбурным сном.

Все, что действительно волновало сейчас верховного лорда улья Вервун, — это щебет.

Ракета сожгла рядового Фикса на месте и подбросила в воздух Ларкина. Он упал в гущу тел и щебенки, больно приложившись о камень — слух пропал, в глазах плыло, а любимая винтовка исчезла.

Ларкин поднялся. Он был с ребятами Корбека у ворот. Это было последнее, что он помнил.

Слух начал возвращаться. Он расслышал богомерзкие песнопения зойканцев, словно из-под воды. Лазерный огонь и стяги он видел, как пляшущие огни в дыму.

Прямо над ним показался зойканец, уставился на него своей жуткой маской-визором и пырнул штыком.

Ларкин увернулся и свалился со стены, с двух метров упав в слой обломков. Не обращая внимания на боль в спине, он выхватил серебряный танитский нож и набросился на зойканца, стоило тому показаться на краю баррикады.

Зойканский штык взрезал рукав Ларкина. Он опрокинул тварь на камни и всадил свой нож, пытаясь попасть в зазор между охряной броней.

Нож поддался, войдя прямо под шейной застежкой военного костюма. Зловонная кровь брызнула на руки Ларкину, обжигая почти как кислота.

Зойканец брыкался и дергался. Ларкин наседал, царапал, бил, всаживая нож все глубже.

Он и зойканец прокатились двадцать метров по каменному склону. Внизу ожесточенные усилия Ларкина сорвали с врага шлем.

Он был первым в улье Вервун, кто видел лицо врага как оно есть, без доспехов или маски-визора.

Ларкин закричал от ужаса.

А затем колол, и колол, и колол, и колол.

Вихрь лазерного огня налетел с запада. Зойканцы падали поверх своих флагов, взрывались громкоговорители со всей их музыкой. Корбек и его люди, пораженные, пробивались, чтобы поддержать подкрепление, с возобновленным упорством врезаясь в силы противника.

Девять взводов Вервунского Главного влетели в разбитые врата, возглавляемые комиссаром Каулом.

Каул направился в Вейвейр из Штаба домов сразу, как только все началось, и лишь сейчас, почти в полдень, он смог добраться до фронта. Не найдя связи с Модайлом или любым другим вервунским командованием, он силой личного авторитета и характера поднял вервунских солдат и повел их к воротам, прикрываемый людьми и танками Балвера.

Каул пел Имперский гимн во всю мощь легких и стрелял из штурмового болтера.

Части Севгруппских бригад Балвера следовали за ним, а Балверу хватило смекалки отправить часть восточнее, чтобы поддержать сдающие ряды танитцев.

Корбек не верил своим глазам. Наконец-то слаженные усилия. Он собрал оставшихся Призраков и вычистил восточный фланг врат от зойканцев. Его поддержка позволила Каулу добраться до самих врат, которые до сих пор, более часа, удерживали в одиночку танитцы.

Наступление трех соединений — танитского, вервунского и севгруппского — вытолкнуло зойканцев в наружные трущобы, под проливной дождь. Каул убрал свои части с дороги, чтобы танки Балвера закончили начатое и заблокировали врата — конечно, только после того, как комиссар попозировал для пропагандистских снимков, немедленно транслированных по всем информационным экранам улья. Каул, победоносный, в развороченных Вейвейрских вратах, Каул, расстреливающий неприятеля, Каул, высоко поднимающий стяг Вервуна над кучей камней. Солдаты Вервунского Главного, столпившиеся, чтобы помочь ему всадить древко знамени в землю.

В середине дня ворота удерживали полсотни танков из Севгруппской бронетанковой. Каул снова стал Народным Героем. Битва за врата Вейвейр завершилась.

На вратах Кроу, как только разнеслись новости о том, что зойканцев отбросили, сражение прекратилось. Нэш вздохнул с облегчением, когда противник стал оттягивать войска с оплавляющихся ворот. И все же распорядился продолжать обстрел.

Ни один из ликующих информационных экранов не упомянул потери: 440 человек из Вервунского Главного и 200 Роанских Диггеров на вратах Кроу, 500 вервунских терриконовцев вдоль Террикона, 3500 из вервунского Главного, 900 человек из Севгрупп и почти сотня Танитских Призраков на Вейвейре. Люди получили победу и героя, все остальное не имело значения.

Гаунт и его небольшая группа поддержки добрались до Вейвейра уже к концу схватки. Гаунт кипел гневом и решимостью.

Даур провел его окопами к Штабу Вервунского Главного, где полковник Модайл собирал людей и раздавал вокс-указания.

Модайл оглянулся, когда Гаунт ворвался в его укрытие, его лицо окаменело.

— Битва закончилась. Мы победили. Вервун празднует победу, — безучастно сообщил Модайл Гаунту.

— Я слушал вокс. Я знаю, что здесь происходило. Вы облажались, Модайл. Вы потеряли контроль. Вы прятались. Вы вырубили вокс-связь, когда вам не понравилось услышанное.

Модайл безразлично пожал плечами.

— Но мы победили…

Танитские солдаты зашли в штаб следом за Гаунтом. Даже помрачневший Даур обнажил оружие.

— Связать всех офицеров и взять под арест. И мне нужна запись всего вокс-эфира, — распорядился Гаунт. Призраки метнулись выполнять приказ, и офицеры Вервунского Главного непонимающе моргали, когда их связывали.

— Что это вы себе позволяете? — надменно поинтересовался Модайл. — Это мой командный пункт!

— И вы накомандовали что, а? Бойню. Вы поражаете меня, Модайл. Люди кричали, требуя поддержки и приказов, а вы игнорировали их. Я все слышал.

— Это был сложный случай, — сказал Модайл.

— У меня сложилась репутация, Модайл, — проговорил Гаунт, — репутация человека справедливого и честного, который хорошо обращается со своими людьми, поддерживает их перед лицом тьмы. По-видимому, такая репутация представляет меня мягким. Кажется, что я склонен понимать ошибки и прощать их. Некоторые вроде Каула считают меня слабым комиссаром, не готовым к решительным действиям, которых требует мой чин. Не готовым обеспечить дисциплину на поле боя, когда сочту ее ослабленной.

Гаунт снял фуражку и передал ее Дауру. Он неотрывно глядел на Модайла, еще не осознавшего, что происходит.

— Я имперский комиссар. Я воспламеню слабых, поддержу колеблющихся, направлю заблудших. Я буду всем для тех, кому я нужен. И я же — покараю без колебаний некомпетентных, трусливых, изменников.

— Гаунт, я… — начал Модайл.

— Комиссар Гаунт. Ни слова больше. Вы погубили много жизней сегодня.

Модайл попятился, внезапно с ужасающей ясностью осознав, что происходит.

Гаунт вытащил из кобуры болт-пистолет.

— Ради приличия, выбирайте: расстрел вашими же людьми или быстрая казнь.

Модайл заикался, у него сдали нервы, и он бросился бежать.

Гаунт прострелил ему голову.

— Будь по-вашему, — грустно сказал он.

Глава десятая

Потери

Через несколько лет своей карьеры я понял, что уже достаточно повидал. С того момента я повидал гораздо больше, но старался не принимать все это всерьез. Иначе просто не выдержать.

Главный военный врач Голека, после бойни на Августе IX

Судя по звукам, на Вейвейре разворачивалось настоящее побоище. Небо под Щитом вспыхивало отсветами взрывов, по всему улью разносился грохот. Это тянулось с рассвета.

Йонси жалобно хныкала и издавала всхлипывающие, чавкающие звуки. И так всю ночь. Тона не знала, как быть. Далин был угрюмым и тихим, в основном спал в дальнем углу мусорной пещеры.

Тона выползла из своей норы и осмотрела изрытые снарядами склоны. Внизу, в полукилометре от них, раскинулись огражденные забором и колючей проволокой казармы химзаводов Гавунды.

Там поселились эти иномирские солдаты, бледнокожие, темноволосые, с их черными одеждами и синими татуировками. Тона думала, что в ульях, откуда они пришли, синие татуировки тоже были знаками банд или символами ранга.

Она мечтала об их еде. Там, на складах, было заперто настоящее изобилие, достойное Императора. Она уже несколько раз засылала Далина воровать еду, но это становилось небезопасно.

Тона знала, что теперь ее очередь. Младенец был слаб и плакал. Ей нужно было сухое молоко и детское питание.

Около тысячи других беженцев прятались среди мусорных куч на пустырях на месте разбомбленных заводов, но она и не думала просить помощи. В улье Вервун сейчас каждый был сам за себя.